Серёга Лядов не то чтобы не от мира сего, и не сказать что идиот конченный, но поэт, ага.
Да и поэт-то, если честно, аховый. Рифма кеды-полукеды, для Серёги нормальное явление. Но иногда, раз в пятилетку шестерёнки в голове мужика хрустнут, и рождается стих. Не бог весть, какой, но довольно приличный и ровный.

Пермь город мой, ты уж стара,
Не как седая Бухара,
Не как Каир или Тифлис,
И не Париж от Флёр де Лис.
Тебе уж двести пятьдесят,
А мне, по сути, мало,
Но я познал твой звонкий путь,
Где ты брала начало…

Бабы на Серёгу не надышатся. Кавалер, мужчина, балагур и мечтатель. Среди заскорузлых телогреек и валенок, подшитых автомобильной покрышкой, среди мата, самокруток и извечной пьянки, Серёга выделяется, как мог бы выделиться Ванечка Варрава на фоне группы пьяных Челкашей.

Работает Серёга коновозчиком и конюхом. Возит бочку с водой на старенькой кобыле Эсмеральде в дальний хутор. Где нет реки, нет ручья, колодцы волей Лукойловской мафии дают воду, от которой счётчик Гейгера визжит благим матом.

Никто не слышал, как нефтяники делают стратегические подземные презервуары на случай войны? Элементарно. Берётся бомба малой бризантности, бурится сверхглубокая скважина. Заряд плутония помещается на дно, сверху заливается подушка из бетона. Далее взрыв и подземная пещера-кувшин, с гладкими и прочными стенами, готова. Заливай нефть и жди когда соберётся очередь. Правда, подземные воды, ах они ж воды такие…

Серёге на всё это плевать. Он возит Н2О! Продукт, без которого жизнь невозможна. Триста литров в сутки, на четыре избы и десяток отживших свой век инвалидов.
Работа не бей лежачего. Но это не всё. Остальное время Серёга чистит денники, задаёт корм лошадкам, которых к слову в деревне полтора десятка. Много, ага. Места у нас глухие, жуткие. Урочища, буераки, пиздопроёбины. Дорог почти нет. Только и счастье, что лошадки не все вымерли в стране обосравшихся советов.

Серёге лет тридцать с хвостиком, но бабы в его доме пока нет. Бирюк? Нет, конечно. Просто как-то всё не собрался. Есть в мужике некая робость, но это скорее от его поэчьей натуры. Поэзия, она требует уединения, не терпит суеты и барабанов.
Но век долог, а беспризорный хрен долго на дороге не пролежит. Или подберут или в грязь закатают. Так случилось и с нашим конюхом.


Анечка жила в деревне с рождения. Звёзд с неба не хватала. И когда сверстницы после восьмилетки подались в город на учёбу, Анечка решила остаться. Земля, она ласку любит, уход. За ней ходить нужно, как за брюхатой коровой. Сделаешь всё с добром и будет тебе нянь до следующего года. Подойдёшь халатно, спустя рукава и получишь выкидыш в виде лебеды и огрехов.

Серёга и Анечка и дальше ходили бы по разным сторонам улицы, если бы не подонок случай.
В воскресный день Анечка шла из соседнего большого села, где делала покупки. Сумка с обновками приятно оттягивала плечи, не злое ласковое солнышко грело пригорки и перелески, пели птицы. Просветлённая панорамой родных просторов, Анечка пела. Её слушал подорожник, пчелы, снующие с цветка на цветок, добрый ветерок. Она передрала мотив из песни Миши Ножкина, где урка в весеннем лесу пил берёзовый сок, адаптировала его к словам и хулиганила:

Я б тебе засадил, всю аллею цветами,
Если бы ты мне дала, семена тех цветов
У меня не стоит, твоя роза в стакане…

Там где тропинка вливается в тракт Кудымкар-Пермь, Анечка остановилась передохнуть. Весёлые крики она услышала издали:
- Но, шалава потешная, понужай не стой, манда полиуретановая…
Так и есть! Из-за поворота показалась телега с принайтовленной к ней бочкой. На передке Серёжка-водовоз. И местечко рядышком есть, ой как здорово!

- Ну, чо ночуешь, мышь прохладная? – поздоровался Серёга, - клади гузно со мной рядом, да поехали. У меня дел невпроворот. Мамке воды в баню натаскать, Эсмеральду распрячь, да тебя вот ещё нагнуть надо ггаааа…
Анечка кокетливо ржанула и спросила: - А меня спрашивать, не надо что ли?
- А ты чо не дашь? – Серёга сделал мордой озадаченность, но не удержался и захохотал.
Анечка выдержала очччень короткую паузу, и кротко сказала: - Дам! Ко мне едем или к тебе?

Вот жеж жизнь, собака бешеная. Иную уговариваешь по три дня, а результат нулевой. А тут един раз спросил, и тут же дают а? Где справедливость?!

Через две недели, именно столько времени потребовалось Серёге и Анечке, чтобы освоить все известные позиции, и проветрить имеющиеся у Анечки в наличии отверстия, - деревня праздновала свадьбу.
Как без свадьбы? Вы в своём уме? Это деревня, здесь всё патриархально, согласно покона. Не нравится, ну и идите на…

Дальше у молодых началась совместная жизнь. Хорошая, надо сказать. Уравновешенная, светлая, с пониманием и взаимным уважением. И то! Не дети чай. Правилам обучены, при деле, при зарплате. Для ругани повода нет.


Анечка улетала на Бетельгейзе по четвёртому кругу. Серёга неистовствовал. Томлёная крольчатина ли была тому виной, или литр земляничного вина, распитый вечером.
Вернувшись из очередного полёта, Анечка выкатила глаза исподлобья туда, где им положено находиться. Отдышалась и страстно прошептала: - Серёженька, Сергуля, Гуленька, Гуля моя, Гульфик…
Серега, пребывая в прострации, не обратил внимания на шёпот супруги. Мало ли что нашепчет по-человечески отоваренная баба. Не обратил и, как оказалось, зря.

Со следующего дня Анечка не называла супруга иначе, как Гуля и Гульфик. Сначала Серёга пропускал это мимо ушей. Пусть блеет, жалко, что ли. Но как-то раз, придя домой усталым и злым, он не выдержал.

Войдя в избу, Серёга оббил валенки у порога (я не сказал, что уже пришла зима? Говорю. Пришла)
Далее он прошел к дивану, и устало откинувшись на спинку, бездумно уставился в телевизор.
- Гуленька, милый мой, устал? – Анечка присела рядом с мужем, - чуть передохни и айда снедать. Я тебе водочки налью, Гульфик мой хороший…

В этом месте Серёга резко встал, Анечка ничего не понимая, тоже встала, а кулак мужика уже летел на встречу алебастровому лобику супруги. Они встретились. Кулак и лобик. В месте стыковки состоялась короткая белая искра, и Анечка, исполнив классическое арабское сальто через обеденный стол, упокоилась на полу возле шифоньера.

Потом Серёга брызгал на неё водой, кудахтал как наседка, плакал жалеючи. Ну как так, ну зачем я, почему, урод!!!
Впоследствии они жили долго и счастливо. Радовались солнцу и деткам, которых старательная Анечка выдавила из себя аж пять душ.
И всё у них было хорошо, и всё сладко. Но уже никогда в жизни Аня не назвала мужа Гульфиком. А Серёга в свою очередь больше ни разу не распускал рук. Вот такая, братцы, Коми-Пермяцкая идиллия с элементами бокса…
Аут!