Когда я болею, я чувствую себя маленьким и несчастным. Я становлюсь жальче Белого Бима и Хатико. Обреченно смотрю я на градусник и читаю на нем, как приговор:37,2. Понимаете, 37.2? Вот и всё. Не надо слёз. Не надо траурных одежд.
Дети, дети! Подойдите ко мне! Когда меня не станет, живите в мире. Принесите мне прутики. Видите, я могу сломать один, но никогда не сломаю все...

А они такие, да, да, конечно, папочка, если бы ты знал, как мы заебались для подобных случаев прутики домой таскать. У нас на районе уже все деревья и кусты ободраны. У нас дома склад прутиков. Да, что там, у нас дом из прутиков и палок!

Я лежу, накрытый с головой под пуховым одеялом и мне хочется к маме. Мама, мамочка, мамуля, где же ты? Я так мало пожил, мне как жаль себя, несчастного и больного.

Таблетки? Какие к чёрту таблетки? Они всего лишь оттянут неизбежное.

Принесите мне стакан воды. Слышите? Я нарожал четверых детей специально, чтоб они мне принесли стакан воды. Во всяком случае все мне так говорили, молодец, у тебя четверо, будет кому подать стакан воды. Разве не для этого нужны дети? А для чего тогда, черт бы вас побрал, мне нужны дети? Принесите мне четыре стакана. Бегом! Все четверо принесите мне по гребаному стакану воды! Я обосцусь и умру счастливым в осознании, что вы у меня родились не зря.

37,2. Это серьезно. Я завещаю вам свои новые трусы "Кельвин Кляйн" и ноутбук со стихами. Больше ничего нет. Передайте внукам, что я был хорошим. Пусть знают это.

Блядь, что это? Температура упала. Ладно, поживу еще наверное немного. И не трогайте мой ноутбук. Сука, когда я болею я становлюсь капризным.