Все лето пролежал я в гинекологическом отделении. Я знаю, что вы уже смеетесь и сквозь смех пытаетесь спросить о том, как я сюда попал. А, между прочим, ничего смешного в этом нет, все очень серьезно и даже обыденно. Меня привезли сюда на «скорой помощи».
А дело было так. Сидим мы, значит, с женой на диване, телевизор смотрим. Вдруг меня снизу живота как хватанет! Упал я с дивана, глаза закатил от боли и ужаса, скорчился. Жинка растерялась, побежала на кухню, стала в панике ша-рить по шкафам в поисках какой-нибудь таблетины. А потом видит, что мне все хуже и хуже, ну и вызвала «скорую помощь».
«Скорая помощь», естественно, не подвела. Ну, то есть лучшего ожидать и не пришлось. Приехала через полтора часа (видимо добиралась кратчайшим пу-тем – через Санкт-Петербург). Вышла из «Скорой» сонная бабуся в очках и при-нялась меня допрашивать-расспрашивать про то, про се. А я, еле живой от боли и испуга, что-то мямлил и в беспамятстве кивал. Жена переводила свой испуган-ный, полный слез и надежды, взгляд то на меня, то на нашу «спасительницу». Наконец, бабка, как будто что-то взвесив у себя в уме, резко встала и громко вы-палила: «Все ясно! Поехали!». И тут же положили мои худые кости на носилки и понесли к «черепахе». Жена, естественно, поехала вместе со мной и всю дорогу держала меня за руку.
Ехали мы где-то полчаса. Первое время медсестра дремала, похрапывая на ухабах и спуская на пол длинную тягучую слюну. Наконец, очнувшись, она как бы, между прочим, заявила: «Мы вас везем в гинекологию».
«Куда?!», - воскликнула моя супруга. – «Что вы такое говорите?! Ведь в ги-некологии лечат женщин, а не мужчин, мужчин там не лечат!». «Нам лучше знать, куда везти!», - отрезала медсестра и с победным видом уставилась вперед на дорогу. «Не надо его в гинекологию, надо в урологию», - пыталась отбить ме-ня у судьбы жена, но поняла, что бесполезно: медсестра уже напоминала по бес-страстности лицо египетского сфинкса.
Дорога в больницу была очень трудной, и в моих больных мозгах крутились строки из Константина Симонова:  «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины?». Водитель гнал лихо, почему-то глухими дворами, по ужасным ухабам без какого-либо намека на асфальт. Как будто бы вез не больного в больницу, а дрова. Лавировал между домами с лихостью бывалого автогонщика (как потом ока-залось, он им раньше и был). А моя половинка держала меня покрепче, чтобы не кувыркался по машине.
Наконец, мы приехали. Двор больницы, обильно поросший бурьяном, особой романтики не навевал. Да мне было и не до романтики. Меня несли на носилках, а я смотрел жалостными глазами то на голубое небо над головой, то на бабку-медсестру с улыбкой сфинкса, то на обеспокоенную моим состоянием жену, семенившую рядом.
Я, конечно, много слышал о гинекологии как о сфере медицины. Ну, как слышал? Как все мужики, естественно. И, как самый настоящий мужик, в гине-кологическом отделении никогда не лежал. И никогда бы мне в голову ни по трезвяку, ни по-пьяни не привиделось бы, что я когда-нибудь сюда попаду. Но, вопреки судьбе и здравому смыслу, я все-таки сюда попал!!!
Как ни странно, моему появлению в гинекологическом отделении никто не удивился. Ну, я имею в виду врачей, медсестер…Персонал, в общем. Среди па-циенток сразу же метнулся слух: «Мужика привезли!». Для кого-то этот слух прошел как тревога («Да что же то, бабоньки, творится, уже и мужики в гинеко-логии лечиться начали?!»), для других – как недоуменье и удивление (этот жест внимания на юморесках подписывают «Без слов»). В глазах третьих читалась плохо скрываемая радость: «Ну, наконец-то!». А то, когда одни бабы кругом, то, хоть и сама такая же, но возникает дискомфорт. Надоедает постоянный треп, хо-чется чего-то мягкого и пушистого. Положили меня к трем бабушкам. То ли боя-лись за мои сексуальные проявления, то ли просто было некуда. Я более склонен ко второму варианту, поскольку, когда меня втащили и плюхнули на койку, у меня был ну очень несексуальный вид.
Бабушки сначала тоже поклохтали по поводу самого события, но быстро успокоились. Видимо, уже устали от сплетен и пересудов и их больше клонило в сон. Иногда так и засыпали, сидя ли у телевизора, с вязаньем ли в руках, открыв рот.… Да и годы у бабушек были явно не те, чтобы хихикать и сплетничать. Одна, баба Матрена, лет этак под восемьдесят, лежала в отделении с подагрой, говорила она уже плохо и что делала в гинекологическом отделении, самому богу известно. Говорили, что приступ подагры застал ее прямо в огороде, где она лю-била всю жизнь ковыряться. И вот на «скорой» – сюда, в гинекологию. С бабой Матреной мы быстро нашли общий язык, ведь у нас оказалось общее хобби – сад-огород. Мы могли часами судачить о колорадском жуке, тле и муравьях; яб-лонях и помидорах; морковке и капусте; лейках и опрыскивателях, «Децисе» и аммиачной селитре. Периодически, во время наших разговоров, баба Матрена начинала подремывать, да прихрапывать и ее речь принимала примерно такой вид: «Та-а-а вот, накопа-а-а-ла я намедни, кар…(пауза), ка-а-ар, к..к..ка-а-ар…хррр….тошки, она…..хррр, чер…черхррр…вивая (далее шел сплошной «хррр»). Иногда бабуля, заснув, падала с кровати и я, уже боявшийся за ее здо-ровье, стал за ней постоянно следить.
Вторая и третья бабуськи - Дарья и Степанида были обе лет семидесяти и ничем особым не отличались. Ну, бабуськи и бабуськи, каких много. У одной – давление, у другой – что-то с ногами. Все они относились ко мне как к родному внучку и всячески заботились. То одеяло подоткнут, то шикают на остальных в коридоре, чтоб не орали, когда сплю: «Тише! Алешенька спит!». В конце концов, я был единственным мужчиной в гинекологическом отделении и имел право на кусочек женской доброты.
Ну, да ладно, это я забегаю вперед. На следующий день я кое-как пришел в себя. Внутри все болело, а особенно – место от обезболивающего укола. Я, как поднялся, так сразу стал хромать и хромал потом целую неделю.
Наутро меня посетил доктор. Наспех пощупав и послушав бабушек, он направился ко мне. Я, по своей наивности, думал, что он удивится, увидев меня - мужика, но этого не произошло. Пожилой такой, седой доктор с табличкой «Ги-неколог высшей категории» Иван Иванович Лохов с видом знатного специалиста, нахмурив седые густые брови, ощупал мой живот, долго чесал в затылке и, наконец, разразился гипотезой: «Ну, я конечно, не во всем уверен, но по всем симптомам – эрозия шейки матки».
«Матки?! Какой к черту матки?! Какая еще эрозия?! Я мужик и никакой матки у меня нет!», - заорал я. Тут вмешалась медсестра, которая пришла вместе с доктором и заявила, что Иван Иванович – врач очень известный и знает, что говорит. И мне посоветовали не вякать. А доктор добавил: «Если у Вас нет матки, молодой человек, то это очень плохо. Оч-чень плохо! И я Вам не завидую. Будем Вас лечить». «От чего?!», - воскликнул я. «Как от чего? – спокойно промолвил доктор. -  От эрозии шейки матки, я же Вам сказал. «Так матки-то у меня нет!» - пытался парировать я. «Ну, мы что-нибудь придумаем, а пока, мил человек, попейте таблеточки и поделаем Вам укольчики». 
Я снова пытался возразить, но доктор уже надел на лицо каменную непро-биваемую маску и пошел к следующей больной в соседнюю палату. Словно тень, отправилась за ним и медсестра, на прощанье окинув меня бесстрастным взгля-дом, как бы говорившим: «Выступают тут всякие!».
В глубокой тоске я повалился на кровать, положил ноги на спинку и заду-мался. Надо было что-то делать. «Ладно, слава богу, хоть аборт делать не будут и то хорошо». Вскоре принесли таблетки, которые оказались димедролом и фе-назепамом, то есть для откровенных лохов. А у меня же мать была врачом и я кое в чем разбираюсь. И отправил таблетки в унитаз. Делаться сонным полупсихом мне совсем не хотелось.
Молодые женщины в отделении поначалу меня сторонились. Как увидят, то кто сразу прятаться в палату, кто мимо быстро по стеночке – шмыг. Как будто я – монстр какой, Чикатило. А у меня своих проблем хватает, мне не до соседок по отделению. Иду по коридору – изо всех щелей торчат носы, маленькие и большие и слышится тихое шушуканье. Все-таки, не каждый день в гинекологическое отделение мужиков кладут. Будет потом что рассказать подругам и родне.
Каждый божий день приходил доктор с медсестрой, осматривал меня, гово-рил: «Та-а-ак…Да-а-а.…Но все оставалось по-прежнему. Я понемногу отлежал-ся, боли внизу живота меня больше не беспокоили, и я стал проситься домой. На что получил жесткий отказ. «Вы что, молодой человек! На тот свет захотели?! Это же не шутка – эрозия шейки матки. Пока не вылечим – не выпустим. Потом нам еще спасибо скажете».
Понемногу я стал осознавать преимущества своего положения. Тут столько красивых девушек и молодых женщин, что смотри, не пересмотришь! К тому же постепенно они перестали меня стесняться, и уже скоро я видел и оголенные ножки, а то и чего повыше. Наслаждение! Даже стали при мне, не стесняясь, пе-реодеваться. А чего стесняться, мужик-то свой, из того же отделения.
Вроде бы и смирился я со своим положением. Утром приходит доктор, осматривает меня, как обычно, уходит; таблетки я сразу в унитаз или в окно, если внизу никто не идет. Принялись тут мне делать уколы глюкозы. Ну, против глю-козы я возражать не стал, все-таки подпитка организму какая-то.
Целый день треплешься то с бабками, то с девками. Погладишь какую иногда по чему-нибудь. Телевизор посмотришь, почитаешь, поспишь. Ну и, кормят, будь здоров, да иногда и с добавкой («Кушай, Алешенька, милый!»). Как-никак, единственный мужик в гинекологическом отделении. Житуха!
Все бы хорошо, да сразил меня как-то ужасный запор. Опять схватило меня внизу живота (у меня подозренье на то, что меня с ним в больницу и увезли). На тот раз чувств не лишился, сразу сообразил, что к чему. «Э, Леха», - думаю, - «У тебя, милой, запор и надо тебе клизьму». Кое-как отдышался и пошел к сестре просить клизму. Но не тут-то было!
«Какая еще клизма?!», - с недоверием проговорила медсестра. – «Не валяйте дурака, молодой человек. Здесь вам не проктология, а гинекология и никакой клизмы я вам ставить не буду!».
«Ну, дайте тогда грушу, я сам себе сделаю!», - ныл я.
«Нет, не положено! Как я могу доверить ценный врачебный инвентарь по-стороннему лицу?», - уперлась медсестра. Так и не удалось выпросить.
Улегшись на кровать и свернувшись на ней калачиком, чтобы не так было больно, я не знал, что делать. Бабуськи сочувственно охали, но помочь мне ни-чем не могли. Любому русскому человеку издревле известно, что от запора луч-ше средства, чем клизма не найти. И тут мне в голову ударила потрясающая мысль! Я вскочил от изумительной идеи и помчался галопом к медсестре.
«Девушка! Дайте, пожалуйста, спринцовку. Мне бы проспринцеваться» – жалостливым голоском проблеял я, уж и не надеясь на чудо.… Но чудо, как ни странно, случилось.
«Ну, так бы и сказал» – миролюбиво протянула медсестра, - «А то – клизь-му, клизьму…». И я с резиновой грушей в руке со счастливым блеском в глазах поскакал к туалету. Вышел – счастливый!
В, общем, начал я косить в отделении под женщину. Ну, не внешностью, ко-нечно, искусственные женские отличия приделывать не стал. Симптомами. Ну, конечно, выпендривался не перед «сокамерницами», а перед медперсоналом. Сразу подобрели ко мне доктор и медсестры, дескать, наш человек.
Доктор даже засел за докторскую диссертацию (он же доктор, как ему без диссертации) на тему «Эрозия шейки матки у мужчин». Поговаривали в отделе-нии, что он хотел и Нобелевскую премию получить за свое открытие. Представ-ляете: все предыдущие понятия рушатся, все старые идеи сметаются! И это все сделал ОН! Иван Иванович Лохов! ОН открыл, что и у мужчин бывают женские болезни! А чего удивляться: и у тех и у других по две ноги, две руки, есть и го-лова и глаза, нос, рот и уши. Почему бы и нет?
Чуть позже к нам в больницу пожаловали корреспонденты местных газет брать у доктора интервью. Взяли также и у меня. Мне было уже до безнадежности смешно. Я еле сдерживался. Отвечал на вопросы корреспондентов хохмами и приколами, а они с совершенно серьезным видом старательно записывали, все, что я говорю. Я им наплел, что наелся ртути в детстве, от чего у меня в организме началась мутация. Что у меня бабушка живет в Чернобыле, и недавно прислала оттуда парного молока от шестирогой десятиногой трехглазой коровы. Что, что мой прадед – марсианин, и согрешил с моей прабабкой, когда был на Земле в командировке. И прочую лабуду. Доктор что-то тоже записывал с моих слов, со-средоточенно глядя мне в глаза. Наверное, это было нужно для диссертации.
Вы спросите меня, почему я оттуда не сбежал? Так приставили ко мне двух охранников. Чтобы, дескать, не исчез «уникальный экземпляр». Ходили за мной всюду, чуть ли не в туалете со мной сидели, и в одной постели не спали. И не стыдно было «врачу высшей категории» доктору Лохову так смешить народ. Да я все равно бы от них сбежал, охраняй меня, не охраняй. Но мне было интересно, чем же весь этот цирк закончится.
А закончился он довольно быстро. Дошла эта история до главного врача больницы. А уж он оказался человеком серьезным, в отличие от некоторых. Вы-звал нашего «мэтра» на «ковер» и, поскольку весовые категории ни по должно-сти, ни по интеллекту были не равны, то вылетел вскоре Иван Иванович и из за-ведующих отделением, и вообще из медперсонала за пределы больницы. А вслед ему полетела недописанная диссертация. Ее листки долго потом валялись по всей территории больницы, да и за ее пределами тоже, благо кабинет главврача находился на самом последнем этаже.
Ну, а меня «освободили из под стражи», я вернулся домой и стал жить-поживать как прежде. Но история эта долго не забывалась. Как станем выпивать с мужиками, так обязательно вспомним. И ржем до колик в животе. А от колик я принимаю теперь активированный уголь и «скорую помощь» больше не вызываю. Неизвестно еще куда увезут.