Кузьма Вершинин был хорошим парнем. Все знакомые так и говорили стеснительному рыжему крепышу: " Хороший ты парень, Вершок, ей богу! " Кузя, которому было двадцать зим отроду, а росту метр с картузом, отчаянно краснел и скромничал. Такой уж он был весь из себя бессребренник и добродел. И не модничал, как иные фармазоны, потому как из семьи был рабочей, а трудился токарем на заводе.

  Вот скажет бывало, мастер, Сергей Потапыч: " А ну ка, ребятки, кто к Дню аквалангиста норму по болванкам перевыполнит? " - и молчат мастеровые, шепчутся, другим заняты головы усталые, соображают, где б копеек намутить на водчонку с огурчиком. А до получки восем ден. И глумятся над стареньким Потапычем за глаза, пидормотом дряхлым обзывают и другими словами непотребными. А тут Вершок возьмет и выступит перед сборищем, я мол. Тут и расчувствуется дедушко Сергей, а токаря обступят Кузьму с облегчением и по плечу хлопают, молодец, дескать! А кое кто и подмигнет через левое плечо, а Вершок знай себе топчется да краснеет- непьющий он.

  В армии, сказывали, Кузьма тоже с чувством службу нес. Других зеленых солдатиков деды да сержанты пинками да словами матерными уборную чистить гоняли, да плац мести, а Кузя, тот сам вызывался. Не могли отцы- командиры на него нарадоваться. Идет наряд клозеты драить, рожи постные да унылые, будто на войну собрались, а Вершок с песней да прибауткой. А коли не его очередь, так пожалеет, добрая душа товарища какого, да и вызовется вместо него. Замкомвзвода, бурят Ербанов, дивился поначалу, а потом и привык, и ставил Кузьме задачи все более сложные- хоздвор там от навоза чистить или в казарме прибираться, пока остальные, бездельники никчемные, досугом маются. Провожали Вершка на дембель всей ротой, да сокрушались: " Эх, где ж мы теперь другого такого найдем! " А Кузьма мял в руках пилотку, да губу кусал- понимал торжественность момента.

  А вот еще шел как то раз Вершок по парку ночью летней, а настроение у парняги положительное, светлое. А кругом ни души, спит городишко родимый. И тут слышит Кузя в кустах возню подозрительную и стоны дамские. Да не такие, как бывают, когда любятся по согласию, а как бы жалобные и отчаянные. Вершок, не долго думая, очертил голову, да на звук заторопился. Полез в бузину, а там две нетрезвых личности в кепках, девицу курносую прижали, под платьице клетчатое лезут ручищами, да титьки мнут без стыда и совести. А гражданочка плачет и вздрагивает- целка, поди. Вершок смотрел на мерзость творящуюся, а потом как завопит и бросится на хулиганов, как лайка отважная на медведя. Девица трусы хвать в охапку и деру. Помяли тогда храброго Вершка изрядно, еще и помочились сверху, для пущего унижения. А все равно Кузьма после, когда в лечебнице челюсть вправляли, да бровь сшивали, не холуем себя чувствовал, а исключительным героем- дело великое сделал, честь женскую отстоял.

  Раз как то гопники дворовые, Петька Свищ и Ленька Барбос, затейники окаянные, своровали у дядьки Егора из гаража аппарат самогонный. Егор сам то плотник, днем на производстве, а вечерами бражку варил да населению отпускал по сходной цене. А время было смутное, год эдак восемьдесят седьмой, и приятственными напитками власть мужичков не баловала. А тут идешь с работы и к Егору в гараж. И населению утеха, и производителю польза. Вершок то случайно воришек уследил из окна, когда они агрегат от гаража в бурьян тянули. И не остался равнодушен Кузьма к преступному деянию, хоть и не употреблял горячительное ни в коей пропорции, но не к дядьке Егору побежал, а в соседний двор, к участковому. Сознательный был Вершок, газеты читал и знал, что в стране творится, и что не велит линия партии граждан спаивать в гаражах. Аппарат тот Гаврилин, участковый наш, экспроприировал, а гопников с Егором впридачу, конвоировал в отделение- наказывать. Вершка Гаврилин похвалил от души и руку пожал: " Исключительный ты гражданин, Вершинин! Такое преступление раскрыл! Я тебе похвальную грамоту выправлю от лица органов. Может и в газете про тебя напишут, знаменитым станешь! " У Вершка ноги от счастья подкосились, чуть не крикнул " Служу Советскому Союзу!.. " - а делец Егор и Свищ с Барбосом косили на паренька с угрозой, да кулачки разминали.

  Влюбился однажды Кузя без памяти. Жила по соседству девушка Катя, маляршина дочка. Глаза большие, зеленые, а коса русая. И все при ней- и титьки наливные, и жопа спелая, как гарбуз. Как пройдет по улице бывало, так у всех мужиков слюнки то и текут, да дурная кровь в мошне гуляет. Не идет, словом, а гарцует, как аргамачка орловская. Тут Вершок наш и влип, что жужелка в сироп. Месяц ходил к Катьке под окна вздыхать, а потом они гулять стали. Да не как ныне- проводил и в койку, а культурно и со смыслом- в кино ходили, театр, на карусели катались... Кузьма парень щедрый, то эскимо, то шоколады Катьке покупал, то крем- соду. А Катька лижет мороженое, да хихикает. От радости, видать, что кавалер у ней галантный. А до поцелуев дело у Вершка не дошло- терялся чрезвычайно, не был он с девками в отношениях никогда. Так дружили они с Катькой всю весну, а по двору тем делом слух пополз, что якшается маляршина дочка с Петром Агапкиным, что на отшибе, в бабкиной избе жил, и шастает к нему временами. Петр не Вершок- смуглый детина, смоляной чуб с усами, да плечи что бампер от ЗИЛа. Брехали, что мамка его от цыгана прижила. Так то он малый был видный, а нутро гниловатое. Работать не охотник, а только что нибудь стибрить да за девками поухлестывать. Тут до Кузьмы довели информацию, что зазноба его крутит хвостом перед Цыганком, а Вершок, влюбленная душа, и поперся к Агапкину на ночь глядя, выяснять- поклеп али быль? Поднялся на крылечко, а в хате электричество горит, значит дома подозреваемый. Дернул Кузьма дверку, а та и не заперта. Пожал плечами, да и вошел внутрь. Чай не совсем чужие- соседи. Протиснулся Вершок в хату, а там- мать честная! Проклятый Цыганок развалился как барин в креслице и грудь волосатую почесывает, да еще зенки нахальные зажмурил и лыбится, как умильный кот. А Катька, распутница, в чем мать родила, перед ним на коленках ерзает, сраку белую оттопырив, и хер агапкинский заглатывает. Да еще урчит и причмокивает, когда Цыганок ее за косу поближе притягивает. Бедный Вершок язык проглотил от такого паскудства, и глаза рад бы спрятать, да некуда. Тут Агапкин Кузю увидел, палец к губам приложил и подмигнул заговорщически- не мешай мол. Вершок потоптался, махнул рукой, да и ушел восвояси- пущай любятся, дело житейское. Не были Кузьме присущи зависть да собственничество.

  А вскоре бардак в государстве настал, выгнали Вершка с завода, и попал он в дурную компанию, потому как все во что верил Кузя- говном на поверку оказалось. Стал он курить, за воротник закладывать, да прохожих у ларьков шмонать, с дружками новыми. Недолго лихорадило Вершка- повязали его с ватагой. Так и пропал где то в Сибири. Случайные люди баяли- якобы кум на зоне из Вершка дятла сделал, а каторжники Кузю- чирик и концы в воду. Хотя, брешут наверно. Все равно, как Вершок, таких нету нынче, порченые одни. Хороший был парень.