Некоторые утверждают, что наблюдать за смертью страшнее, чем умирать. Не знаю страшнее ли.  Не умирала.  Как, видимо, не умирали и те некоторые, которые так говорят.



Обычный зимний ужин. Котлеты, гречка, соленый огурчик, немного водки. Просто так, без повода.  Для вкуса, для легкости  беседы.

Ничего особенного, обычный день, обычный вечер.  Привычный,  как семейное счастье.

- Что-то я устал. Лягу спать пораньше.

- Да, конечно, а я еще почитаю.

Лень, тепло, чуть плещущийся в крови алкоголь и желание поболтать.

- Ты еще не уснул? Слушай, а что ты хочешь на Новый год? Какой подарок? Что ты сказал? Не слышу, Сейчас приду.

Ты подходишь и понимаешь что что-то не так. Неестественно вывернутые  свисающие с постели ступни, запрокинутый вверх подбородок. В сумеречной спальне не видишь цвета лица и вдруг чувствуешь запах. Терпкий, сладкий, приторный до тошноты  запах.

Хватаешь руками за  плечи и истерично трясешь тряпичное  тело. Плещешь, льешь в лицо воду. Приникаешь губами к мокрым губам и дышишь, дышишь, дышишь  в рот, в глаза в нос. Греешь дыханием виски, гладишь ладонями щеки. Лезешь под промокшее одеяло и, как героиня дурацких детских книжек,  обнимаешь,  влипаешь, греешь, трешь  холодное тело.  Думаешь, веришь,  что эти судорожные неумелые  движения спасут, помогут.

- Есть! Есть пульс! Чуть слышный, с перерывами, замираниями. Но есть!

Вызываешь скорую и не можешь вспомнить номер своей квартиры.

- Мы не можем принять ваш вызов. Скажите ваш точный адрес.

- Подождите! Не бросайте трубку!  Я сейчас! Я вспомню.

Грохот ключей. Выскакиваешь за дверь и с облегчением кричишь в трубку,

- Семнадцать! Номер квартиры семнадцать! Приезжайте быстрее, он умирает! Номер семнадцать. Так написано на двери.



Громыхающая по ухабам скорая. Дребезжащее, выпрыгивающее  из  каталки тело. Ты держишь его обеими руками. И дышишь,  дышишь, ловишь губами жилку на  виске. Равнодушная, слепо зрящая в тебя медсестра.

Приемный покой. Смердящий, уснувший  на каталке бомж. Визжащая полуголая женщина. Белый лифчик и выглядывающие из расстегнутых штанов черные кружевные трусы. Рука завернута серым набухшим от крови свитером.

- Не трогайте меняя! Не подходитеее! Трясет  рукой  и капли крови летят в лица, на  кафель.



Реанимация. Не пускают. Прижалась к двери и пытаешься что-то услышать.

Дверь открывается, отталкиваешь медсестру и бежишь . Прямо, по коридору, не глядя, не думая, почему-то знаешь куда.

- Дай руку, кому сказала! Дай руку, тварь! Ты что не видишь, кровь брать буду. Да ты что охуел?! Дай руку, сволочь. Глаза открой, сука!- это медсестра, твоему любимому, единственному.  Помощь оказывает.

Тебя увидела, отвернулась. Сопит. Кровь берет.

Доктор. Выпивший, конечно. Ночь.

- Покиньте немедленно помещение!

Суешь в карман сто баксов.

- Доктор, миленький, спасииите  его!

- Натахаааа!!!  Капельницу! Раствор,  срочно!



Ночь. Туман. Куришь, куришь. Монотонно переставляешь  ватные  ноги, не можешь остановиться.

Двое мужчин  вытаскивают из машины и пытаются уложить на носилки пьяного товарища. Тот падает с носилок в лужу.

Стоят, смотрят на скрюченное тело приятеля.

- Тяжелый, сука.

Ночь. Изморось.  Тускло. Холодно. Лишь бы выжил.



Утро. Насупленные, серые лица друзей.  Сбились в круг, курят,  в глаза не смотрят.

- Что же ты сразу не позвонила? – сморкаются, плюют в рыжую от окурков  лужу.

- Бедааа.

Пусто.  Тихо плывут пылинки в конусе  света. Съежилась под пледом. Забылась.

Пухлые, голые младенцы  лыбятся,  пускают слюни, шевелят  пластмассовыми пальчиками. Мальчики.

Нельзя спать. Нельзя. Мальчики во сне это - хлопоты. Не спи.  Беду накличешь. Сны сбываются.



Больничная утка похожа на декантер. Правда- правда. Если налить в нее вина и уложить на блюдо. Красиво получится.

Датчики сняли. Вытираешь грудь  влажным  полотенцем.  Осторожно стираешь терпко-сладкую мерзость смерти. Мягкие голубые ворсинки прилипают к  следам от датчиков,  четкие липкие круги напоминают  следы от грязных стаканов. Накрываешь ладонью сердце. Плещется.