От неприятностей никто не застрахован, но если есть возможность, лучше держаться подальше от пил, сварочных аппаратов и шлифовальных машин.  И если кто-то пытается  пронести над твоей головой что-то тяжелое, убегай, прячься в подвале, пока стройка перестанет издавать звуки. Среди этих парней, что целыми днями таскают ведра с раствором, режут метал и разговаривают о машинах клоуны самого низкого пошиба, поэтому когда со второго этажа на тебя падает пустое корыто, ты уже знаешь, что ничем хорошим эта шутка не кончится.
Жирный боров, вот уже два года пытающийся прорасти сквозь матрас, знает это как никто другой. В который раз его серые тоскливые глаза всматриваются в фотографии, где нет еще ни второго, ни третьего подбородков, где жир, как и у всех, только на пузе, а ноги еще могут чувствовать прикосновение мух. Случается и так, что неспособность раздражаться тоже раздражает.
- Посмотри, - говорит он мне, - разве можно было представить, что такой красивый мальчик превратится в такое чудовище.
В последнее время он стал говорить как баба. Возможно, все дело в гормонах. Так или иначе, от прежнего Жоры не осталось и следа. Вместо него огромную кровать заполняет двухсоткилограммовая туша, которую принято называть Георгием, именно Георгием, потому как Жора теперь вызывает неприятные ассоциации с весом.
- Георгий. Тебе нужен свежий воздух, - говорю я, прекрасно зная, что за этим последует.
Жора тут же превращается в идиота, откладывает фотографии, закрывает глаза и притворяется мертвым. Ему стыдно показываться на улице в таком виде. Мне нравится его мучать. Он заслужил это своей тупостью.
- Ты сегодня опять не в настроении?
Никакой реакции. Сейчас он ребенок, который закрыв глаза, отрицает реальность. Единственное, что может заставить его выйти из комы, родители, которые появляются как нельзя кстати.
Скрипит дверь, шелестят пакеты, в комнату медленно вплывают круглый старик с редкими, прилипшими ко лбу седыми волосами и костлявая женщина, явно уставшая от бед, свалившихся на нее под занавес жизни.
- Все лежишь? – спрашивает она, словно надеясь на чудо.
Жора открывает один глаз и очень тихо отвечает:
- Да, мама.
Жора знает, что если родители перестанут ухаживать за ним, ему придется несладко. Поэтому он старается быть послушным мальчиком.
- Попробуем другие, - старик вытаскивает из пакета упаковку подгузников и показывает ее Жоре, - эти, говорят, хорошие, долго держат. Так что мы с мамой постараемся поменьше надоедать тебе.
Сейчас Жорины родители пойдут готовить традиционный ужин – две пачки пельменей, которые подаются к столу в той же кастрюле, что и варились. На большее у стариков нет ни сил, ни желания. На меня они традиционно не обращают внимание. Оно и понятно.
Я смотрю на пейзаж, который уже давно стал привычным. Время, кажется, уснуло в этой комнате. Чайник, электроплитка, вода, пакет с лапшой быстрого приготовления, стопка подгузников для очень больших мальчиков, телефоны, кружки, тарелки, тройник, канистры с водой, пульт от телевизора. Все на расстоянии вытянутой руки. В углу на инвалидную коляску, в которую Жора уже давно не помещается, навалена куча  какого-то барахла типа модных свитеров с оленями и вылинявших футболок хуго босс.
Я собираюсь уходить, но Жора останавливает меня.
- Ты бы не мог сделать мне одолжение.
- Да, конечно, - отвечаю.
- Мне нужна девушка, - говорит Жора.
Я думал, что он попросит что-нибудь вроде бутылки пива или на крайний случай травы. Но он захотел именно девушку.
- Девушка? – пытаюсь скрыть удивление, но сделать это оказывается не просто.
- Да, - отвечает он и нервно вцепляется в край одеяла.
Жора смотрит на меня с вызовом, но в его взгляде все же больше испуга. По всей видимости, он уже давно пытался озвучить свою просьбу, но решился только сейчас.
- Хорошо, - быстро соглашаюсь я.
Жора сразу же расслабляется. Его всегда пугает перспектива что-то объяснять. Он переваливается на бок и из впадины матраса достает небольшой сверток. Толстые пальцы долго выуживают оттуда пластиковую карту.
Два года назад на Жору скинули корыто. Врачи давали положительные прогнозы, но родители посоветовали сыну пока повременить с процедурами, чтобы вытрясти из обидчика побольше денег. Деньги в итоге вытрясли, а Жора, успевший за это время набрать половину от своего веса, остался лежать в кровати.
- На вот. На сопутствующие расходы, - говорит он стандартную в таких случаях фразу.
Сопутствующие расходы всегда разные. Объяснять, почему я потратил именно столько, а не в два раза меньше, как правило, не приходится. Это своего рода плата за дружбу. Внутренне я готовлюсь к тому, что когда-нибудь кидану этого пидирилу. Сниму с карточки все деньги и растворюсь. Но пока меня все устраивает.
Идея найти для двух центнеров жира девушку кажется безумной. Без ценителей мусора, здесь точно не обойтись. И если нарыть извращенцев в большом городе не сложно, то отобрать из этого дерьма подходящих...
***
- Это было ужасно, - Жора держится за голову и дышит так часто, что кажется воздух просто не успевает заходить в легкие, - Она говорила ужасные вещи, ужасные.
Жора на переделе. Похоже, ему расколотили не только сердце, но и мозг.
- Я так понимаю, вы не смогли найти общий язык.
- Язык? - скулит он, - Это было ужасно! Где ты ее нашел?
Я вспоминаю место, где в действительности нашел ее, и думаю, что лучше об этом не говорить.
- Я нашел ее на дискотеке, - отвечаю небрежно, чтобы Жора не стал выяснять подробности, - она выглядела одинокой, и я подумал, почему бы не попытать счастья.
- Одинокой? - выкатывает глаза он, - Ты знаешь, что она сделала?
- Нет. Откуда, - пожимаю плечами.
- У нее в сумке была банка с топленым жиром, - говорит Жора, - Она вытряхнула его из банки прямо мне на живот и стала размазывать. Она сказала, что никогда еще не намазывала жир на жир, а потом засмеялась.
- Она намазала тебя жиром? - только сейчас я замечаю сгустки чего-то белого на кровати.
- Да, - говорит он.
- Зачем?
- Она сказала, что это самая лучшая смазка. Она называла меня моя картошечка.
- Картошечка?
- Затем она разделась и попыталась залезть на меня. Я стал кричать, чтобы она убиралась, но это ее не остановило.
Жора давит на глаза пальцами, будто хочет лишить себя зрения. Он раскачивается всем телом так, что в кровати начинает что-то трещать. Кажется, еще чуть-чуть и болезнь будет побеждена концентратом отвращения и страха, двести килограммов отчаяния встанут на ноги, и, проломив стену, вылетят с пятого этажа на улицу.
- Я толкнул ее, - продолжает Жора теперь уже более спокойно, - она ударилась об пол, затем вскочила и стала бить меня по ногам трубой от пылесоса, кричать, что я ненормальный, плюнула мне в лицо, оделась и ушла.
- Да уж, - я принимаю виноватый вид,- прости, друг. Никогда бы не подумал. Может, в таком случае, стоит пока повременить с девушками.
- Нет! - ревет Жора, - Я хочу сына!
Похоже, он окончательно сошел с ума или его надоумили собственные клетки, осознавшие безвыходность ситуации. В таком теле ничего хорошего не жди, но куда бежать, если корабль тонет.
- Ты должен найти мне еще одну девушку! Только не такую, как эту, - теперь Жора не просит, а приказывает.
Я хочу двинуть жирную рожу чем-нибудь тяжелым, но вдруг осознаю, что уже подсажен на его деньги. Не имеющий собственного жилья, работы, семьи тридцатилетний колорадский жук, уверенно пожирающий чужой банковский счет. Не удивительно, что его родители меня ненавидят.
- Мне нужна слепая, - закрыв глаза, говорит Жора.
- Слепая? – переспрашиваю.
- Да. Если она не видит с детства, ей будет все равно, как я выгляжу. Она ведь не знает, красив я или уродлив.
***
Окна замазаны белой краской, трубы сдавливают грязные стены, изоляционная желтая вата свисает клочьями. Глядя на этот ужас, становится очевидно - лучше места для слепых не придумаешь. Несмотря на то, что глаза мои видят предельно ясно, отыскать дорогу к слепым удается не сразу: дверей здесь в избытке, но большая их часть просто-напросто заколочена, а остальные ведут в тубдиспансер, который ремонтируют безграмотные азиаты. Мне приходится обойти здание несколько раз, прежде чем взгляд натыкается на крохотную доску, которую закатали известью вместе со стеной. Тем не менее, разобрать бледную надпись, все же можно.
«…отделения общества слепых…»
В тесной тусклой комнатушке меня встречает  мрачная женщина, на ее башке очки с линзами такого размера, что человеку с нормальным зрением неприятно смотреть в них с любой стороны.
- Вы к кому? – спрашивает она.
Я говорю, что пишу статью для местной газеты о нелегкой доле слепых в наше время и тетке этого достаточно. Женщина устало кивает, будто за сегодня она успела пропустить уже дюжину репортеров, и проводит меня в следующее помещение, похожее на старческий улей.
- Я так понимаю, вам нужна та пожилая особа, которая сидит с пакетом, - уверенно говорит тетка и возвращается в приемную.
Мое появление сразу же привлекает всеобщее внимание. Старухи замолкают. Со стороны это похоже на то, как если бы в курятнике неожиданно выключили свет.
Я прохожу мимо ряда школьных парт с огромным количеством надписей в стиле «Коля лох»и с вставками «не»посередине. Пол под партами устилают стенды, помятые плакаты и стенгазеты, если после того, как они очутились на полу, их еще можно так называть. Я останавливаюсь рядом со старой женщиной, руки которой погружены в обычный пакет. Она смотрит перед собой, ее взгляд пуст.
- Здравствуйте, я из местной газеты. Пишу статью о людях, которые живут без света. То есть ничего не видят. Меня направила к вам та женщина, которая сидит в приемной, - на одном дыханию произношу я.
Старуха поворачивает голову в мою сторону.  Я вглядываюсь в ее глаза, пытаясь понять, видит ли она меня хоть немного или нет.
- Вы молодой? – неожиданно спрашивает она.
- Думаю, что еще да, - отвечаю.
- Меня зовут Алла Григорьевна. Если не возражаете, я бы хотела вас потрогать.
- Потрогать?
- Да. Окажите любезность. Мои пальцы уже и забыли, что такое молодая кожа.
Она вытаскивает руки из пакета и направляет их в сторону моего лица. Я с отвращением наклоняю голову. Костлявые пальцы начинают медленно ощупывать мои нос, щеки, лоб. Я чувствую смесь запахов мочи и валерьянки.
- Я тоже хочу! – Говорит старуха, которая сидит по соседству. Она кладет на стул недоеденный пирожок.  Куски тушеной капусты вываливаются на пол. Старуха вытирает жирные руки о юбку и пытается встать, но Алла Григорьевна останавливает ее.
- Ничего интересного, Сара, - говорит она, - Кожа как кожа.
Удовлетворившись, Алла Григорьевна отпускает меня и засовывает руки обратно в пакет. Мне становится интересно, и я заглядываю внутрь. В пакете куча различных мелких предметов: вилка, массажер в форме закругленной пирамиды, отвертка, скотч, расческа и куча подобного дешевого хлама.
- Так что вы хотите? – наконец, говорит она.
- Мне бы хотелось поговорить с теми, кто ничего не видел с рождения. 
- Есть такие, – не раздумывая, кивает старуха, - Например, я.
- Вы? И больше никого? Может быть, есть кто-нибудь помоложе?
- А меня одной вам мало? – недовольным тоном спрашивает Алла Григорьевна.
- Нет. Дело не в этом, - вру я, - просто, моя статья именно о молодых людях, о тех, кто не падает духом, не смотря ни на что.
- Нет, – мотает головой старуха, - У нас все в основном пожилые, если вы заметили. Была одна, конечно, но мы ее быстро выгнали. Уж больно нагло себя вела. Поймите, мы не против молодых. Мы собираемся вместе, помогаем друг другу. Но она. Она была просто невыносима.
Алла Григорьевна мотает головой и то же самое, словно по команде, делают все остальные.
- А как ее можно найти? - спрашиваю.
- Зачем вам? – настораживается старуха.
- Вдруг она сможет рассказать что-нибудь интересное.
- Молодой человек, бросьте вы это дело. Только время потеряете.
- И тем не менее, - настаиваю я.
- Ну, как хотите, - вздыхает слепая, - Но только потом не говорите, что я вас не предупреждала.
***
Я сижу на диване и обнимаю очередную малолетку, выпавшую из гнезда. С каждым годом гнезда становятся все хуже и хуже, это нельзя не заметить.
- Они сидят в автобусе и отталкиваются от дороги ногами. Представляешь? Зачем тратить бензин, когда есть ноги? – Спрашиваю у нее. Она зачем-то кивает. Ее лицо предельно серьезно, брови нахмурены, а на лбу появляются молодые складки. Я уже знаю, что она не притворяется, но все равно продолжаю. - При этом ты не бежишь, не идешь, а именно едешь. В детстве эта идея казалась мне гениальной. Сколько проблем сразу отпадало.  И только сейчас, спустя столько лет я могу здраво посмотреть на вещи. В гору не подняться, или наоборот как тормозить, если едешь с горы. А что делать, если кроме тебя в автобусе никого нет? Такую махину один никак не сдвинешь.
Я громко смеюсь, и мой смех выводит ее из транса. Она, вероятно, успела так глубоко погрузиться в тему, что смена моего настроения сломала цепочку ее мыслей.
- Почему ты смеешься? - спрашивает она.
- Я? Мне показалось, что ты воспринимаешь мой рассказ серьезно.
- А ты разве шутил?
- Нет, конечно.
- Тогда зачем ты смеялся? – снова спрашивает она.
Несмотря на, что мы взрослеем параллельно, с каждым годом расстояние между нами будет только увеличиваться. Ее ценности куплены в магазине, где все по тридцать девять, мои - в уродливом синем ларьке, где не принято проверять срок годности на товарах. Я смотрю на прошлое, которое разлагается прямо за обеденным столом нового человека и думаю, что когда-то так же будет съедено настоящее и будущее.
- По-моему, автобус с ногами – это хорошая идея, - говорит девочка.
Я открываю рот, чтобы ответить, но в этот момент приходит СМС.
«Ты что издеваешься?»
По всей видимости, свидание прошло неудачно. Разве можно пропустить такое шоу.
- Тебе пора идти, - говорю я, - твои родители, наверное, волнуются.
***
Я захожу в квартиру и представляю, как к моим ногам подползает слепой уродец - порождение инвалида отца и вечно спотыкающейся матери. Та еще семейка. На какой-то момент мне становится жаль, что ничего не выгорело.
- Георгий, - устало говорю я, - что на это раз?
Жора принимает недовольный вид: складывает руки на груди и громко дышит носом.
- Она курит, - обиженно говорит он.
- И что? – сразу же напрягаюсь, - сейчас все курят.
- Но это не самое страшное, - отмахивается Жора, - страшно то, как она подкуривает, а точнее чем.
- Чем? – спрашиваю раздраженно, - Огнивом?
- Спичками, - трясется он, - Посмотри вниз.
Я смотрю на пол, на котором валяется несколько продолговатых скрюченных угольков.
- Я просил ее делать это аккуратно. Складывать в баночку или хотя бы выкидывать в окно, но ей было плевать. Она просто подкуривала и бросала горящие спички прямо на пол. Одна прилетела мне на кровать. Это просто чудо, что я не загорелся.
- Но ты ведь не загорелся!
- Как ты можешь так говорить? – восклицает Жора.
Жиртрест борзреет. То, что он стал относиться ко мне с пренебрежением, выводит из себя.
- Ну, а в целом? – пытаюсь взять ситуацию под контроль.
- Я не уверен, что она была слепой. По крайней мере, она свободно ходила по квартире. Надо будет сказать родителям, чтобы они посмотрели вокруг. Вдруг что-нибудь пропало.
- Ты просто придираешься, - резюмирую я. Этот жирный ублюдок перебирающий харчами раздражает, - В общем, она тебе не понравилась.
- Ты что, издеваешься? Ты опять привел какую-то дурру! – плюется Жора.
- Мир поменялся, - говорю я ему, - нужно почаще выходить на улицу.
Жора не желает слушать, он закатывает глаза и прикрывает лоб рукой, будто только что услышал несусветную глупость.
- Ты просто специально подсовываешь мне одних сумасшедших! – заявляет он.
- Послушай, ты! – я срываюсь, - Ты думаешь, что за этой дверью выстроилась очередь из желающих замутить с парализованной свиньей? Скажи спасибо за возможность просто разговаривать с кем-то, кто не приносит тебе пельмени, ожидая момента, когда ты, наконец, распухнешь до такой степени, что у тебя не выдержит сердце.
Жора хватает чайник и пытается попасть им в меня. Открывается крышка, часть воды проливается на одеяло. Чайник пролетает сантиметров двадцать и падает на кровать. Я подбираю его и выливаю остатки воды прямо на жирную рожу.
- Ах, ты сука! – булькает Жора. Забыв вытащить из розетки штепсель, он пытается запустить в меня электроплиткой, но шнур тянет за собой весь провод, а затем и тройник, который в свою очередь опрокидывает банку с вилками и ложками.
- Ну, все пидрила! – ору на него, бегу на балкон и хватаю черенок от лопаты. Залетаю обратно в комнату, и в меня сразу же прилетает кружка.
- Ты огромная капризная девчонка! - кричу я и начинаю пиздить Жору по голове. Он визжит как свинья, прикрывается руками, пытается схватить палку, но пропустив удар по носу, неожиданно быстро затихает. Я продолжаю лупить его, в стороны летят кровавые ошметки. Останавливаюсь перевести дух и неожиданно для себя обнаруживаю, что от Жориного лица осталось бесформенное красное месиво с торчащими белыми осколками.
§ 25. Рычаг
Кто-то строит пирамиды, кто-то их разрушает. Засовываю доску между тушей и кроватью, использую рычаг. Я чувствую осуждающие взгляды жителей острова Пасхи. Жорино тело перекатывается на бок, затем падает с кровати. Древние Египтяне плюют в мою сторону.
Влажный от пота сверток лежит на своем месте. Хватаю его и вынимаю пластиковую карту.
До ближайшего банкомата минут пять, он сжирает карточку, но выдавать сорок тысяч отказывается. Глупая машина пишет, что средств недостаточно. Этого не может быть. Я проверяю счет, но на мониторе лишь одна единица и рядом с ней всего три нуля.
- Этого не может быть, - повторяю я вслух, вытаскиваю и снова засовываю карту, но результат один и тот же.
Я пытаюсь вспомнить, куда ушли деньги. Смотрю на пустые упаковки от элитного пойла, на две недостроенные пирамиды, сложенные из банок из-под черной и красной икры, на чеки из ресторанов, на шкаф, заваленный дорогой шмоткой…
Порой единственный способ узнать, насколько глубока пропасть, просто упасть в нее. Последнюю тысячу я потратил на упаковку пива и подгузники для больших мальчиков. Раздеваюсь, влезаю в памперс, приклеиваю застежки, открываю бутылку и закрываю глаза. Говорят, что природа не терпит пустоты. Похоже, пришло время ее заполнить.