"Дожилась! На старости лет в люди пошла!"
Tак я говорила сама себе, яростно втыкая прищепки в кальсоны и прочие вещи ни в чём не повинного Леонардо, которому осталось жить всего-ничего на Этом Свете потому, что он мочился кровью и у него обнаружили рак, а я, урождённая Аненкова, бывший доцент одного подмосковного университета, княгиня, а по-итальянски "принчипесса", ухаживала за этим капризным стариком и жила с ним в его доме и не имела права даже включить вентилятор тем невыносимо жарким летом, когда многие сердечники и просто старые больные люди мёрли, как мухи, от небывалой, даже для Италии, африканской жары.

Я надеялась, что Леонардо доживёт до конца месяца и я смогу спокойно доработать и уехать из этой страны навсегда после трёх лет моих мытарств там, где я решила заработать денег на старость, и где я прошла через ад, о котором я даже не подозревала, когда оформляя отпуск, сказала нашему ректору:"Арнольд, я еду в Италию по приглашению моего бывшего студента, а потом я "линяю", и Арнольд всё правильно понял и не стал задавать лишних вопросов потому, что все знали, что, несмотря на мой преклонный возраст и внешность божьего одуванчика, я - дама очень решительная и поэтому окружающие очень меня уважали, а многие даже боялись, а ещё многим очень нравилось как аристократически я произношу матерные слова, и иногда меня даже просили:"Надежда Сергеевна, заругайтесь пожалуйста."

Я привыкла открыто материться в Италии, прекрасно зная, что ленивые к изучению иностранных языков обыватели, не понимают, что я матерюсь, особенно, когда с беззащитной улыбочкой на моём интеллигентном лице я говорила Леонардо, который торопил меня домой из парка, в его душную квартирку, а мне хотелось просто выкурить ещё одну сигарету на свободе:"Ну что? Пойдём домой, сука?", а он радостно кивал повторяя:"Андиамо а каза! Андиамо!"

По-вечерам в тот парк приходила Алина, единственная из всех, с кем мне нравилось общаться здесь, но она называла меня "Надька Сергевна" да ещё на"ты", что меня очень возмущало и я не раз говорила ей о неуважении к моему возрасту, ведь ей тогда было 45 и она годилась мне в дочери, а она отвечала:"Да, ты - моя "мамка", Надька Сергевна, но если мы -подруги, то причём тут уважение к возрасту?"

Я сразу выделила её из массы "западэнок", которые предпочитали в свободное время окупировать одну и ту же скамью под раскидистым кедром в парке "Вилла коммунале".

Я увидела её в отдалении от этой гоп-компании, сидящей на парапете, с небольшой спортивной сумкой, и я поняла, что она только что приехала.

"Западэнки" не обращали на неё никакого внимания, а я сразу же подошла и увела её в глубину парка, где меня ждал Андрей, который уже сбегал в ближайший супермаркет, и мы прекрасно пообедали хлебом с колбасой, запивая всё это великолепие белым дешёвым вином из пластиковых стаканчиков.А потом я попросила у Андрея сигаретку и мне было так хорошо покурить и пообщаться с теми, кто говорил на одном языке со мной.

Я приходила на Виллу по-утрам потому, что мне некуда было деваться в течение дня, когда я работала по-ночам с одной старой адвокатессой, которая постоянно подрывалась куда-то бежать, и я не спала, а наутро приходила итальянка и мне приходилось коротать дни на улице и питаться в благотворительной столовой, куда уже до полудня выстраивалась огромная очередь бездомных страньеров и нищих итальянцев, и когда эту столовую открывали, то все они, толкаясь и ругаясь каждый на своём языке, опрокидывали деревянный барьер чтобы первыми втиснуться в узкую дверь, а меня спасало лишь то, что туда приходил Андрей, который умудрялся провести меня через толпу этой черни так, чтобы мне не поломали мои старческие кости, и при этом он вёл себя со мной как галантный кавалер и я чувствовала себя дамой, а не жалкой старухой-эмигранткой на той помойке, куда я "слиняла" по собственному желанию.

Мой великий и, почитаемый пролетариями предок, декабрист Аненков, вероятно с презрением взирал на моё унижение с небес, не осознавая, что это он был виноват в той "искре", пламя, возродившееся из которой, уничтожило семью его потомков со стороны Ордын-Нащёкиных, последней представительницей которых была девочка Надя, жившая в ужасающей нищете в коммуналке со своей матерью, овдовевшей после расстрела мужа, униженная и сломленная нищетой и безысходностью, после экспроприации всего нашего имущества.

Когда Алина купила у одной одесситки свою первую работу с одним старичком-инвалидом, в доме которого она жила и заботилась о нём, как о своём отце, я стала приходить к ней после моей ночной работы и это было такое блаженство обедать вместе с ними...я уже не помнила, когда я ела что-нибудь домашнее...а потом Алина укладывала меня поспать на свою кровать, благо, что старичок не возражал, и я с благодарностью говорила:"Ангелы летают в этом доме".

Я так и не вышла замуж, хотя в молодости мною восхищались мои однокурсники и называли меня француженкой, и трое из них одновременно сделали мне предложение, но я отказала всем троим потому, что мне было мучительно стыдно привести кого-либо в моё убогое жилище, чтобы получить благославление моей матушки княгини Аненковой, а когда я получила диплом переводчика с французского и немецкого, меня вызвали в то место, одно название которого вгоняло меня в панический страх, и предложили работу в московском "Интуристе", но я, дрожа всей мoей жалкой душонкой, отказалась, сказав, что руководство моего института уже оформило меня на преподавательскую должность, что, к счастью, было истинной правдой, и они оставили меня в покое, но страх того, что я - "под колпаком", не отпускал меня всю мою жизнь, и, даже в Италии, я панически боялась властей и еле сдерживала себя чтобы не бежать, сломя голову, когда издали замечала людей в форме с широкими красными лампасами на штанах, которую носили карабинеры.

Я боялась всего и всегда и искала тайный смысл сказанного моими знакомыми при случайной встрече, я боялась представителей властей всех стран и народов, но я "слиняла"!
Я сделала это!
Шестидесяти пятилетняя професcоресса, которая после гостеприимного приёма моего бывшего студента и посещения всех достопримечательностей Рима, купила билет на поезд в южном направлении и вышла наугад на станции небольшого городка, очень надеясь, что никто не будет меня там искать, а потом я не знала куда мне идти и пила водку с бездомными поляками в заброшенной школе, где они всегда ночевали, и очень боялась, что ночью они меня ограбят и убьют, но поляки не ограбили и не убили меня, а наутро отвели в тот парк, где всегда собирались "наши".

После краткого знакомства с "нашими", я уже никогда не подходила к "осиному гнезду", которое свили в том парке те, кто не знали никаких других развлечений кроме как сплетни и поиски "италийцев" чтобы те "помогали" и возили их на своих машинах к украинским автобусам по-выходным.
Я уходила в глубину парка, где коротали день мои бездомные поляки, а вечером мы снова шли в заброшенную школу и спали на матрасах, которые мои новые знакомые притащили со свалки, и пили водку чтобы не замёрзнуть, а когда однажды Чешик предложил мне сигарету, я наконец-то почувствовала неизъяснимое успокоение и , с первой затяжки, я поняла, что уже не смогу обходиться без табака.

A через неделю, когда внешне я уже ничем не отличалась от моих бездомных друзей и с ужасающей ясностью видела бесславный конец "слинявшей Аненковой", ко мне подошёл старый вдовец Анжело, который прогуливался в парке со своей толстой пушистой собачкой, и позвал меня грязную, вонючую и больную к себе домой, а ещё через неделю пришли все его многочисленные родственники и даже приехал его брат из Парижа, который сказал мне по-французски, что Анжело просит моей руки!

Анжело...его имя означало "ангел", если бы не он...но я отказала ему тогда, а вечером, когда все ушли, он гонялся за мной вокруг стола и пытался поцеловать, а я, как какая-то гимназистка, убегала от него, но он настиг меня, а когда я уклонилась от его старческого рта, то он резко и профессионально ударил меня обеими руками по ушам и я потеряла сознание.

А потом был вдох нашатыря и я поняла, что лежу на полу, а Анжело держит мою голову у себя на коленях и плачет, а я сказала ему по-французски:"Ты работал в тюрьме?", и он понял...я увидела как в его глазах промелькнула растерянность...и той же ночью я сбежала от него в чём была, прихватив лишь мой паспорт и остаток денег, а Анжело, обезумев, искал меня по всему маленькому городку, когда я спряталась от него в госпитале, куда отвели меня мои поляки, и куда меня сразу же положили с нервным потрясением.

Прошло 3 года и я всё ещё была жива и даже регулярно отсылала заработанные деньги на мой банковский счёт в Россию, и всё это устроилось благодаря Анжело, который смирился с моим отказом и неизменно помогал мне в поисках лёгких работ среди итальянцев, а вскоре, по моему совету, он женился на одной украинке, которая всегда благодарила меня за то, что я уговорила Анжело жениться на ней.
Hо когда я приводила Леонардо на вечернюю прогулку в один маленький парк, где низенькие круглые фонари, зажигаясь по-вечерам, сквозь листву розовой мимозы, необыкновенным образом покрывая каменные скамьи редкой красоты восточными узорами, там, в том парке, Анжело всегда выбирал место напротив и незаметно, как ему казалось, неотрывно глядел на меня, а Алина, которая приходила туда увидеться со мной, всегда говорила:"Надька Сергевна, Анжело глаз с тебя не сводит, ну и дура же ты, что отказалась выйти за него!", да...я и сама уже знала, что я - дура, но было поздно что либо менять.

В конце августа я уехала в Россию навсегда и Алина рано утром пришла и проводила меня на поезд, который вернул меня в Рим из фантастического приключения княгинюшки Аненковой на родине искусств Италии, где меня уже ждал мой бывший студент с огромным букетом цветов, a вскоре, в Роcсии, после двухнедельного отдыха в Анталии, я занялась поиском новой квартиры в хорошем районе.

Я твёрдо решила забыть мою "одиссею" и удалила все итальянские номера из моей мобилки, однако через пол года мне позвонила Анна и сказала, что её муж Анжело скончался и теперь его родственники судятся с ней за его квартиру, а когда Анна спросила у меня если я хочу передать привет моим друзьям, которые остались в Италии, я ответила ей:"У меня нет никаких друзей в Италии" и всё.

Я больше не желала помнить мою жизнь там потому, что моя настоящая жизнь только начиналась и мне сделал предложение мой любовник, еврей Женька Губерман, который овдовел после благополучно прожитых двадцати пяти лет в браке с моей лучшей подругой Элеонорой.

*****

Однажды я сказала Алине, что в Италии друзей нет. Есть только люди, которые используют друг друга чтобы выжить, а она сказала :" Надька Сергевна...я и Андрей...мы - твои друзья...мы не используем тебя...а ты что же? Используешь нас, чтобы выжить, да?"

Я не помню моего ответа...