Кто не знает Вову Косорылого? В наших краях почитай от самого махонького держателя горшка и до последней старухи, всяк помнит ту историю. О жадности, о нечистоплотности, о том, как бог иногда наказывает мерзость человеческую.

***

Это ружьё появилось у Сумбайкиных в те годы, когда Владимир Ильич вещал с броневика, Керенский примерял бабье исподнее, а расстриженному гражданину Романову, по ошибке именуемому царём, при помощи чекистских маузеров делали дополнительные дырки в организме.

Карамультук, так дед Яким звал это жуткое приспособление для убийства теплокровных. Много позже, прочитав роман Георгия Тушкана «Джура», Жорка понял, что никакой это не карамылтык и не карамультук, а самая настоящая, пусть и очень старая подделка. Базовая мосинская трёхлинейка 7.62, для понтов окованная каким-то умельцем медными полосами, украшенная резьбой и насечками. Правда резьба, что и говорить, знатная. Тут тебе и барсы, и медведи с оленями.
Жорка даже разжился патронами к этому динозавру, правда испытать оружие в действии помешала смерть деда.

В те дни семья Сумбайкиных металась кто куда. Невпопад, путаясь у самоё себя под ногами. Кто-то заказывал пироги, иные договаривались с копалями и плотником. Ну а как же? Если уж встречали не все, то провожать человека надо миром.
Жорка плохо помнил похороны, словно в тумане. А то! В четырнадцать лет смерть уже очевидна. Смерть?!
Дед казался настолько вечным и незыблемым, что его кончина изменила жизнь и понятия Сумбайкина младшего в корне.

А через недельку после памятного и трагического дня, Жорка обнаружил пропажу раритетного оружия. Боль утраты поутихла, время, капая на тот пресловутый камень, сгладило острые углы, и Жорка, вспомнив за ружьё, решил-таки его отстрелять.
Однако в дедовом сундуке, где всё и всегда лежало на своём месте, царил кавардак. Портсигар, отлитый умельцами на фронте, трофейная зажигалка, привезённая из Будапешта, старенький парадный китель с орденскими планками. Всё было в наличии. Но винтарь, тот самый «карамультук», словно испарился.

Жорка задумался. Кому понадобился старый, вышедший из моды и обихода мушкет? Батя не брал, матери даром не надо, а больше и некому. Странно.
Парню припомнился памятный разговор с дедом. Случилось это на ночной рыбалке, когда два друга засидевшись с удилишками, разожгли костёр, да и остались ночевать на Юсьве. Они жарили над пламенем кусочки хлеба, ели его с салом и луком, запивали водой прямо из реки. Да-да, не удивляйтесь, когда-то такое было возможно. Не сразу человек обосрал планету, вначале долго тужился.

- Дед, расскажи про карамультук? – попросил Жорка, - ты давно обещал, а ночь длинная, да и спать в такую ночь, это преступление.
Дед ухмыльнулся своим мыслям, скрутил козью ножку, с треском затянулся и начал повествование:

- Случилось это, внучок, ещё при первом красном царе, Володе Ульяновском. Я тогда был прикомандирован губернской Чекой к продотряду. Голодно было, особенно в больших городах, вот и создали комиссары специальные отряды, по изъятию излишков. Зерно, мука, картоха и всё что под руку подвернется. Я тогда был молодой, дурниной наскрозь пропитанный. Мне сказали, что всех кулаков под нож, ну я и рад стараться. Осьмнадцать лет, не больно-то много, а?

И вот тут, в наших краях, на границе Пермской губернии и Башкирии, я познакомился с хозяином карамультука. Мы тогда большое село Толмаз раскулачивали. Ну как водится бабы, воют, мужики кулаки комкают да прикидывают, как нас на обратном пути тёмной ночкой живота лишить, и своё взад забрать.

По наводке местного активиста-христопродавца, окружаем большой дом. Хозяин из кулаков. Земли много, девять сыновей, столько же невесток, да мелочи хер знат сколь. Крепко живут, зажилисто!
Это я сейчас понимаю, что таким табором прожить проще, особенно когда все с руками, да лентяев в семье нет. Но тогда, имея два класса церковно-приходской школы, да одну неполную извилину, я решил. Враг! Резать к такой-то матери!

Короче, окружили мы двор, велели, как водится, сдать излишки, зачитали приказ из Губчека, а нам в ответ выстрелы. Ясен штемпель, не впервой такие обратки получать. Заняли оборону, и давай кулачьё выкуривать. Долго эдак-то пуляли друг в дружку, пока их старшой на переговоры не позвал. Мол, сдаёмся.

Вобщем взяли мы тогда что хотели, а ещё заарестовали всех целых мужиков. Наш командир, чтобы не таскаться с обозом, хотел их тут же в расход пустить, да бойцы, и я в том числе, уперлись. Вези в центр, пущай там разбираются, а мы не расстрельная команда, на палачей не подряжались.
Я тогда больше всех орал, молод был, горяч. Так командир мне два зуба прикладом Маузера выбил. Мало того, что кулацкая пуля ляжку прострелила, так ещё и зубы тово, выплюнулись.

А по дороге, пока везли мы тех арестантов в город, все до того вымотались, что на ходу спали. Я, как ранетый, ехал в телеге с главным кулацким батькой, отцом семейства.
Пока ехали, тихонько, чтобы командир не слышал, калякали за жизнь.
И уже возле самого города тот кулак мне сказал, мол, за то, что я не побоялся против своего старшего идти, хочет он мне перед смертью подарок сделать. Ну и указал место, где у него старое ружьё спрятано.

Я ж ещё подумал, нашто мне евонное ружьё, когда кругом война и этого добра как вшей на тифозной койке.
Однако дядька мне объяснил, что ружьё не простое, а оченно драгоценное. Кованное старым мастером по образцу туркменского карамультука. Ты, говорит, паря, за это ружьё смело десяток лошадей выручишь. Только знай, оружие зачарованное. По доброй воле переданное, оно исправно служит хозяину, а в руках вора может и подвести…

***

В тот раз Жорка не придал значения дедовым байкам. Мало ли чего не соврешь на рыбалке возле костра. Лишь бы ночь скоротать. Но сейчас, когда ружьё пропало, а дед ушел в мир иной, перед внутренним ухом парня промелькнули, прошелестели те дедовы рассказки. Словно вживую нарисовался бой с кулаками, раненый парнишка в телеге и его разговор с арестантом.

Недолго Жорка искал ружьё. Погоревал за память дедову утраченную, да и плюнул. Однако ружьё нашлось само. Зачарованное же!
Не прошло и пары дней после Жоркиных поисков, как грянул выстрел. Да не сам по себе.
Вова Лишенцев, вечный подёнщик и лодырь сельский, взял и застрелился. Не весь застрелился, а наполовину.

Это уже потом мужики да бабы судачили в сотню ртов. Как Вова, пользуясь общей сумятицей в доме Сумбайкиных, прокрался в дедову горенку, выкрал дорогое ружьё и до поры схоронился. А потом, когда пришло время, мужик нашёл укромный уголок за овином, и решил испытать дробовик. Поставил какую-то пустую посудину заместо мишени, прицелился да и пальнул.

То ли ружьё, долго пролежавшее без дела, пришло в негодность, то ли Вова полудурок заряд попутал, но только при выстреле ударник порвал стебель затвора, и вместе с боевой пружиной угодил Вове в глаз. Не убило, но глаз воровайки вытек, словно так и было.
Вову тогда хотели судить, да обчество отмазало. Ружьё, после долгих споров было обезглавлено, лишено затворной части и как память, повешено в горнице Сумбайкиных.
Люди посудили, порядили, мол, бог шельму отметил, поделом. И только Жорка знал точно, не соврал дед про заговор.

И если вам доведется быть в наших краях. Добровольно, этапом ли, как Радищев, справьтесь у старожилов и вам охотно покажут дом Сумбайкиных, Жорку Георгия и его зачарованное ружьё. А возле магазина, на самом угоре над Юсьвой, можно почти всегда встретить одноглазого старика Вову Косорылого, которого бог за лапы загребущие наказал. А коли не верите, так чич вам конский в дорогу, чтобы шагалось веселее.