Это было задолго до одиозных игр и бессмысленных ристалищ…
– Сочи – город шашлычный. – изрёк однажды Сеня. – В Сочи масса расслабленных, мягкий климат, шашлык на каждом углу, нам туда. А здесь, – осень подступает.
И мы поехали – билеты на последние деньги. В дороге хотелось кушать, а пассажиры лопались от сытости и скучали, а передёргивал Сеня неаккуратно…
Попутчики вывели нас в тамбур, избавили от наличности, и, высадили на каком-то полустанке – на лету не разобрал названия, – наш скорый тут не останавливался.
Сеня был куда внимательней…
– Знаешь, чем милы мне городишки с вычурным названием из двух слов, и помпезным дефисом посерёдке? – спрашивает он из лопухов под железнодорожной насыпью.
Молчу, – укачало.

– Они провинциальны, и как булка изюмом нашпигованы простаками. Обманывать их приятно и безопасно, как пукать под носом спящей жены. – говорит он.
Я возразил:
– А Санкт- Петербург? Забыл как пукал от радости, когда тамошние простаки били тебя за карты в рукаве?
Сеня охнул, словно прицельно упал на голую бабу, а не в канаву:
– Ах, корюшка…Славный город Питер! Непременно туда вернёмся с пистолетом и зароем этих господ белой ночью. Я прочту над могилкой Блока, который конечно же им вставлял, как и культовая рыбёшка. Как же хочется жрать!

Мы уже давно сносно не кушали.
– А исключение, лишь подтверждает правило. Иди ко мне, помоги, – протез отстегнулся. – потребовал Сеня.
Помог подвязать на место отсутствующей левой голени деревяшку сомалийского корсара. Собесовский дорогой протез Сеня давно проиграл в карты. Как проебал голень? Скрывает, – боюсь, так же. Азартен, как чёрт.
Отряхнулись мы, репьи обобрали и направились знакомиться с местечком из двух слов и чёрточки...

– А главное, – развивает мысль Сеня, – люди тут верят в чудеса. Иначе, зачем они идут на концерт старушки, надутой в неприличных местах и трахающей пацанят, как не за чудом вечной молодости? – и указывает на афишу на тумбе.
Афиша обещала назавтра концерт певицы N.
Я пожал плечами, а Сеня трёт лоб: – Если не ошибаюсь, старуха рассталась с очередным трубочистом её заслуженного дымохода. Прекрасно…
Когда он трёт лоб – верный знак – беда поблизости.

– Дымоход давно народный. – говорю я. – Указ был. Не о пиковых старушках надо думать, Герман катала, а как до Сочи доехать. У меня тысяча в подкладке, – всё! Айда в городской парк, попросим у кого-нибудь взаймы кошелёк, и ходу отсюда.
Сеня покачал головою: – Поймают, отделают как повар отбивную.
– Как же быть?
Он беззаботно хлопнул меня по плечу:
– Не хнычь, а пойдем разыщем редакцию здешних кукурузных ведомостей иль красного телеграфа. Ну, что тут кидают горожанам в почтовый ящик в гигиенических целях. Есть идея, слушай...
Выслушав, я честно сказал: – Из редакции нас доставят в отделение.
А он раздухарился, притопнул деревяшкой:
– Обещаю, Федя, завтра мы покинем этот город в СВ, скупив в вокзальном буфете бутерброды и коньяк. До Сочи поедем как комсомольские бонзы эпохи застоя.
Кушать хотелось страшно, и я попросил: – Хватит о еде. Люблю коньяк, но в камере он не полагается. Зато налажен вопрос с горячим – люлями, которые не кебабы. Тьфу!
И так захотелось истекающего жиром люля на румяном лаваше, лучок колечком – до эрекции. Торчит, хоть фаршем облепи и на угли.
А Сеня успокаивает: – Не бойся. Говорить буду я, ты молчи и улыбайся, – будто тебя ждёт пухлая сдобочка.

– Об аппетитных дамах говорят – пухлая булочка. Или это не аллегория?!
– Не один тебе хуй, пекарь?
Я пожал плечами: – Один. Я столько голодал и не ёбся, что бабка с этикетки обезжиренного творога «Домик в деревне» кажется мне молочной феей повышенной сексуальности.
В молчании, отправились искать редакцию…

В офисе городского листка, редактор в одиночестве ужинал ногтями, лихорадочно соображая, чем заделать информационные дыры в утреннем номере, когда возникли ньюсмейкеры – мы.
Пока Сеня излагал нечистое дельце, я с тревогой наблюдал в маленьких глазках редактора большую работу мысли. Чем пристальней изучал он наши ветхие одежды и три пыльных башмака на двоих, тем холодней становился его взгляд.
Я понял, – сейчас кинется с кулаками. И кинулся, – как коршун блядь! Я прикрыл голову, Сеня воскликнул, упал, беззащитно воздев культяпку.
– Рад! – схватился редактор за протез, и трясёт что руку. – Спасли! Писать не о чем, а тут, вы. Даю скидку, – пятьдесят процентов, и видное место для вашего объявления.

Я опустил руки, с чувством одернул пиджак. Сеня выдернул у бешеного свою деревяшку, вскочил беззвучно матерясь, – чопорные приличия были соблюдены.
Газетчик предложил чаю, покуда подготовит договор на размещение объявления.
Сеня заполнил бланк липовыми данными, поставил закорючку, я выложили редактору тысячу. Вручая квитанцию, тот сладко улыбнулся:
– Ну-с, а где планируете пункт приема так сказать…хи-хи… спермочки?
От столь уничижительного упоминания благородной малафьи, и семени, меня покоробило как Сенькин одинокий башмак, а Сеня холодно промолвил:
– Да-с, нужен стерильный уголок с холодильником и рукомойником. Нет на примете?
– Ха-ха, чего проще! – обрадовался газетчик. – У нас подсобка пустует, вход отдельный, а холодильник мой забирайте, вон. Не маловат?
– Самый раз воду охлаждать. Жара-то какая – нога рассыхается.
А редактор опять ржёт:
– Воду? Ха-ха! А я думал спермочку, чтоб не заварилась.
В других обстоятельствах, Сеня отстегнул бы протез и отучил от лингвистических опытов этого любителя уменьшительно-ласкательных форм неприличного содержания.
А сейчас, он мягко и почти научно пресёк сомнительные шутки.
Любезный вы мой, говорит, хули ей будет, колхозной вашей малафьище мужицкой? Её кипятком не оглушить. Ты пораскинь гнилушками, – она из залупы поступает с температурой тридцать шесть и шесть, а на улице всего двадцать семь. С чего завариться, когда ей снаружи заебись, как с пивком в тенёчке у воды?
– Понимаю-понимаю, извините… – оправдывается тот.

Тут, Сеня и вовсе почуял себя уверенно даже без ноги, на фоне этого двуного без мозгов и говорит:
– Как тебя по батюшке? Наличности нет, всё на платиновой карте, а банк уж закрыт – ночь на дворе. Мы аренду за хибарку завтра отдадим, идёт, Саныч?
А эта жаба лапки молитвенно сложила и квакает: – Копейки не возьму. Только замолвите за меня словечко перед уважаемой певицей N. Отрекомендуйте. Я не курю, не пью, не женат, детей нет, триппером ни разу не болел. Посодействуйте, – очень миллион необходим. Сколько надо?
– Чего? – не понял Сеня.
– Спермочки.
– А-а… Ну-у, шмальни разок и довольно. А то знаю вас, из глубинки-то, – баклажку навалишь. Ух, жеребец, кровь с молоком! – и грозит пальцем.
Племенной от счастья так и прыснул в кулачок, – очочки, зубки вразброд, височки прыщавые, плешь, носик блестит. Приободрился, и: – Может, прям сейчас, того… шмальнуть?
– Нет. – говорит Сеня. – Поздновато шмалять. Утром. В утренней шмали головастик бодрей и жирней. Приноси завтра, в чистой баночке.
– Понял.

Я рот разинул. Тот, кто обязан нас раскусить с порога, и сдать властям, первый и заглотил крючок.
Сенька меня толкает, – хули ковш опустил, бульдозер? Подбери – портишь игру.
В объявлении-то мы что указали? Что певица N (та, с афиши), проводит конкурсный отбор суррогатного отца для зачатия ею ребенка. Победитель получает миллион рублей, и никаких обязательств. Требований особых к кандидатам нет: ЗОЖ, фото. Главное – сперма на анализ. Участие в конкурсе бесплатное! Взимается лишь почтовый сбор двести рублей на пересылку спермы в лабораторию г. Москвы. А мы, эмиссары звезды.
Ладно, показал нам редактор хибарку, хлопнули по рукам, распрощались до завтра.

На воздухе Сеня рассмеялся: – Что я говорил? – простаки кристальные. Дурень за нас всё сделал. Даже неловко – первый раз в жизни.
– Кабы завтра не побили.
– Этого быть не может.
– Почему?
– А вот завтра и увидишь… – подмигивает загадочно. – Ладно, айда на вокзал, уточним, когда прибывает певица. В зале ожидания и заночуем...

Даже по выходным городишко просыпался рано. В восемь уже завтракал и просматривал газету. В девять, мы открылись. Первым, по холодку прибежал редактор. Поставил тёплую труханину на стол, протянул Сене деньги.
Тот спрятал руки под стол: – На уголок положь. Примета, – у первого клиента бабки из рук ни-ни.
Газетчик кинул бумажки, суёт ладошку для пожатия, смеётся: – С почином!
Сцепив зубы, Сеня руку пожал. Едва редактор вышел, бросился к рукомойнику.
Я смеюсь: – Как ты, разъебай, будешь у людей бабки и анализ принимать? Ногой, – как обезьяна?
Перчаток-то нет.
– Принимай ты. Я квитанции буду выдавать. А рук жать не придется, увидишь…
И, правда, – с малафьёй потянулись дамы, – ни одного мужика. Стрёмно им, понимаешь ли, стыдно, – провинциалы, что с них взять. Сеня оказался тонким психологом.
Вереница мамок, жён, бабок, подруг, не прекращалась. Прибегала даже сиделка лежачего полицейского. Служивый хворал, – не вставал, но навалил как здоровый – дохуя с горкой.

К полудню, офис походил на пункт стеклотары. На жаре, запотевшие банки стали источать такие миазмы, – мухи забили на говно и слетелись к нам ебаться со всей округи.
Поезд с N прибывал в восемнадцать ровно. В семнадцать сорок, вывесил табличку «Прием окончен. Приходите завтра».
В семнадцать пятьдесят, едва мы собрались покинуть гадюшник, дверь отворилась, впустив неизвестного без баночки, но с пистолетом.
– П-приём о-окон-чен... – продублировал табличку Сеня, и так получил пистолетной рукояткой по уху, что лёг на торец вместе со стулом.
Изъяв бабки, бандит уложил меня в пол лицом – конец… Зажмурился. Вместо выстрела, телефонный звонок. Налётчик выслушал квакающую трубу, выругался, приказал:
– Подъём, дояры хуевы.
Мы встали – руки вверх, а он и говорит:
– Хозяйка передумала мочить. Я от певицы N, если не поняли. Ей вдруг интересна ваша тема. Будете катиться впереди неё, и загодя открывать представительство по сцеживанию малафьи, – нагонять ажиотаж перед концертами. Скандал наше всё. Выручка ей, малафья…
– Нам! – подобострастно подсказал Сеня. Кажется, пистолетная рукоять напрочь лишила его мужества. Или, пробудила самое низкое…
– …на элитный крем, пидор ты колченогий. – поправил бандит. – А вам оклад, ясно?
– Да, да!
– После концерта она ждет вас в ДК. Хочет взглянуть на вас, уродов, заодно обговорите детали сотрудничества. Не вздумайте свинтить. Спермочку в ведро, и с собой, ха-ха...
Посмеиваясь, человек вышел, унося почти семьдесят кусков почтовых сборов.

Первым опомнился Сеня, взвился от негодования:
– Чёрт возьми! За дураков нас держат? Разве из трухни варят крем?
– Не знаю. – говорю. – Но, была у меня одна страшненькая. Замучила, – спусти да спусти на портрет. Размажет, пальцы обсосет, стонет: «Я шлюха, а-а...». Но, краше не стала. Надо бежать.
– Ебанулся?! – всплеснул руками Сеня. – Зачем, когда всё охуенно закончилось? У нас будет работа, кров, пища, положение – всё о чём мечтали. Я не верю своему счастью, а он бежать!
Жрать хотелось нестерпимо.
– Ты думаешь…? Ладно, найди ведро, а я покуда откупорю эти аппетитные пресервы…



Зашли с заднего хода дома культуры. Сеня нес ведро укрытое тряпицей – редактор подогнал. А и не плохой ведь мужик.
Точно слепни возле аппетитной пизды потной кобылы, вокруг нас роились мухи. Труханина таки заварилась…
Сразу за дверьми ДК, дежурил скучающий громила с рацией.
– Куда?
– Мы к госпоже N. Нам назначено.
Он принюхался: – Что в ведре? Простокваша? Заебали с народной любовью…Сало тащи, огурчиков бочковых. Открой.
– Может не надо… – робко возразил Сеня.
– Открывай - открывай. Чего там?
Сеня убрал тряпку и брякнул: – Чего-чего…Сперма местная! Для элитного парфюма.
Громила не заметил, как проглотил десяток мух – так хохотал. Пока, не заглянул в ведро с порнографией… Агромадный качок, отпрыгнул как козленок. Вызвал подмогу.

Спустя минуту выяснилось, – нас не ждали, но охуенно нам рады и наслышаны про искромётную акцию, – зрители засыпали растерянную звезду вопросами про суррогатное отцовство и конкурс.
Налетчика, который забрал бабки, в её команде никогда не было. Гоп-стоп.
Вызвали полицию. Свидетелей хоть отбавляй, а в ведре, – на треть брутальнейшего вещдока…
Как Сеня и обещал, у нас появилось всё о чём мечтали: работа – шьём тапки, кров – барак, пища – паёк. Положение…? Определенно, оно есть, – все хотят сдать нам сперму…
Ужасно короче. А тут, меня еще и осенило. Когда тот, с пистолетом грабил нас, он сказал: «Спермочку в ведро…». Спермочку! Я понял, чей это человек, и кто стоит за нашим фиаско – редактор. Да-да.
Его холодный взгляд, – он же решил нас использовать с первых секунд знакомства. Все просчитал наперёд. И вот, – у него деньги, у нас срок. Он чист, мы в дерьме. Охуеть кукурузные ведомости, Сеня! Красный телеграф тебе в зад.