Вы когда-нибудь путешествовали из Иркутска в Екатеринбург? А вот пиздеть не надо. Лучше идёмте-ка на вокзал.
Поезд проходящий. Вагон плацкартный. Если у вас билет на нижнюю полку, это нихуя не значит. Подойдя к своему месту, вы обязательно найдёте там какое-нибудь тело. Либо молоденькую психопатку в розовой кофточке, с подозрительными пятнами на роже и нездоровым ребёночком на руках, ― либо жирную бабу неопределённого возраста, с одышкой и слоновьими ногами, которые она уже освободила от бесконечных обмоток, и теперь натирает какой-то вонючей хуйнёй, выставив на всеобщее обозрение свои застиранные панталоны. Эти бляди в один голос станут увещевать вас уступить им нижнее место, причём мелкий идиот пустит вам на ботинки слюну. Вы с виноватой улыбкой забросите портфель наверх, и отправитесь в тамбур, отдышаться и покурить.
Проходя по вагону, вы увидите многое.
В соседнем отделении сидят двое шахматистов, в пиджаках, надетых на белоснежные сорочки и с газетами, торчащими из боковых карманов, ― а напротив двое узбеков, в золотых коронках, надетых на зубы. Один шахматист разливает в стаканы коньяк, другой быстро, почти не думая, двигает фигуры своими короткими, в татуированных перстнях, пальцами. Узбеки всякий раз долго совещаются, поминутно заглядывают под стол, щурят хитрые глаза и, прежде чем сделать ход, всегда выпивают.
Через стенку от игроков едут супруги. Она ожиревшая Джульетта, с химической завивкой и дряблой жопой, затянутой в небесно-голубое трико. По всему видать, что она — припиздок. Он облысевший Ромео, с толстыми губами и вялым подбородком. Он тоже припиздок, однако это не мешает ему время от времени бросать из-под припухлых век быстрые похотливые взгляды на парочку дебелых девиц, едущих сверху. Те пышногруды, русоволосы, круглолицы и некрасивы той особенной дурнотой, какая встречается только за Уралом. 
В следующей ячейке расположилась группа по пояс голых мужчин. Их человек шесть или семь, все здоровые, с обветренными ёблами и волосатыми спинами. Они едят копчёного омуля и запивают его водкой, которую покупают у проводника, по три бутылки сразу. Проводник сидит тут же, ест и пьёт наравне со всеми и смеётся бархатным голосом. Когда вы с ними поравняетесь, он как раз отправится за очередной партией, и, проходя мимо, плотно прижмётся к вам всем телом и заглянет вам в лицо маслеными глазами.
Отлепившись от проводника, вы попадаете в сонное царство. Спят все четверо. Спят всерьёз. По-настоящему. Трудово. Спят, как, блять, гвозди вколачивают. Тяжёлый дух бродит над спящими. Большие чёрные мухи медленно садятся им на лица и входят в раскрытые рты, а сверху слева, где лицо накрыто простынёй, мухи во всю разгуливают по свисающим в проход пяткам.
Двигаясь дальше, вы примечаете живую лукавую улыбку в окладистой бороде. Это средней руки батюшка с приятностью закусывает салом и луком. Против него сидит изнурённый онанизмом студент, с каким-то кукишем вместо физиономии и в немытых патлах, которого батюшка, сквозь хруст в зубах, усиленно агитирует.
В последнем отсеке, по соседству с уборной, едут двое: мужик, переодетый в бабу, и баба, переодетая мужиком.
Аккуратно нажимая ручку и мельком оглядывая уходящие в перспективу боковые места, вы, невольно отметив про себя, что на боковых едут такие, про каких и подумать-то совестно, попадаете, наконец, в тамбур.
Тут трое солдатиков, повиснувших друг на дружке. Троицу болтает из стороны в сторону и по временам она довольно складно приседает, всё так же в обнимку и в серых рыбьих пузырях вместо маек.
Но не эти горемыки привлекут ваше внимание. В «гармошке», соединяющей вагоны, вы заметите тоненькую девушку, совсем ещё подростка, которая, вцепившись в ходящую ходуном резину, стоит, согнувшись над прорехою, и остренькое её тельце, прикрытое узенькими шортиками и ещё какой-то салатовой чепухой, конвульсивно выгибается и вздрагивает на каждый удар тяжёлого колеса, а на хрупком запястье вздрагивает алая ниточка пластмассовых кораллов. И вы будете стоять и курить, сигарету за сигаретой, и ждать, покуда девочка не проблюётся, с тем, чтобы предложить ей свой платок.