В тишине и полумраке ходовой рубки были слышны лишь редкие переговоры по рации рядом идущих судов и ритмичное посвистывание где-то плохо прикрученной панели. Стрелки тахометров вздрагивали за стеклами, в лобовую стенку надстройки снаружи упруго толкался ветер. Апанас сидел на высоком стуле, смотрел на мигающие огни буёв, и вспоминал, успел ли он написать пальцем на стеклах рубки «ПОМОЙ МЕНЯ!». Так он оставлял послание боцману, которого, как и всех на судне считал бездельником и лоботрясом. Намедни у Апанаса на жопе соскочил прыщ, и бедолаге боцману было дано задание отпидорить стул, на котором он сейчас восседал. Ибо прыщ на капитанской жопе может соскочить только от нерадивости боцмана.

Сам Апанас считал себя самым компетентным и честным работником на этом теплоходе. Иначе откуда эта неиссякаемая энергия озадачивать подчиненных идиотскими поручениями и придирками? Он был немолод, седина слабо прикрывала плешь, мешком на яйца ниспадало пузо, щеки обвисли. Иногда, сложив ручки под грудью на животе на манер беременной бабы, он напоминал пингвина после многодневной попойки. Сам Апанасий спиртных напитков не употреблял, не курил, не шутил и не смеялся над шутками. Пойманным в нетрезвом виде членам экипажа не давал ни малейшего шанса-увольнял. В курилке каждый год вывешивался приказ об увольнении кого-нибудь, кто неосторожно попытался как-то скрасить действительность. На берег во время навигации он никогда не ходил-зачем? Его жена работала вместе с ним поваром, и любая прихоть могла быть исполнена. Самой главной его страстью было осуществлять руководство любым процессом, инициатором которого он был. Неважно какого-палубу мыть или красить, таскать тяжести, устанавливать стиральную машину-все должно быть только по его плану. Было так: матросы несут машинку, механик подсоединяет шланги и открывает вентили, а электрик сломя голову бежит чтобы воткнуть вилку в розетку. То, что с этой задачей может справиться один или два матроса даже не приходило ему в голову. Почти любую работу на судне он возводил своими действиями в степень абсурда. А с каким удовольствием он давал ценные указания, когда команда принимала на борт здоровенный шланг для перекачки груза, который весил стопитсот килограмм. Из динамиков разливалось его гундосое картавое кряканье, без которого 12 взрослых мужиков ну никак не смогли бы разместить ценный шланг на палубе!

Все дельные и здоровые мысли, которые приходили кому-то в голову он отметал. Все что придумал не он-хуйня и не имело право на жизнь. Все три помощника были полностью лишены какой-либо инициативы. Старпом даже один раз, после многолетнего плавстажа, взялся за устав чтобы не забыть свои обязанности!  Доставалось всем. Третий штурман всю вахту херачил как Папа Карло, выполняя его гениальные идеи, матросы и днем и ночью что-то скребли, красили, мыли. Также они докладывали ему и только ему о сгоревших лампочках, а он уже потом тыкал электромеханика носом в эти пустяшные проблемы. А как он любил звонить в звонок авральной сигнализации! Он с огромным удовольствием юзал придуманную на случай отказа внутренней связи систему звонков: один звонок-вахтенный матрос на мостик, три-электромеханик. Сложно представить, что испытывает человек, мирно спящий в своей каюте, когда раздаются три пронзительных коротких звонка, если сам не испытаешь это на своей шкуре!  За его вахту и не только, электромеханик мог подняться на мостик раз 5-6, чтобы ответить на вопросы типа «где старый утюг?» или «а в гладильной есть заземление?» Сука! Куда же оно могло деться? Есть конечно! Видя, что человек сидит и мирно курит, его воспаленный мозг мгновенно генерировал задание для него, отчего Апанас испытывал лютый оргазм, видя, как подчиненный, скрипнув зубами идет выполнять его прихоть. Капитан! Он наконец-то достиг этого! Теперь Он командует! Ходить, искать до чего бы доебаться было его целью, его жизненной позицией и сексуальной ориентацией. Любой, кто ему пытался что-либо возразить, переходил в особую касту, и мог потихоньку собирать вещи. Он прекрасно понимал, что команда ненавидит его, и никакого авторитета как капитан он не имеет. Только это Апанаса не волновало. Люди-расходный материал. С начала навигации прошло три месяца, а уже сменились три боцмана и два матроса. Весной никто не хотел добровольно попасть к нему в команду, слухи про обстановку на борту разлетаются очень быстро. Добрая половина команды мечтала съебаться куда-нибудь на другое судно.

Взбзднув в отмытый стул и поерзав на нем, Апанас понял, что хочет ссать. Бросив штурвал, он сполз с кресла и выйдя на правое крыло мостика, он вынул вялого и начал поливать борт. Ему было похеру, что с этого борта находились иллюминаторы кают команды. Его каюта была с другой стороны. Можно было вызвать вахтенного, или позвать третьего штурмана и сходить в гальюн, но он не стал этого делать. Вернувшись в рубку, он почувствовал, что кто-то дышит в темноте. В ноздри заполз запах давно немытого тела. Апанас не придал особого значения этому-мало ли кто вспотел от усердия выполняя его задания. Садиться в кресло он не стал, положил руки на штурвал и повернул его немного в сторону, ожидая что посетитель как-то себя объявит. Он даже не почувствовал опасности-на судне посреди водохранилища никого лишнего быть не могло. Прошло несколько минут, было тихо.

Странное ощущение тревоги зародилось где-то в глубине груди. Он включил подсветку карты и краем глаза успел заметить что-то огромное и волосатое позади себя. Апанас оглянулся. Последние волосы встали дыбом от увиденного.

Огромная обезьяна мгновенно прыгнула на него, одним движением лапы отвесила подзатыльник, от которого вылетела сопля, и он ударился головой об штурвал. Взвыв, Апанас попытался было бежать. Он отшвырнул стул в сторону, и заерзал стиснутый между выступами поста управления судном. В нем боролись инстинкт самосохранения и страх, что судно потеряло управление. Помощь позвать он не мог, животное отрезало его от сигнализации и связи.

-Сука! Ты кто? Ты откуда взялся? Помогите!

Апанас гундосо завыл, бзднул и заметался по рубке. Было темно, и натыкаясь в панике на все углы он решил бежать, но было поздно. Обезьян зажал его в угол между РЛС и лобовой стенкой. Судно медленно сходило с курса. Протянув лапу, обезьян вытащил визжащего Апанаса из убежища, развернул его спиной к себе, порвал на нем штаны, и недолго повозившись, начал быстро и страшно ебать его в жопу. К запахам в рубке примешался запах говна. Апанас очнулся, рванулся вперед, но стальная лапа сдавила глотку, и он успел только увидеть, как теплоход шел прямо в россыпи огней на берегу. Обезьян ритмично шлёпал яйцами по жопе и довольно похрюкивал. Внезапно открылась дверь и в рубку вошел вахтенный матрос. Некоторое время адаптируясь к темноте он не понимал, что происходит, и почему в рубке странно воняет. Обезьян замер ненадолго, и этого хватило, чтобы Апанас рванулся вперед, падая нажал клавишу аврального звонка-по инерции три раза. Животное одним прыжком метнулось к двери и прыгнуло в темноту за борт.

Я проснулся, мокрый от пота и ужаса, и понял, что меня вызывают на мостик.