В Париже играл оркестрик, маленький как муравей.
Один музыкант был русский, другой музыкант еврей.
Русский воевал в 45-ом, еврей Бухенвальд пережил...
Русский остался русским, еврей таким же как был.

Люди бросали им мелочь и дальше по улице шли.
Цокали в такт по брусчатке, женские каблучки.
Мимо шагал мужчина, примерно лет тридцати...
Он услыхал эту песню и тихо слезу уронил.

Вспомнил окопы, танки... Как воевал в тылу.
Достал из кармана бумажник, пожертвовал пару купюр.
Потом постоял и подумал, смахнул рукавом слезу.
И пошагал на Монмартр, показав еврею «козу».

Стояла чудесная осень, примерно конец октября.
Каштаном жаренным пахло, погода чуть выше ноля.
В Париже играл оркестрик, маленький как муравей.
Один музыкант был русский, другой музыкант еврей.