1.

Гонзик щас вообще чай не пьет. Никакой - ни зеленый, ни черный, ни с травками. Почему - давняя и печальная история, и в некотором роде аутентичная. Да, аббажаю модные малопонятные слова. В общем дело было в аутентичных горах дикого Горного Алтая. Так то горы Алтая сами по себе для каково нить маасквича дикие ебеня. Дело ж было в местах, которые сами алтайцы считают ебенями. Гонзик, обычный чувак с судимостью, вострил в тот период своей творческой биографии лыжи то ли из тюряги, то ли бежал от злобных коллекторов, поскольку неожиданно узнал, что еслив не отдавать давно проебанный с блядями и водкой кредит скучьным дядям в чорных смокингах, то почкам становица больно. И как любой городской еблан, считал, что если где скрываться, так в диких ебенях. Потому примету - чем дальше от метро, тем ближе к медведям понял тока тута.
В общем, пошастал чувак по горам Алтая, поголодал, померз, в итоге выбрался к пустому охотничьему домику. Тут ставят такие избушки как раз для путешественников - чтоб отогрелись, отдохнули. Заходи любой желающий в общем. Сожрал Гонзик там оставленные кем-то сухари, распотрошил аптечку в поисках нештяков и захавал весь просроченный валидол, потому что тот сладкий, а сам он еблан. Сидит, кайфует. Тут слышит - "тыгыдым-тыгыдым". Местный алтаец мимо ехал на лошади и еще одну вел с мешками. Остановился, зашел в избушку, поздоровкался, поставил свой груз в углу, мол, лошадка заводная захромала, пойдет порожняком, а за мешками он потом заедет. Далее присмотрелся к тощей морде Гонзика, выложил еще на стол две булочки и одну печеньку. Типа, пожри сладкого, мож рожа раскривится.
- А чай есть? - спрашивает с надеждой Гонзик, потому что был не дурак чифирнуть.
- А чая нету. Есть травки: зверобой, мать-и-мачеха, душица.
Но пить травяной сбор Гонзик отказался напрочь. Тогда алтаец, что представился Васей, положил небольшой корешок на стол. Типа, это золотой корень, заваришь, попьешь, голова сразу ясная станет и силы прибавятся. С тем и свалил, пообещав за мешками приехать через пару деньков, как с делами разберетсы.


2.

Алтаец Вася свалил, а Гонзик заварил золотой корень в виде чаю. Попил - вроде да, немножко бодрит, но не как чифир. И полез в мешки алтайца, поскольку был еще тот опездало и любил в чужих вещах ковыряться. Залез, а там мать мая алтайская! Корешки в ассортименте - вонючие и злоебучие, красные и чорные, как мочалки и в виде человечячьего хуя. Ну он их надергал и в кастрюлю, которая чайником служила. Залил водой и давай кипятить. Кипятит и жадново алтайца материт, типа не мог сам отсыпать корешки покайфовее, все за нево делать. Думает, еслив его с одного корешка так взбодрило, с кучи то конкретно таращить будет.
Ну чо дальше - выпил чашку зелья свежесваренного. Сидит, ни в одном глазу. Тогда еще накатил. Нихуя. Он со злобы всю кастрюлю осушил и понес выбрасывать вываренные корни.
Только дверь открывает, оттуда поезд сука! Здоровенный, зеленый и мимо покатил. А на нем куча свинок тусуеца. Водку пьют, ебуцо по-свински, прямо в вагонах. И песни поют жалостливые. Хэзэ, мож украинские свиньи, патриотичные все из ся, ни часу без гимну. А в тылу последнево вагона стоит рыжая вагоноважатая топлесс, с прыщавыми сиськами на голое тело, и ему водку показывает, мол, будешь?
- Буду! - кричит Гонзик. Следом за ней кинулся, ебнулся об стол, лежит, ахуевает. И тут слышит - кто-то у домика в яме с отходами копается, старыми консервами бренчит. Выглянул, а там медведица молодая. Внезапно же что-то ударило Гонзика, ну прямо в сердце, после чего отдало меж ног. Хрен едва не задымился при виде лоснящейся мохнатой задницы зверюги. И он (Гонзик, не хрен) понял что любит медвежку всеми фибрами души, то исть, переводя с поэтического - дико хочет выебать. Он стал красться к ней. Медведица его заметила, повернула морду. А тот продолжал подходить, зачем то доставая хуй(с). Заприметив, что будущая секс-партнерша как бы в нерешительности и может удрать, заговорил.
- Мааашаааа, я тебя так хочу... Ну иди ко мне, глупенькая, я тебя приласкаю!
У Маши так то когти что у Фредди Крюгера, а зубами сгущенку жует прямо в консервной банке, но при виде уебана с дымящейся шишкой и твердым намерением во взгляде на счет нее, зверюга нервно чихнула и с ревом помчалась прочь, басом зовя маму, то бишь будущюю тещу Гонзика, если догонит и выебет и та залетит. Доскакала до кедра, залезла туда, а Гонзик снизу стоит, смотрит на ее жопу и дрочит, пуская слюну от сладострастия.
А потом ему вдруг постучали с нижнего поддону. То бишь так сильно кишку посрать скрутило, что он едва успел содрать штаны, чтоб не обосраться на глазах у любимой. Скрючился такой, срет, в то же время и дрочить остановиться сил нету.


3.

И вроде все уже высрал: и сухарики, печеньку, и булочки, и валидола пачку и даже плохосваренного бурундука. Который вчера ебнулся с дерева на камень и от того расплющился в лепешку, а Гонзик шел мимо, подобрал, сварил и схавал. А срать все равно хочеца.
Сидит такой Гонзик, срет, вокруг него сказочьные гномики хоровод крутят и весело поют песенки Джамалы и группы "Серебро", медведица им в тему подвывает на дереве. Ну и он сам в такт хуй наяривает, остановица не может. Такая вот волшебная ночь у чувака выдалась. Потом он понял, что все канешн заибца, но как бы последние кишки не высрать и начал мелкими раскорячьими шажками к речке выдвигаться. Не переставая срать.
В общем, так его алтаец Вася и нашел - по срачьим следам. Сидел Гонзик на камне у реки, черпал воду намозоленными ладошками, глотал, и она тут же вырывалась фонтанчиком из задницы.
Еле откачал его алтаец, положил на нары в охотничьем домике. А сам опять погнал по своим делам, при этом притащив новые мешки, а старые забрав.
Очнулся Гонзик и опять в мешки полез. Ибо еблан, куда деваться. А там ну натурально ж чай, уже ни с чем не спутаешь! Черные такие гранулы. Сгреб и бахнул в кастрюльку и ну мутить чифир.
Прикатывает алтаец Вася и видит, что Гонзик устроил чаепитие. Где, спрашивает, чай взял? Тот на мешки показывает и ругаецо ищо. Говорит, ты, Вася, какой то чай приволок бракованный. Ваще не торкает. Вздохнул грустно Вася.
- Не везет тебе, парень, - говорит. И давай пространно рассказывать историю. А Гонзик слушает да прихлебывает чаек. Вася же говорит так:
- Ты б блин, укурок, хоть спрашивать, прежде чем сука чужое хавать берешь. Я не просто Вася, я научный сотрудник Питерского институту. Научную тута работу веду по психоактивным веществам. И ваще по слабительным и которые мужскую силу дают охуенную корешкам попутно. А поскольку бабосав научным сотрудникам дают с гулькин хер, еще и ферму замутил по переработке мясных отходов в землю для цветочной рассады. Мне местные животноебы с мясокомбината притаскивают отходы на утилизацию. А у меня куча особопрожорливого калифорнийского червя. Они всю эту тухлятину жрут, высирают и получается заибатый грунт для цветочков. Везу потом в Бийск, там по 10 рублев сдаю, а они уже пакуют и в Новосибирск продают по 50 рублев.
Гонзик опять отхлебнул чая и спрашивает.
- Ты проще говори, к чему базар-то ведешь?
Не вытерпел уже Вася и как крикнет:
- Да к тому, чифирщик ебаный, что выплюнь уже изо рта червячные какашки!
Посинел Гонзик, позеленел, потом покрылся пятнами и поскакал обдолбанным тушканчиком из домика - блевать.