Пупкин заговорщицки. Там какой-то благотворительный бал — в рот его ебал!- в соседнем детдоме. Давай, сходим винища, водяры и прочего денатурата покушаем от души на халяву!
Да, где бал, а где мы?
Ну, не бал, а как сейчас говорят,  пати -в рот её ебати!- по поводу ремонта спорт-зала. Там никто никого не знает,  а нам только и надо! Будем ходить, будто меценаты-богачи- заеби тебя хачи!- да канапе с икрой ложками жрать да текилой запивать.
Так у меня и костюма нет.
Так вечеринка  костюмированная! Значит можно любую хуйню напялить на себя под видом костюма!
Да у меня и напялить нечего из костюмированной хуйни!
Так,  ты напяль мундир дембельский, а я — рыбацкий!
А прокатит?
Да 146%! - ты видел как сейчас бомонд одевается? Скоморохи бы с ходулей пизданулись!
А этот как его — фейс-контроль?
А фейс-контролерам скажем, что мы из РОНО и из РВСН!

Все были в строгом — в смокингах, фраках и только двое – Абармотов с Пупкиным  выполняли роль весёленького пятна на фоне серости провинциальной бизнес-жизни. И Полонский Сергей Юрьевич, оказывается,  служил в ВДВ.
Народу было немного. Все, как один, меценаты. Местного разлива. Но водку халявную жрали, как  быдло. А её, родимой, было дохерищи! Правда — Довгань. То ли это взнос натурой, то ли контрафакт, то ли конфискат. Но один хуй ужрались все основательно. И вообще друг друга узнавать перестали, зато зауважали безмерно. Было весело. А вот с благотворительными фрикциями что-то  шло туго.
Тогда.
Директор детдома завучу: Звони Обаме. И давай сюда самых блядовитых. Для дорогих гостей.
Завуч: Саркози, блядь!
Директор: Давай-давай, Меркель йопана!
Завуч: Господа меценаты, сюпрайз!
Тут понеслось с новой силой:
Попойка, братание, лобзание, девочки на коленях, потом девочки на коленках.

Очнулся Абармотов лежащим на матах в углу объемного гулкого помещения со шведской стенкой в головах. Что-то твердое и холодное упиралось ему в голый живот. Абармотов диким насилием над волей сфокусировал разбегающиеся за пределы реальности глаза и увидел тонкую  шею с кровавой полосой и коротко стриженную рыжеватую кудрявую голову с застрявшим в одной из кудряшек  презервативом - словно папильотка. Абармотов похолодел. Да, что там похолодел – просто сдох от  ужаса и  обосрался. Он кого-то вчера изнасиловал и  придушил! Или придушил и изнасиловал!? Он потряс  криминальный труп за плечо. Плечо было  теплым, оно ответило встречным толчком. Жив, жив! Жив? Или ЖИВА?  Абармотов  сунул  дрожащую руку за шиворот футболки своего визави и с облегчением нащупал небольшую приятную грудь. Дыхание запустилось. Чтобы совсем успокоиться, Абармотов засунул и вторую руку за шивотрот незнакомке и стал в счастливой задумчивости по-македонски наминать  холмы Венеры. Соски начали твердеть. Вместе с ними начал твердеть и нефритовый хуй Абармотова.
Потом секс. Минет. Снова секс. Снова минет. Потом початый Довгань из горла на двоих.

Выходят обнявшись из школы.
Мужик с собакой. Обсирают напару придомовую территорию.
Девка: Ой, Мухтарчик.
-Осторожно, может укусить.
-Да, я с ним еще в  садике играла! Мухтарчик!
-Ну, так это семь лет, почитай, прошло, он мог и забыть.

Абармотов. Какое-то зловредное членистоногое начало копошиться в левом полушарии Абармотовского мозга, вызывая неясное беспокойство… Семь, семь, семь…Семь лет назад это существо еще ходило в садик… В садик ходят до семи лет или до шести.
Абармотов испытал отчаяние от законов арифметики. Он мечтал открыть новые системы исчисления и бытия. 7+7=14. Четырнадцать! И это еще в лучшем случае! – взвизгнуло все его существо.
А правое полушарие ехидно подсунуло под нос грязному растлителю неаппетитную картину пития собственной мочи, посыпания повинной головы - не пеплом - а калом и под конец забило осиновый кол в трепещущее сердце картинкой ржавой решетки и отдаленным рефреном «Встать суд идет!». Под гулкие удары в висок: какие-то грязные грубые руки хватают его за жопу «Сымай, портки и расслабь булки, сука!» И чтобы окончательно добить – скинуло на сетчатку картину  наложения большой печати в багровых тонах  -  отлетающий под тесаком хер с яйцами, фонтан крови и… занавес МХАТа имени Антона Павловича Чехова с улетающей с него нахуй птицей счастья.
Абармотов сдавленно пукнул.
И не попрощавшись, по-английски  сиганул в кусты сирени и на второй космической скорости, как супер-мен сметая всё и всех на своём пути,  устремился домой.

Дома его, к счастью, не ждали борцы с педофилами во главе с Марцинкевичем.
Но это могло быть лишь вопросом времени. Времени автопробега  Москва-Плинтусинск.
Абармотов забился под одеяло. И затаился.

Бал костюмированный — вдруг его не узнают, тем более на обложках Форбса Абармотов в дембельском мундире не засветился! Может, обойдется?!

В дверь требовательно зазвонили. И заколотили.

В животе у Абармотова что-то гулко оборвалось и молнией отдало в голову…
Он вздрогнул всей нервной системой.  Вздрогнул... и помер.


ПС. 
А в дверь звонил очнувшийся от благотворительности Пупкин. Такая ведь сука!

ППС.
Конечно же, Абармотов не мог умереть. Вы, возможно, спросите, а как же Червяков?
Да и хрен с ним с Червяковым! А вдруг я когда-нибудь снова захочу написать подобную херню  про Василия Ивановича Абармотова. Незадачливого распиздяя и придурка.

ПППС.
И да! Вы успели осудить педофила Абармотова  В.И. (ст.134) Да? А с чего вы  тоже решили, что садик — это обязательно детский сад?

Xxx. Тока што (с психитческим растройством жылудка)