Окончание.
Начало тут http://udaff.com/read/creo/129336/

Работа на полигоне оказалась непыльной. С утра неприметные грузовички со всей области привозили свежеобработанных покойничков. В течение дня неприметные люди в фуфайках "доукомплектовыали" страдальцев и складировали их в помещениях первого уровня.  Ближе к вечеру те же люди грузили в те же грузовички снимаемых с хранения и "деактивированных" защитников родины с  третьего уровня и в течение ночи трудолюбивые могильщики закапывали их туда, откуда вынимали свежих.
Витек печатал наклейки со штрихкодами,  вносил данные в базу и сводил баланс. Никитич большую часть дня находился наверху, на КПП, впускал-выпускал машины, пил чай, кормил собак и смотрел канал ТВ-3 по Триколору. Периодически кто-то из сотрудников прерывал работу, спускался на второй уровень, входил в бокс 216, где лежала таможенница, которую все звали Надя, и быстро ее трахал. Все это непотребство Витек лицезрел  с мониторов видеонаблюдения, доступа в 216-й бокс у него не было.

В один из дней  сентября, когда по ночам уже было по осеннему холодно, а днем еще по летнему жарко, на территорию полигона въехал тентованный военный Урал с черными номерами, заканчивающимися на "ДК". Никитич запустил его во второй ангар, где за массивными взрывозащищенными  воротами был въезд на второй уровень. В клюве пыльный аист русской весны принес двухметровый металлический ящик с шестью ручками, явно не бюджетное исполнение которого указывало на ценность содержимого.
То, что «Уралу» было позволено нарушить среди дня священное правило неприметности, тоже указывало на экстраординарность происходящего.
Через полчаса принеслись две пассажирские газельки, откуда вывалила толпа спецов, до этого вдохновенно засовывавших зонды в Надю. Одеты они были, по обыкновению, в застиранные синие спецовки с надписью "ДонРемСтрой" на спине. Маскировка.

За всей этой суетой Витек приглядывал вполглаза через экраны камер наблюдения из своей рабочей каптерки, расположенной на первом уровне в глубине горы, сразу за вторыми, еще более мощными, чем въездные, воротами.
Появился озабоченный Никитич, бурча себе под нос про "понаехали тут" и кинул Витьку на стол пачку документов. Витя быстро ввел в базу регистрационные данные нового пациента из сопроводиловки:
"Вивимахер Борис Ефимович, главарь уничтоженной крупной банды мародеров и насильников, организаторские способности, нападают на обе стороны конфликта по ночам, не взирая на пол творят сексуальные бесчинства и зверства, дискредитируют бла-бла-бла Минские договоренности.  Заражают жертв, которые тоже начинают проявлять немотивированную сексуальную агрессию. Для изучения специалистами."
- Тот самый?
- Ага. Заебал он там всех, в прямом смысле, и наших и ненаших. Но было не до него, сам понимаешь. А потом с той стороны что-то пронюхали, приехали натовские спецы разбираться. Пришлось, говорят, все срочно зачищать. А этого соколика к нам, в поликлинику. Для опытов. Хочешь глянуть? Щас подключимся.
Косматый, как неандерталец, раздетый догола, Вивимахер был привязан ремнями к тяжелому медицинскому креслу. Люди в белых халатах крепили к нему датчики, браслеты, зажимы. Он же вертел головой и лязгал зубами, стараясь ухватить любого, кто к нему приближался. Ниже пояса, из колтуна слипшихся волос, зловеще топорщилось то, что не давало спокойно спать многострадальному Донбассу.  Даже на экране монитора сие не вызывало ничего, кроме отвращения.
- Эх, отрезать бы ему яйца, выварить, притушить с овощами -  знатный бы ужин получился. – Никитич был верен себе в любой ситуации. – а самого пристукнуть и на третий уровень.


Примерно через час Витька по внутренней связи вызвали в бокс 216. После звонка у него волшебным образом открылись доступы в помещения второго уровня. В боксе, кроме Нади оказался всего один человек,  незнакомый исследователь,  в белом халате поверх цивильного.  Лет ему было на вид максимум тридцать, худощавый, сутулый, модные очочки, часики, бакенбарды, приталенный пиджачок, галстук в игривую клеточку. Из тесного карманчика торчал, назло подземелью, айфончик.  Типичный хипстер.
- Виктор Федорович - непривычно официально  обратился он к Витьку, и начал сразу без прелюдий - вы у нас человек новый и единственный из персонала, кто не успел еще попасть под чары нашей Наденьки. Надеюсь, вы понимаете, о чем я? У вас ведь есть доступ к камерам наблюдения, верно? Вы видели, как к ней бегают ваши коллеги?
- Видел, да - Витек почувствовал себя неловко.
- Да вы не переживайте, мы в курсе происходящего. Это часть одного глобального эксперимента. Я так понимаю, Товарищ Херсонский ввел вас курс дела, о том, что у нас хранится на втором уровне? Да, Анатолий Никитич, как обычно, так и не назвал вам свою фамилию?
Предыстория такова: некоторое время назад мы выяснили,  что объект 17493, широко известный в узких кругах как Надя, за время нахождения в бункере несколько, ээээ, эволюционировал. В отличие от прочих обитателей второго уровня, поведение которых не отличается от поведения животных в период спаривания, хоть и в несколько гипертрофированном виде, у нее очень высокий уровень мозговой активности. А в процессе совокупления ее мозговая активность возрастает до показателей практически невиданных. Причем, в зависимости от партнера, уровень этой активности может меняться весьма значительно. Именно поэтому мы выставили ее, как банкомат, в зоне публичного доступа и собираем статистику. Ваши коллеги используются как, извините, генераторы возбуждения.
Так вот, когда Анатолий Никитич решил, так сказать, приобщить вас к таинству Наденькиных прелестей, зашкаливать датчики начало сразу. И, чтобы не нарушить чистоту эксперимента, нам пришлось экстренно вмешаться. Понимаю, вам было неловко. Уж извините.
В общем, у нас возникла гипотеза, что она пытается каким-то образом установить некий эмоциональный или даже мысленный контакт со своими партнерами. Но, учитывая местный контингент – хипстер поморщился – я боюсь ее потуги бесплодны. Они не многим отличаются от тех, кого охраняют и обслуживают.  Для подтверждения гипотезы нам нужен был кто-то, более тонко организованный.  Тут появились вы.
Нам нужно будет снять показания вашей мозговой активности во время секса с обычными партнерами, затем во время первого секса с объектом 17493 и далее во время последующих совокуплений. Это может дать нам ключ к пониманию происходящего. Вопрос вашего согласия не обсуждается, при поступлении на работу вы подписали все необходимые бумаги.
- А если я откажусь ?
- Если откажетесь, то сразу отсюда переместитесь на третий уровень. Вас уже ведь предупредили.
- Что я должен буду делать?
- Да ничего особенного. Вы недельку проведете в специальном боксе, здесь же, на втором уровне, где вам сбреют с головы  то, что на ней еще осталось и закрепят датчики. После этого к вам по вашему требованию будут приходить наши специально обученные сотрудницы и вы будете придаваться с ними плотским утехам, столько, сколько пожелаете и так, как захотите.
Бокс полностью автономен, все удобства, кормежка на убой, контрацепция и лубриканты за счет фирмы. Алкоголя, пардон, не будет. Все-таки это эксперимент, а не фестиваль сексуальной благотворительности. Единственно - вам нельзя будет покидать помещение, нельзя будет снимать датчики и, естественно, камеры наблюдения будут все записывать. Надеюсь, это не станет непреодолимым препятствием?
- А потом?
- А потом вам придется подарить частичку своего большого, кхе-кхе, сердца нашей безотказной Наденьке. Естественно, не снимая датчиков.

За сорок лет женщины Витка так и не распробовали. Конечно, его трудно было бы назвать Аленом Делоном. Похожий на  резиновую куклу актера Ростислава Хаита, накачанную так, что слегка выпучились глаза, губы, скулы, шишка на голове и жировой горбик на шее. Сутулый, даже скорее сгорбленный. До неприличия волосатый.  Пальцы его, толстые, мягкие  с огромными выпуклыми ногтями, напоминали озалупленные половые члены, в особенности это касалось больших пальцев ног, противоестественно длинных и загнутых внутрь.
Впрочем, с тестостероном и габаритами у нашего героя было все в порядке. Женщины должны были это чувствовать, но почему-то все случавшиеся в его жизни сексы не имели продолжения, испуганные партнерши уверяли Витька, что он конечно замечательный парень и все такое, но в ЭТОМ смысле его для них слишком много. И стремительно исчезали за горизонтом.
То, что более уверенный в себе персонаж принял бы как предмет гордости, повергало Витька в уныние, депрессию и алкоголизм.
Однако, вопреки опасениям, неделя, последовавшая за примечательным разговором в 216-м боксе, сложилась совершенно по другому сценарию.
Это счастье, что члену неведома клаустрофобия. Инициировавшие всплески Витьковой мозговой активности "сотрудницы", стойко, как тяготы и лишения воинской службы, сносили его ослиные размеры. То, во что Витек впихивал свое, казалось бы,  невпихуемое,  должно было просто разойтись по швам, порваться, лопнуть, расплескавшись в потолок алыми брызгами. А оно тянулось, подавалось, раздвигалось, текло, хлюпало и смотрело ему в глаза огромными расширенными зрачками.
Возможно, сказывались профессиональная подготовка и чувство долга, возможно, играли свою роль грейды и бонусы, а возможно, Витек просто смотрел до этого не то порно.

Как бы то ни было, «в мир» он вернулся приосанившимся, помолодевшим и глядел в глаза встречным женщинам уверенно и даже с некоторым вызовом.

- Ну что, стахановец, сколько палконорм на-гора выдал? - Никитич встретил его восхищенным взглядом. Мы все тут за тебя переживали, а ну как не оправдаешь оказанного партией и народом доверия. А ты молодца, так смычком напиливал, прям Башмет. И туда, и сюда. Яйца то от морской болезни не страдали? Не тошнило их от качки?
- Так это что, меня на весь полигон транслировали?
- Та не,  рядом с тобой Вивимахера поместили, мы его пасли, а ты на соседней линии висел, вот мы пару раз и подключились втихомолочку.
Да, ты еще их журнал наблюдений не видел! Этот мудилка ученый, слышь,  картинки рисовал на графиках, что ты и как делал, и какие при этом амплитуды были. Там такие пляшущие человечки, что Конан Дойл в гробу плачет.
- Так а что с Вивимахером то, Никитич?
- О, нам тут такого понарассказывали в твое отсутствие, кино и немцы. Его, говорят, тогда еще хохлы на границе повязали, когда он наших на посту отдрючил, и заперли в одиночке. А потом новая власть пришла и выпустила, представляешь? А он им за это махновщину устроил, с половым уклоном. Его банду обе стороны и Градами накрывали, и Точкой-У по ним ебашили, и танками давили и киборгов пачками, и даже Мотороллу с Гиви на них насылали. А этим все боком. Нападают, ебут и заражают. Уходят на них крутые вояки, а возвращаются голые сексуальные  террористы. Пришлось, говорят, какой-то модный спецназ выписывать, чтоб они его выловили. Хорошо, ОБСЕ не докопалось, а то еще какие санкции нам придумали б.
А еще судачат, что Борю специально привезли, есть срочная задача от руководства. Его  ж теплые слушаются, он у них типа вожака. Щас для него насобирают на втором уровне человек пятьсот бойцов посохраннее, приклеют им бороды, чтоб, значится на чеченцев походили, и в Сирию отправят. Нужен, говорят, качественный прорыв в борьбе с ИГИЛ. Мол, бомбами их не напугаешь, а вот такая хуйня им в диковинку.
Американцы то, слыш, как извиваются? Догадываются…
А Надя наша будет чем то вроде пульта управления. А ты, получается, будешь для этого пульта пальчиковой батарейкой , Витенька. Такая вот диспозиция.

Хипстер встретил Витька бегающим взглядом, сунув для пожатия  потную заайфоненную ручонку. Кроме него, в помещении находилось еще десятка два спецов, уткнувшихся в приборы и ноутбуки.
- Виктор Федорович, наконец-то! Наша Наденька последнее время гиперактивна, уж и не знаем, что и  думать. Мы в ваше отсутствие перестали пускать к ней людей в ватниках, во избежание дурного, так сказать, влияния. Когда вы готовы приступить к ключевой фазе нашего ээээ исследования? Прямо сейчас? Отлично! Посидите пару минут в кресле, расслабьтесь. Я подстрою фоновые значения.
И самое главное - для соблюдения чистоты эксперимента, процесс будет происходить без средств контрацепции. Все необходимое, чтобы избежать заражения мы проделали. Вы ведь не возражаете? Вы бумаги подписывали...

Мягко и без сопротивления скользя в хорошо разработанном вместилище страсти объекта 17493, Витек испытал вдруг неведомое ранее раздвоение, а то и растроение. Он был одновременно собой, был Надей, был чем-то, что смотрело на них обоих откуда-то извне. Он одновременно проникал и ощущал проникновение, чувствовал тесноту и растягивался, знал, когда двигаться и когда остановиться. Он видел одновременно себя и ее, был в ней и принимал себя в себя. И кончил он тоже практически одновременно, точнее параллельно, в стереорежиме.
Когда все закончилось, Надя больше не была недвижным куском мяса на каталке, выставленным для всеобщей потехи, Надя была им, а он был ей. Его глазами она смотрела на мир, ее обнаженным телом он ощущал холод подземного бокса. Быстро, словно от дуновения сквозняка, врывающегося через открытое окно, переворачивались страницы их  общей памяти, сортируя и раскладывая по полочкам все события их общей теперь жизни, складывая пазл нелепых событий последнего времени в простую и ясную картину.
А еще, откуда-то из самой глубины их совместного "я" он чувствовал медленно, но неотвратимо поднимающуюся и нарастающую холодную ненависть. Ненависть к этому самовлюбленному дурачку с приборами, к этому старому деду в ватнике, похотливо прильнувшему к монитору видеонаблюдения,  ко всему живому, что окружало его. Это была не его ненависть, это была ненависть всех тех, кто был до этого в Наде, был незаметным и  терпеливым наблюдателем, тех, кто был теперь и в нем, и кто хотел стать им.  Так бывает в детстве, когда ты лежишь с температурой и тебе снится что-то чудовищно огромное, что наваливается на тебя, проходит сквозь тебя, сквозь каждую клеточку тебя, неподвижного, и ты не знаешь, что страшнее – то что ты ничего не можешь сделать или то, что ты не способен осознать всю величину этого огромного.  Это как будто Ниагара с напором и грохотом рвется через угольное ушко, а это угольное ушко – ты.
Зато теперь, впервые в жизни, Витек чувствовал себя не одиноким унылым задротом, а частью огромной, уверенной в себе силы, острием ее оружия. А оружие придумано не для того, чтобы ржаветь в ножнах.

- Ну что, получилось? - Никитич положил короткопалую руку на плечо «хипстеру».
-  Вроде бы да. Она наконец-то просыпается. Это был очень хороший экземпляр и активность мозга у него стабильно сильная. Плюс наши девочки раскачали его основательно. Пол отдела ходит враскоряку. Этот толчок подействовал на нашу спящую красавицу как надо.  И смотрите, что Вивимахер  в соседнем боксе вытворяет – того гляди ремни порвет. Ревнует. Значит, действительно, между ними есть хороший контакт.
Но что-то мне не нравится. Что-то идет не так. Какая-то нездоровая активность на  уровнях ниже третьего. Такого очень давно не было.  И у программиста нашего  датчики показывают такие всплески, которых мы не ожидали.  Ох, не к добру…
В этих ваших подвалах последнее время постоянно лезет в голову всякая чертовщина. У меня смутное ощущение, что это не мы использовали программиста, чтобы получить управление Надей, а нас использовали, чтобы через нее получить управление им. Даже, если это просто паранойя, лучше перестраховаться. Думаю, Надя теперь в наших руках, а программист нам больше не нужен.
- Так что делать то, Максимка?
- Мне ли вас учить, Анатолий Никитич. Он был с ней без средств защиты, следовательно, он заражен. Через полчаса он станет очередным «теплым». Плюс то, чего я опасаюсь. Пока он не осознал в полной мере, что с ним происходит, предлагаю, как со всеми предыдущими – отверткой в лоб и на третий уровень. Но будьте осторожны. Если моя гипотеза верна, то даже сейчас он уже не тот овощ, которым был час назад. Что будет, если этот кабан вырвется - мне страшно представить.
- Эх, Максимка, жестокий ты человек. Я же к нему привязался, как к щенку. Такой уж он дурнэнький, прям жалко.
- Господин Херсонский, если у вас с ним такая уж неразрывная связь, то будьте добры, после ликвидации хотя бы по отношению к нему не проявляйте свои эээээ кулинарные наклонности.
- Ты што, Максимка, как можно, то ж я балагурю. Разве такое можно насерьезе?
- Да ладно, я читал ваше личное дело, там все ваши геройства зафиксированы, включая гастрономические пристрастия.
- Тьфу на тебя, нудила – Никитич отвесил собеседнику легкий, практически воздушный, подзатыльник, взял отвертку и напевая под нос «Ваши пальцы пахнут ладаном, а в ресницах спит печаль» пошел валить кабанчика.

Надя действительно была просто животным. Ненасытным. Это стало понятно очень быстро. Все чего она хотела от Витька – это секс. Постоянное и навязчивое присутствие ее нестерпимого желания мешало думать. А думать было нужно, и думать очень быстро. То, что он заражен, Витек понял, пролистав воспоминания Нади чуть назад. Увидел своих предшественников, длинную череду искаженных похотью лиц. Увидел Никитича с отверткой и Максимку, изучающего распластанные трупы.  Чувствуя, как его заливает с одной стороны силой проникающего в него чужого разума, а с другой стороны ощущая черноту необратимых  изменений, вызванных заражением, он лихорадочно искал выход. Выхода не было.  Часть его, все еще продолжавшая быть им, стремительно сокращалась. Он вспомнил события на посту, вспомнил ощущения Нади в момент обращения. Почувствовал, что в соседней комнате находится Вивимахер, источник ее, а теперь и его бед. Ощутил, что тот тоже является частью того, что объединяет его и Надю. Не настолько «интегрированным», но все же. Примерно, как мизинец ноги. Пошевелить можно, а в носу не поковыряешься. Нужно запомнить, это может быть выход. Затем он понял, что сил сопротивляться больше нет и два бешенных потока, живой и мертвый, смешались в нем, разорвав его сознание изнутри.

Все дальнейшие события, разворачивающиеся на полигоне, можно было бы восстановить по записям камер наблюдения, если бы эти записи сохранились и если бы остался хоть кто-то, кто мог бы эти записи изучить.

В 15-21 по местному времени из бокса 220, где разместилась передвижная лаборатория ученых  института прикладной генетики, вышел человек, похожий на Херсонского А.Н., коменданта северного участка.
В это же время из открывшихся дверей бокса 218 выскочил объект 17494, записанный в журнале учета как Вивимахер Борис Ефимович, доцент, КМН, и  побежал ему навстречу.  Спустя десять секунд они встретились и г-н Херсонский, внезапно начав испытывать острую неприязнь к г-ну Вивимахеру, нанес  тому удар в лоб предметом, похожим на отвертку, отчего последний упал, причинив себе в процессе падения повреждения, не совместимые с жизнью.
Склонившись над ним, г-н Херсонский достал предмет, похожий на перочинный нож, и, согласно записи,  отрезал тестикулы потерпевшему, спрятав их в карман фуфайки. В этот момент из зоны, находящейся за пределами обзора камер, появился человек, похожий на сотрудника объекта Таранцова Виктора Федоровича, который подойдя сзади нанес, в свою очередь, предметом, похожим на топор, удар по голове г-ну Херсонскому.  Тот  от причиненных ему повреждений  упал.
Наклонившись над  потерпевшими, Таранцов провел в таком положении около минуты, совершая действия, похожие на фрикции, после чего,  оставив топор и забрав у второго потерпевшего электронные карты доступа,  направился в направлении резервного пункта управления.
В 15-23, потерпевший №1 поднялся, взял в руки топор  и, реализуя внезапно возникший преступный умысел, отрубил потерпевшему №2 голову.
Затем, в 15-24, он зашел в бокс 220 и, реализуя еще один  внезапно возникший преступный умысел,  последовательно убил всех находившихся там людей, похожих на сотрудников института прикладной генетики.
В 15-27 поднялся потерпевший №2, нащупал свою голову и держа ее перед собой, как лампу, направился в сторону выхода.
В 15-38 Таранцов В.Ф вошел в резервный пункт управления объектом и принялся выполнять последовательность действий, которую можно описать, как план по активации объекта.
В 17-10 Таранцов В.Ф. покинул пункт управления и проследовал к лифту, ведущему в помещения законсервированного уровня номер 4, после чего пропал из поля зрения видеокамер.
В 17-30 камеры наружного наблюдения зафиксировали, как открываются ворота, ведущие на улицу из помещений уровня 1 и уровня 3.
В 17-31  оттуда начали выходить объекты хранения.  Непрерывный поток выходящих  наблюдался до того момента, пока в  20-01 не  открылись ворота ангара №4 и оттуда вышел В.Ф. Таранцов, не обращающий, казалось, ни малейшего внимания на происходящее. Аналогично, выходящие, озабоченные поиском живых форм жизни, тоже не замечали его присутствия.
При его появлении  изображение с камер подверглось мощным помехам и они, одна за другой, вышли из строя. Записи событий последних суток тоже оказались таинственным образом уничтожены.

Говорят, что мертвые не оживают. А еще говорят, что  бояться надо живых. Но, когда среди ночи тебе встречается толпа бредущих по городу мертвецов, и когда эта толпа набрасывается на тебя и начинает жрать тебя живьем, то уже и не знаешь, чему верить. Когда тебя едят против твоего желания, вообще трудно думать. Наверно поэтому тот, кто создал этот мир, и не наделил разумом тех, кого в этом мире едят, для их же блага и спокойствия. Либо наоборот, тех, кого он не наделил разумом, ждет единственная достойная их участь – быть съеденными. 
    Впрочем, существа вышедшие из ночи очевидно не задавались подобными вопросами.  Неброско одетые и неразговорчивые, они не судили никого по деяниям его, не выдвигали никаких политических требований, не требовали ничьих отставок.  С ними невозможно было заключить перемирие или о чем-то договориться. Они не брали взяток. Им было глубоко насрать, сколько у кого  гигабайт и мегапикселей в телефоне. Они  пришел за едой, а с едой не договариваются.  Голодному малоинтересны душевные переживания разогретого борща в тарелке. Лучше подайте-ка ложку и пятьдесят грамм для аппетита.
Вырвавшиеся на волю орды узников 1-го и 3-го уровней прошли за ночь сквозь город, как нейтроны сквозь тело, убив все живое, к чему могли дотянуться, и не тронув ненужные им объекты материальной культуры. Ведомые странным человеком, они, насытившись, пошли несметными толпами дальше, туда, куда на их глазах закатилось солнце. Те из недавних «царей природы», кому удалось отсидеться за железными дверьми или кому посчастливилось проспать все веселье, под утро начали пугливо покидать защитившие их стены. Неистребимый муравьиный инстинкт погнал их приволочь в свое убежище , пока никто не видит, что-нибудь плохо лежащее. Однако, в большинстве своем, по городу плохо лежали лишь недоеденные ошметки их менее осторожных сородичей, тащить которые никому почему-то не хотелось. Всё  же, что лежало хорошо, для обладания собой требовало приложения определенных усилий. Точкой их приложения служили замки, двери и другие выжившие. Занятые подобными  меркантильными хлопотами, добропорядочные горожане в очередной раз упустили ключевой момент, когда можно  было еще куда относительно безопасно убежать и спрятаться.
Когда наутро после ночи мертвецов открылись ворота уровня номер два, и ведомые объектом 17493, на свет с ревом вывалили еще 17492 обнаженных тела, растерзанный город,  повидавший за свою двухсотлетнюю жизнь немало ярких приходов и тяжелых отходняков, в очередной раз содрогнулся от привалившего ему счастья. Внезапно оказалось, что Содом и Гоморра успели сохраниться перед тем, как были уничтожены, и вот теперь кто-то, дирижирующий всем этим представлением,  решил пройти игру заново, загрузившись с того же места. 
Одни говорят, что любовь спасет мир. Другие утверждают, что есть кто-то, кто любит нас всех, такими, как мы есть.  Но ни первые ни вторые и предположить не могут, как выглядит эта самая любовь, которая зла и которая полюбит всех , невзирая на. 
Теплые и быстрые, подобно броуновским частицам, ёбари из склепа хаотически перемещаясь, сталкиваясь и мимолетно любя, в миг заполнили все упорядоченные городские структуры своими образами и подобиями. То, что еще вчера ходило на работу, кряхтело, брюзжало, жаловалось на цены и экономило,  теперь лишь беззаботно бегало и сношалось, без букетов и конфет, без предварительных ласк, без поцелуев, без признаний в любви и без обязательств,  легким движением сократив все лишние члены в уравнении человеческих взаимоотношений. Иными словами, сексуальная революция, об опасности которой в свое время говорили большевики, наконец-то  свершилась. А у революции, как известно, есть начало, но нет у революции конца.
Когда любить в городе стало больше нечего, похотливые толпы выплеснулись за его пределы,  расплываясь во все стороны, подобно капле чернил в стакане воды.
Единственным, кто чувствовал себя чужим  на этом празднике здоровой плоти, был тот, кто вышел из ворот уровня №2 последним. Неловко ступая, держа правой рукой за курчавые волосы собственную голову, Никитич кое-как доковылял до своей коморки, где попытался, стоя перед зеркалом, приладить ее на место, используя степлер, скотч и баночку клея БФ-2. Выходило не очень. Решив, наконец, что выпендриваться теперь не перед кем, он достал из кармана столь дорогой ценой  добытые яйца доцента и заложил их в мультиварку. Залил водой и поставил на два часа. Жизнь продолжалась, и нужно было как-то обустраиваться в этом, вдруг потерявшем голову, мире.
***
P.S.
Примерно два месяца спустя в неприметное здание, расположившееся на окраине небольшого городка у подножия Кордильер, вошел крупный мужчина лет сорока. Холеный, одетый в дорогой офисный костюм, он напоминал российского артиста Ростислава Хаита, в этой части света практически неизвестного. Кивнув, как старому знакомому, охраннику, увлеченному трансляцией по CNN очередных апокалиптических событий из погибающей старушки Европы, он уверенной походкой прошествовал внутрь. Это был мистер Серж Белл, глава логистической службы крупной компании, имевшей огромные складские площади внутри близлежащих гор, вырубленные там во времена холодной войны. Он спешил. Ему была доверена большая и важная работа.

© 2015 Че катилло ака Фрезеровщик