Кому скажи, что Лёнька, с его ярко выраженной бандитской внешностью работает на электро-приборном заводе, - засмеют к едрене матери.
Два метра росту, столько же в талии, кулаки размером с портативный арбуз. Гладко выбритая бугристая голова, усеянная сотней мелких шрамов, лобик, который можно закрыть одним пальцем (детским) и крохотные глазки, по-ричардгировски посаженные в одну точку. Мастер механического участка, ага. А мы тут типа стыдливые послушницы.

Несмотря на грозный облик, характер у Лёньки почти ангельский. Добрый, покладистый, местами даже робкий.
Однако это до поры до времени. И палка раз в год стреляет.


На дворе лето, работать неохота, жара добила. Урал, он такой. Если уж зима, то с треском и обморожениями. А коль пришло лето, то месяц-полтора бьёт в тридцатку, и ухом не моргнёт. А план давай, а бабло не отменяли, а за прогул можно и под увольнение. Произвол бля! И водки не хочется, вы поняли?!
Конец смены, гудят ноги, башка тупая, мысли липкие, потные. В глазах периодически плывут мухи. Одна отрада, - пятница.

Лёнька нехотя закуривает очередную сигарету и мысленно возвращается к утреннему диалогу с женой.
- Короче, я сегодня после работы к маме. Семьдесят пять лет. Соберутся еённые сёстры, соседки, те, кто ещё ползает. Помогу на стол накрыть, посидим, поздравим старуху. Там, наверное, и заночую, - Соня строго смотрит на мужа, - а ты ехай на огород, полей цветы, не забудь закрыть теплицу, да смотри у меня, водки ни-ни!


Лёнька докуривает сигаретку, аккуратно тушит окурок и щелчком посылает его в железное корыто со стружкой.
- Вано! Сюда иди, отпрыск коровы! – мастер встаёт во весь свой огромный рост и шагает к фрезерному станку, - Вано, я с кем говорю?

Ванька Трофимов, фрезеровщик и, пожалуй, единственный Лёнькин сотоварищ, снимает с головы наушники и, перекрывая визг станка, орёт в ответ: - Да слышу я тебя, орясина! Чо разорался?
Не обращая внимания на орясину, Лёнька спрашивает дружка: - Ты не передумал ко мне на огород ехать? А то Сонька, сам знаешь, к мамаше намылилась, чтоб им один гроб на двоих достался, а меня на хозяйство бросила.

- Да нормально, Лёньша, мы ж договорились, - Иван улыбается, - правда без баб скушно.
- А кто тебе сказал, что без баб? – Лёнька ухмыляется, - у меня соседка по огороду давно планы по моему совращению вынашивает. Так что у меня всё будет. А ты суетись, пока не поздно. Да и начинай уже собираться. Выключай свою верещалку, голова болит, настопиздел!

Через час, попёрдывая старенькой Волгой, предварительно затарившись продуктами и водкой, два друга въезжали в дачный посёлок. По незнанию вы можете спросить, а зачем же на огороде водка? Здрасьте! Я же говорил, теплицы закрывать!
День клонился к вечеру, есть у него такое свойство. Клониться. И потому два друга, не теряя времени даром, самым срочным образом накрыли стол.

Были там и хлеб и соль и лук, и хлеб …. Ах, да, за хлеб я уже говорил. Ну и водка, естественно. Кто ж без неё голубы, на огороды ездит? Далее по накатанной колее.
Первый раз, как в первый класс. По стакану и ни как иначе. Чисто для разогрева и снятия международной напряженности.
Выпили, закурили, перекинулись парой слов. Если честно, особо болтать не хотелось. Каждый сидел и прислушивался к внутренним ощущениям. Ловя момент истины, точку воспламенения.

Когда допивали первую бутылку, в двери садового домика постучали. Робко так, с подъёбкой. Мол, знаем, дома, не прячьтесь.
Лёня поднял задницу с заскорузлого табурета и настороженно открыл двери.
На пороге, обворожительно улыбаясь всеми двадцатью зубами, стояла соседка, Люба из покрасочного цеха.

- Привет, хозяева! Смотрю, машинка стоит, знать-то Леонид Михалыч приехамши! – Люба хозяйски вошла в помещение, потеснив необъятной грудью Лёню, и сразу же садясь за стол.
- Хм, машинка стоит, не вопрос, - Лёня достал чистую рюмку и налил гостье, - смотря кто и как ставить будет. А то на иное не то, что машинка, солнце не встанет.
- А мы домкратиком надуем, оно и поднимется, - парировала Люба.

Так пикируясь, похохатывая и усугубляя, троица усидела ещё литру. И когда на небо вылезли звёзды, а луна голая и потная, заняла свой шесток, Лёнькина рука заскребла дно пустой сумки. Кончилась водка! Что может быть страшнее этих двух кладбищенских слов?! Разве что – Водка кончилась!

Лёнька, собрав разбежавшиеся по углам таракано-мысли, пошатываясь, встал. Пощупав карман, успокоился.
- Слухайте сюда, мафия! Я за пойлом, бо сидим хорошо, а водонька скончалась. А вы без меня полейте теплицу и обязательно закройте цветы!
- Лёнь, а пошто цветы-то закрывать? – пьяно удивилась Люба.
- Пошто надо, по то и закрывай, - рыкнул Лёнька, - делайте как велено, и когда приеду, продолжим вакханалию!


Итак! Наш отважный Лёнька, презирая правила дорожного движения, хорошего тона, наставления супруги и вообще всё на свете, сел за руль. Волга рыкнула, взбрыкнула прорезиненными копытами и канула в ночь.
Уехал Лёнька, но остались Иван и Люба. Переглянувшись, они допили содержимое стаканов и, не сговариваясь, направились …. Не угадали! Туда они направятся позже, когда автор разрешит. В нашем случае собутыльники пошли исполнять распоряжения хозяина дачи.

Буквально через полчаса, облившись так, словно попали под проливной дождь, они полили, а вернее утопили парник с огурцами и кабачками. Найдя за домиком ворох старой клеёнки, самым аккуратным образом закрыли клумбы с цветами. Потоптав при этом добрую половину. Но, как известно, лес рубят, щепки летят.

После чего, находясь в состоянии близком к коме, они поднялись на второй, мансардный этаж домика. Там, потеряв остатки сил, Люба рухнула на диван и, откинувшись на его спинку, отчалила в сторону наиболее вероятной нирваны.

Лёнька приехал через полчаса. С диким матом, двулитрой водки и синяком на полтуловища. Разгрузив пойло на стол и не обнаружив друзей, мужик задумался. Однако хохот и крики из мансарды заставили его подняться наверх.
Увиденная картина и насмешила и разозлила мужика одновременно.

Люба, уже немного отрезвевшая, подобрав под себя ноги, сидела на диване. Это её крики услышал Лёнька.
- Уберите кто-нибудь этого идиота, - орала баба.
Было от чего орать.
Ванька, голый до состояния абсолютной голости, танцевал перед бабой. Он что-то пел, выкрикивал непонятные звуки, и плясал.

Внешне это походило на сиртаки с элементами гопака. Очередной раз, уходя вприсядку, Ванька шлёпал яйцами по крашеным половицам, задорно встряхивал членом и, жалостливо вскрикнув, исполнял следующее па.

Могучий пинок ботинка сорок седьмого размера, угодил танцору аккурат в середину межбулочной впадины. Нога на какой-то миг застряла, но подталкиваемая внутриутробным давлением с хлопком вышла назад. А сам танцор, исполнив передний кувырок, на манер Джеки Чана, ушёл в окно. Только смяргала выбитая рама. Слава Сэдмурв Паскуджу, стекла, нерасторопный Ленька вставить не успел.
Внизу под окнами раздался отчётливо слышимый шлепок. Треск жимолости и громкое «Ёптваюмать». Собственно, на этом и закончился сей суетный день.