В преддверии великого праздника Победы нет нет а вспоминаю я своего деда. Антон Лукич Огурцов. Те времена когда люди не по рассказам и хроникам киноленты знали что такое есть война, враг, крик в атаку, сто спирта в окопе и рукопашный на касках.  Да, были люди. И именно из них складывалась наша история.

Тогда я был сопливым пиздюком. Пионэр, авоська, в одни руки, временные трудности. Городской взрыв. Целые батареи типовых домов захватывали унылые пригороды. Многоквартирные исполины на месте сельских кладбищ и огородов. Бетонная пыль и самосвалы. Радующиеся дети в неохраняемых котлованах. Пьяные рабочие и газетные стенды с красными подчеркиваниями. Это было наше фсьо.
В старой избушке, посреди строящихся многоэтажек и жил мой дед. Он методично продолжал высаживать хрен и лучок в своем огороде, и слать в пизду начальников из хуйпаймикаких контор, пытавшихся всеми правдами и неправдами отжать у старого ветхого старика такую же старую и ветхую жилплощадь. Дабы возвести на этом месте очередную убогую бетонную коробку. Чувствовал Антон Лукич в этом какое-то наебалово. Хоть и не было у него высших и средних образований, а только 3 года приходской школы. А все ж таки башня у него крутилась в нужном направлении. Да и как по другому. Протопал мой дед всю войну. От Москвы до Берлина и обратно. Тут уж хочешь не хочешь, жизнь заставит.
- Вот видишь, Федька, вот мой дом. В нем бабка твоя жила. В него я с войны вернулся. В нем мать твою ремнем гонял по грядкам. За него на фрицев бежал по ничейке. Помирать скоро, куда я перееду. Ты свеклу то принес мне, дружочек.
Надо сказать что дед у меня был известным в нашем районе кулинаром. Варил самогон. Преимущественно из свеклы. По фирменным рецептам царского стола. Доставшимся от покойного прадеда, разнорабочего сибирских рудников. Местная алко интеллигенция давно присвоила избушке деда три мишленовсих звезды и регулярно наведывалась за новой порцией косорыловки. По убеждениям дед был ярым коммунистом, но в работе применял исключительно капиталистические законы. Есть деньги – получите распишитесь, нет денег – получите хуй с маслом. Оптовым клиентам мог и семечек насыпать лукошко, в виде бонуса.

Ну и естественно мишленовские звезды просто так с неба не падают, заслуга в том была так сказать орудия производства. Самогонного аппарата тобишь. Его дед смастерил сам. Из трофейных фашистских кастрюль. Таких блядь с орлами и черепами. И толщиной стали как у королевского тигра в сорокпятом. Когда заходил разговор, дед всегда вспоминал ту спецоперацию где он положил полк сс из своего ппша, закидал гранатами вражеский дот, ну и собственно позволил нашим танкам пробить линию обороны противника. Награждал его лично Жуков. Так и сказал «– Вот тебе, дед, в награду за твою доблесть машинка зингер, аккордеон вельтмайстер и набор кастрюль из крупповской стали –Служу Советскому Союзу!!!» И стоял этот трофей на самом почетном месте, в красном уголке, под бабкиными образами. Верующая она была очень. Ну а дед коммунист не принимал, но и не осуждал, любовь то была. Даже после ее смерти снимать не стал, как память.

Вообщем отдал я деду свеклу и сахар и уматал на улицу с пацанами играть. А дальше все со слов деда. Начал он готовить свое зелье. Как он этот процесс называл - свекольное побоище. Свеклу помыл, почистил, ножом порезал, вариться поставил. Работа кипит. Стол весь в этой свекольной хуйне, аж на пол капает. Руки тоже. Что бы окончательно не обговняться, дед фартук надевал, такой большой брезентовый. Он его на рынке у мясника за бутылку выменял. Ну фартук тоже жизнью был потрепан, но зато одежда чистая. Свекла доварилась, он ее через марлю прогнал, черпаком пробу снял, все заебись, только лицо все в свекольном отваре. Ну и в аппарт это все залил и на плитку электрическую. Все, погнали наши городских, через трубочку в пятилитровую банку. Вонища конечно жуткая до слез. Но дед привык.  А что бы не скучно было, он себе стаканчик первача оформил, и перед окошком боевую юность вспоминать. И смотрит ползет тут к нему очередная делегация по поводу выезда из дома.

Три человека. Две тетки: одна постарше лет за пятьдесят с портфелем, другая совсем педовка только что из института с букетиком гвоздик, и мужик какой-то приблатненный с волейбольным мячиком. Как потом выяснилось физрук из соседней школы. Его взяли так сказать для усиления общего антуражу, ну и что бы от пиздюлин защитил если что. Вообщем вваливается вся эта шобла к деду в комнату без спросу и без стуку и тихо начинают охуевать. Особенно та что помоложе. У мужика то вообще первое время от выхлопа глаза парализовало, он мог видеть только что сиреневый туман и образа, которые в углу над дедом висели. Все-таки спортсмен, больше привык на свежем воздухе с лыжами и свистком. У теток иммунитет к окружающей среде оказался более подготовлен, но от этого не легче. Последствия свекольного побоища были повсюду. А посреди этого восседал мой дед в своем фартуке. На столе тихо мирно лежал нож сантиметров 30 в длину, ну и в свекле есессно.

Глядя на выпученные глаза незванных гостей, дед смекнул что к чему и говорит мол чото часто вы все ходить стали. Только вот перед вами группа была, не успел даже прибраться. И молоденькой девахе так значит из под своих бровей загадочно подмигивает. И лыба на пол лица как у Попова в гриме, только кепки не хватает. А у девахи по ляшкам уже волна пошла айвазовского  толи от смущения толи от страха. И букетик тревожно затрясся. Та что постарше портфель свой к груди прижимает и говорит –это чего же вы Антон Лукич тут устроили?.. -а щас ты узнаешь лярва гестаповская чего устроил… Дед со стула встает и ножичек со стола своими красными от свеклы руками подбирает. А аппарат на кухне бурлит посвистывает, крупповская сталь по плитке стучит. Тут мужик делегатский из под каматоза в себя пришел. Мясника увидел. Прихуел быстро и в карман полез. Аки ворошиловский стрелок пистолет стартовый, со школы спижженый, достал и на деда значит наставил. Стой, говорит, старик, а то пизда тебе. Дед и тут не растерялся, икону с полки взял, и как поповичмуромец на трехголового  супостата попер. С мечом и щитом. –ах выж пидарасня конченная, от куда вы беретесь только, мракобесы залупанские. У девки что волна по ляшкам ходила пробил ниагарский водопад по обеим ногам да на пол. А содержание газов в атмосфере превысило все допустимы нормы. Не такого она ожидала от советского пенсионера. Не выдержав накала страстей баба с портфелем дала ебу прямо в окно, примостившись в дедовской клумбе вместе с рамой. Житейский опыт подсказывал ей, что до зоны безопасности еще далеко, поэтому пробив головой дыру в заборе она похуярила к себе в гороно. Физрук начал палить из стартового пистолета. Но так как единственный патрон спиздил трудовик по пьяни, пальба закончилась на крике –на тебе пидор старый сдохни. После этого физрук получил иконой промеж глаз и откинулся блаженным сном на коврик у двери. Молодая педовка собрав мозги в кучу бросила букет в деда и с воплями и писками побежала в сторону кухни. Как не кстати по полу катился мячик физрука, оброненный им во время ухода в нирвану. Деваха в истерическом экстазе наступила на мяч. Мокрые колготки предательски пошли по шву, а ноги в разные стороны. Цепляясь руками за ложки поварешки а ртом жадно глотая воздух, которым не успела надышаться за свои двадцать с хуем лет, молодая летела на встречу неизведанному. На встречу плите. Последнее что она увидела в тот день были немецкие орлы и черепа, стремительно приближающиеся к ее невинному лбу.

Дальше уже другая история. Приехали собаки с милицией. Тетка трясла своим портфелем и плевалась пеной с просьбами привести высшую меру наказания прямо на месте, по законам военного времени. Физрук подобрал свой мяч и поплелся на урок. Я его в 90е кстати часто в храме нашем видел. Потом пропал куда-то. А молодую увезли в больницу. Небольшое сотрясение. И ожог на лбу, орлы с черепами. А баба то красивая…была. Кликуху ей дали еще – фрау косорыловка. Чо с ней даже и не знаю. Ну а деда пожурили, и отпустили восвояси. Старику то уж 82 года было. Да и не поверил никто в эту история. Газами надышишься и не такое привидится.

Так что дед я тебя часто вспоминаю. Ты уж прости нас, что все так проебали. Может оно и хорошо, что не увидел ты всего того беспредела что у нас творился. А дом твой стоит.  До сих пор стоит. А кто не верит, может сходить и посмотреть. Да выпить соточку за упокой души хорошего человека и солдата. Антон Лукич Огурцов 1903-1987. Москва-Берлин-Москва.