Глава 16

СССР, Рыбинск – Москва – Малгебек. Лето - осень 1942 года.

Завьялов явно просчитался, рассчитывая добраться до Пятигорска за две-три недели. Несколько дней в лесу плутал - сразу выйти на трассу побоялся и ушёл севернее, в самую чащу. Так безопаснее показалось. Питался тем, что под ногами было… Чуть с голоду не подох, пока к посёлку вышел.
Какое-то время прятался то в Больших Мхах, то в Васильково. Днём ныкался по заброшенным избам и сараям, и только в сумерки, словно вурдалак, выходил на розыски пропитания. Дальше из района двинуться не спешил, прекрасно зная, что Коваленко будет рыскать в округе ещё неделю, как минимум. Как только понял, что искать его больше не будут, вышел на тракт и остановил первую же попутку.
К концу июля Завьялов добрался до Москвы. Немцы всё ещё были под Ржевом и в Вязьме, но последний раз бомбили столицу ещё ранней весной. На вокзале ничего толком сказать не могли - никто не знал когда будет следующий эшелон на юг, да и будет ли вообще…
Дед в униформе железнодорожника только плечами пожимал, пока Пашка его расспрашивал. Старик попросил огоньку и, прикуривая, исподлобья зыркнул на Завьялова.
- Дороги разбиты, сынок. Кто ж его знает, будет ли что?
При этом понагнал важности и раздул щёки, как водится в таких случаях. Словно и не отнекивался вовсе, а расписание на год вперёд выдал. Уже в спину Пашка услышал: «Вечером, может… К семи».
Пашка, хоть и в военной форме и при документах был, решил на вокзале не околачиваться, а вернуться сюда, когда стемнеет. Уж очень патрулей вокруг много. Мало ли, заинтересуется кто-нибудь - что за надобность вохровцу на перроне торчать.  А сочинять на ходу и блеять про перевод и предписание Пашке не хотелось. Силы не те, и убедить патруль будет сложно. А силы беречь надо.
Завьялов вышел на Садовое и посмотрел вверх. На небе, сколько глаз хватало – аэростаты, штук тридцать насчитал. Город сильно пострадал после бомбёжек, кругом дома покалеченные. Стёкла в окнах косым крестом заклеены, витрины заложены мешками, набитыми песком. По стенам и заборам агитка, в рупоры песни про «Вставай страна», а в перерывах между песнями – сводки. Народец кругом высохший и полуголодный. Пашка в поезде ещё слышал, что цинга в Москве свирепствует.
Возле столба с рупором несколько человек. Всех разговоров - что да как на фронте. Пашке и самому интересно, но про Кавказ ничего не говорят. Только про Ростов. Там что-то страшное.
Жрать хотелось до смерти, а хлеба не достать, только по карточкам или за сумасшедшие деньги. У Завьялова ни того, ни другого. На прилавках Мосторга, в который случайно забрёл – барометры, щипцы для завивки и фаянс. Кому и на кой ляд всё это нужно сейчас, непонятно.
Проболтавшись до вечера по городу, Завьялов вернулся на вокзал. Переночевал и утром с боем занял место в вагоне поезда, следовавшего на юг.

***
В вагоне только и разговоров про эвакуацию и про немцев на Кавказе. Ставрополь, а теперь уже и Майкоп под немцами. Ночью эшелон качнулся и встал. Приказ – освободить вагоны! Пересадки одна за другой, беготня… И всё время с боем приходится добывать себе место.
Пашка присел в самый угол теплушки, вжался в дощатую перегородку. Следом ввалилось ещё с десяток солдат, наполняя и без того кислый воздух вагона запахами табака, портянок и сапог. Примостившийся рядом вояка толкнул его в бок.
- Слыш, говорят, уже да Краснодара не поедем, во как…
- Чего?
- Таво! Каюк…
Завьялов закрыл глаза и попробовал уснуть. Тряска, ворчание, и смрад… Сон был тяжёлым, не давал отдыха - после него, как после тяжёлой работы, хотелось снова уснуть. И постоянное чувство голода, которое Пашка глушил только кипятком. На какое-то время отпускало, но затем жрать хотелось ещё больше. Он уже потерял счёт дням.
Двадцатого прибыли в Малгебек. Оттуда до Пятигорска несколько дней пути, если пешком. Но там уже немцы, а ему нужно на Эльбрус. Пашка снова подумал о том, что какая-то неведомая сила тянет его на вершину Кавказа. Казалось бы, чего проще – перешёл линию фронта и сдался немцам. Да хоть в том же Пятигорске. Но он чувствовал, что ему необходимо попасть именно туда, на седловину горы. Чувствовал до дрожи. Но домой всё равно нужно… Там снаряжение, оставшееся от материного брата.
Завьялов вспомнил, как пропал его дядька на пике Калицкого. Он и ещё двое. Как сквозь землю провалились. Искали несколько дней, но ничего не нашли - ни следов, ни тел.

До Пятигорска Завьялов добрался глубокой ночью уже в начале сентября. Минуя немецкие посты, он вошёл в город со стороны южного склона Машука и собирался было спуститься вниз, но остановился.
Его привлекли звуки музыки и зарево огней у самого подножия горы. Прячась за камнями, он подобрался как можно ближе к источнику шума и света. Опасность напороться на немецкий пост его не очень пугала - язык знал, а гражданскую одежду раздобыл ещё в Прохладном, когда местное население спешно покидало город, в который рвались танки двадцать третьей дивизии Вермахта.
Подкравшись как можно ближе, Пашка спрятался за небольшой каменный выступ и посмотрел вниз.
То, что он увидел, напоминало военный парад и оккультный ритуал одновременно. Солдаты в чёрной форме… Горящие факелы… Сотни факелов и музыканты, исполняющие военный марш. В самом центре действа Завьялов заметил десятка два людей, одетых в просторные белые балахоны. И тут его словно током прошибло, аж голова зазвенела. Он вспомнил свой разговор на чердаке с прабабкой… Он тогда совсем пацаном был… Павел снова услышал глухой и хриплый голос старухи: «Тебя эта сила будет сама вести, пойдёшь за ней, как привязанный…»
Что-то ещё она сказала тогда… Он вспомнил, как прабабка предостерегала: «Не всегда она выводит туда, куда ожидаешь…»
Ему на мгновение стало страшно. Куда его сила заведёт, он и сам не знал. Да и поздно уже. А самое главное – сопротивляться он не может. Идёт как безвольное животное, как вохровцы шли за ним от затопленного монастыря.
В одном он был совершенно уверен. Что-то должно было произойти. Очень важное… И совсем скоро.
Павел спустился в город и направился к дому, стараясь идти самыми неприметными и тёмными переулками. На знакомой с детства улице мало что изменилось за три года. Несмотря на поздний час, в окнах Завьяловского дома горел свет. Пашка перепрыгнул через невысокую изгородь и пробрался к дому, хоронясь в тени деревьев. Прижимаясь спиной к бревенчатой стене, подошёл к освещённому окну и заглянул внутрь. Матери он не заметил, но за столом сидел немецкий офицер, вероятно, из расквартированных.
Пашка подождал несколько минут, соображая, что делать дальше. Войти в дом он не решился. Конечно, неплохо было и с матерью увидеться… С другой  стороны, его визит может неизвестно чем закончиться. Слишком много сил он потратил за последние несколько месяцев и с офицером он теперь вряд ли в состоянии справится. Да и матери не поздоровится, если с квартирантом что-нибудь случится. Нет, не для этого Пашка пробирался сюда столько времени. Нужно собрать всё необходимое, запастись продуктами и двигать в горы. Там отлежаться какое-то время а потом… Потом ему подскажут что делать.
Он отошёл от окна и направился к сараю. Отыскал мешок, сложил в него верёвку, скатанный в рулон кусок овчины, ледоруб, котелок и крючья. Бросил немного картофеля и лука, переоделся в выменянный дядькой ещё задолго до войны «бекляйдум» – комплект униформы немецкого горного инженера. Не смог отыскать только зимней куртки. Скорее всего, мать продала или обменяла на хлеб.
Осторожно, чтобы не скрипнула дверь, закрыл сарай. Перекинул мешок через плечо и, последний раз оглянувшись на окна, перелез через ограду. Уходил быстрым шагом, не оглядываясь. Почему то подумал, что никогда больше сюда не вернётся.

***
Уже на выходе из города Пашка нарвался на немецкий патруль. Не успел нырнуть в тень, и его окрикнули. Он побежал, и вслед ему прозвучало несколько выстрелов. Обожгло правый бок, но Завьялов не остановился. Бежал, пока сил хватило, и упал в траву, только когда в глазах потемнело, и боль стала совершенно невыносимой.
Отлежался и, задрав свитер, взглянул на рану. Вроде ничего серьёзного. Кора ивы, сырой картофель и птичий горец – всё, что нужно, чтобы быстро залечить ранение. И вода… Он помнил, что неподалёку от того места, где он собирался переночевать, есть небольшой ручей. Хорошо бы ещё мёд и козье молоко, да где их взять?
Вход в расщелину находился с южной стороны, как раз над обрывом. Чтобы попасть в пещеру, нужно было пройти по узкой полке, расположенной прямо над входом. Далее пещера уходила вглубь и вправо, заканчиваясь неправильной формы кругом. Довольно низкий свод вверху и небольшая каменная площадка, которая вполне могла служить постелю. Разведённого огня снаружи никто не заметит из-за резкого поворота тоннеля. Впервые за несколько последних лет Завьялов чувствовал себя в полной безопасности.
В пещере Пашка более тщательно осмотрел рану. Два отверстия, со спины и в боку. Видимо, пуля прошла навылет, особо не потрепав внутренние органы. Завьялов запалил костёр и закипятил воду. Приготовил кашицу из сырого картофеля, смешал с отваром и, обработав рану, перевязал оторванным рукавом рубахи. Постелил овечью шкуру на камень и лёг. Нужно восстановить силы.
Завтра он спустится вниз, чтобы собрать все необходимые травы. Как только он будет в состоянии двигаться дальше, покинет пещеру и поднимется к «Приюту одиннадцати», а оттуда на седловину или на пик Калицкого. Он ещё и сам не знает, куда именно. Пашка вспомнил про загадочный ритуал, который привлёк его внимание у подножия Машука. Фрицы определённо что-то ищут в Приэльбрусье. Скорее всего, то, что не смогли отыскать на Тибете… Шамбалу. Завьялов слышал о двух довоенных экспедициях Шеффера на Эверест. Возможно, немцы пытались попасть туда и позже, но наверняка эти экспедиции уже проходили в режиме строжайшей секретности.

Завьялов сидел возле разведённого огня, помешивая ножом кипящую в котелке гремучую смесь. Первый и единственный раз он готовил её ещё до лагеря. Испугался так, что больше не предпринимал попыток повторить. Сейчас, по прошествии времени, страх исчез. Осталось только желание увидеть будущее - ещё раз убедиться, что он правильно сделал, забравшись сюда.
Пашка снял котелок с огня и поставил на камень остужаться. Сделал аккуратный надрез на пальце левой руки и выдавил в отвар несколько капель крови. Перемешал и выпил содержимое.

Окровавленные бинты… Раненые… Саквояж в его руке. Что-то ещё… Что-то важное, но Паша никак не может понять, что именно. Плен… солдаты, похоже, американцы или англичане. Что дальше? Склон… Кто-то дёргает за конец репшнура…
– Ты потерял квалификацию, Фредди.
Паша повернул голову и увидел загорелое улыбающееся лицо. Как его… Фриц. Да, точно, Фриц Закс. Пашка соглашается. Он действительно потерял квалификацию…
Картинка снова меняется. Город, ему незнакомый… Его квартира. В холле дребезжит телефон. Он снимает трубку, но ничего не слышит…
Какие-то имена. Гюнтер… Кто такой Гюнтер?
Паша держит в руках потёртую тетрадь в кожаном переплёте. Передает сидящему напротив… Тот поправляет очки, читает. Читает долго, кажется, целую вечность.
– Что скажете?
Тетрадь ложится на стол.
– Вы показывали это кому-нибудь ещё?
– Нет.
– Довольно интересно, но абсолютно бесперспективно. Если позволите…
Нет, Фред не позволит. Он вообще не хотел показывать, а передать в руки уж точно не согласится…
Паша видит, как цепкие руки врача ухватились за край тетради… Алчные бегающие зрачки… Бесперспективно? Отчего же тогда такая заинтересованность?
После этой встречи всё и началось… Снова имена… Август Хирт, Гюнтер…
Паша пытается забраться дальше, но что-то держит его, не пускает… Не пускает. Последнее, что он видит – пик Калицкого и непонятное яркое свечение на самой вершине.

Ещё несколько дней, и можно будет выйти. Сначала к седловине, минуя «Приют одиннадцати». Там немцы, а встречаться с ними в его планы не входит. Оттуда на пик Калицкого.
В последние дни стало холодно. Вчера выпал снег.



Глава 17

Германия, Франкфурт-на-Майне – Франция, Страсбург. 2005 год.

Как только заняли места в самолёте, Манфред тут же повернулся к Ракешу.
- Что ещё за «Фридрих»?
- Передатчик.
- Какой ещё передатчик?
- Тот, что нашли возле автобуса сразу после аварии.
- У меня ничего не было, Ракеш. Никакого передатчика.
- Возможно, вы держали его в руке, и он выпал во время удара. Я не знаю, Лист… Не важно. Знаю только, что вышли на вас, когда получили сигнал, который он посылал. Определённая комбинация в УКВ диапазоне. На неё и был настроен пеленгатор ещё с шестьдесят второго года. Как раз с момента вашей гибели в Альпах.
Манфред не знал что ответить на этот фантастический бред. Кто-то пытался найти его сорок с лишним лет! Зачем?! Это основной вопрос, остальное не так уж и важно.
- Кто меня ищет, Ракеш? И с какой целью? Я не выйду из самолёта, пока вы не ответите на мои вопросы. Так и знайте, гулять с вами по Страсбургу я не намерен.
- Осталось совсем немного, Манфред…
- Плевать! Я уже устал выслушивать ваши бредни!
Проходившая мимо бортпроводница обернулась, и Лист продолжил, понизив голос до шёпота.
- Вы у меня уже в печёнке сидите, Ракеш… Вместе с вашими тайнами и загадочным выражением на лице…
- Я вас предупреждал, Фредди. Информация должна быть дозирована, и желательно, чтобы она исходила от вас, а не от меня. Стоило мне рассказать вам про передатчик, и вы уже на грани безумия… Поймите, то что я говорю, не бред сумасшедшего. Всё очень материально, если хотите знать. В этой истории замешаны большие деньги, Лист. Очень большие.
- Вот оно что?! Тогда понятно…
Фред откинулся на спинку кресла.
- А вы думали, что всех интересует только ваша скромная персона? Конечно, как псевдонаучный факт, ваше внезапное появление через сорок три года вызвало бы интерес, но никто не поверит. Это вообще невозможно доказать. Другое дело, что существуют реальные вещи и предметы, которые могут повлиять на развитие… Развитие науки, скажем. И медицины в частности.
- Ну, так расскажите. Мне тоже интересно. Тем более, я имею ко всему этому прямое отношение.
- Скорее, косвенное.
Ракеш замолчал, а Манфред вдруг почувствовал, что даже обрадовался этому. Возникшая пауза дала Листу возможность сосредоточиться и попробовать вспомнить ещё хоть что-нибудь из его прошлой жизни. Как ни странно, это удалось ему без особого труда и без малейших признаков головной боли. Лист закрыл глаза и ощутил внутри неприятный, щекочущий холод. Он услышал еле различимую трескотню и гул, похожий на завывание ветра.

Довольно долго в наушниках был слышен только шум и треск. Наконец, в эфир пробился голос гауптмана.
- Усильте охрану, оберлейтенант. Выставьте дополнительные посты и обо всех передвижениях русских немедленно докладывайте мне лично.
- Слушаюсь, капитан…
Манфред постарался придать голосу бодрости и решительности. Он провёл ладонью по подбородку, затем запустил пальцы в отросшую за несколько месяцев шевелюру. Если бы гауптман увидел его в таком виде, то вероятно, отстранил бы от дальнейшего командования.
Какие к чёрту русские? Егеря сидят в бездействии уже несколько месяцев и никаких русских на склонах не видно. Лист подумал, что скорее всего ситуация на фронте резко изменилась. Доходили слухи, что румынскую армию уже перенаправили с Кавказа под Сталинград.
В наушниках снова треск и опять голос Гроота.
- Будьте готовы к тому, что вам придётся покинуть отель. В любом случае, сделайте так, чтобы время на сборы ограничилось часом, не больше.
- Слушаюсь, капитан.
Связь оборвалась, и Манфред передал наушники радисту.
Лист подумал, что командование и само уже не знает, что будет предпринимать завтра. Усиливать посты, наступать или уходить с Кавказа. Эти настроения, по всей видимости, передались и Грооту, хотя он и старался скрыть волнение и неуверенность. По радиосвязи это сделать не так уж и сложно, но Манфред до сих пор помнил их последнюю встречу.
А через два дня Хаймс Гроот снова вышел на связь. Сообщил, что его группа завтра будет сопровождать оборудование к пику Калицкого, и ему понадобится надёжное прикрытие.
- Вы ближе всех к пику… Возьмите половину ваших стрелков и спуститесь к ледовому озеру по восточному склону… Прямо по центру увидите скалу. Это он и есть. Метров двести-двести пятьдесят над уровнем озера. Смотрите, осторожнее… Вся поверхность хорошо просматривается с гряды. Кроме того, в летнее время есть вероятность подтаивания льда. Там много трещин… До ста-ста пятидесяти метров глубиной, если память мне не изменяет… Мы будем заходить на ледник с юга.
Фред отобрал десять стрелков для спуска к озеру, отдал все необходимые распоряжения и решил привести в порядок свой внешний вид, раз уж завтра встретится с гауптманом.
Спуск и переход по леднику заняли не больше трёх часов, и к полудню группа оберлейтенанта была уже на подходе к пику Калицкого. Осталось спуститься по пологому склону к ледовому жёлобу, перейти реку и подняться на ровное плато перед пиком. Оттуда метров двести к подножию.
Манфред ушёл далеко вперёд, когда его окликнул кто-то из егерей.
- Оберлейтенант, на пике русские!
- Где?
- На пике Калицкого.
Манфред вернулся и взял бинокль из рук стрелка. Посмотрев через окуляры, Фред отрегулировал фокусировку и увидел на западном склоне фигуру альпиниста в униформе. Но форма была не военная. Он видел такую ещё в Альпах. Её носили бергманы – горнорабочие и инженеры. Оружия при альпинисте он не заметил.
- Зигфрид, готовьте снаряжение, – обратился Лист к стоявшему неподалёку егерю, – пойдём вдвоём, вы и я. Снимем этого русского. Возможно, это разведчик.
Егерь показал в сторону небольшого скопления тёмных облаков, чуть восточнее пика. Манфред отмахнулся.
- Мы успеем. И захватите мой передатчик, чёрт бы его побрал!

Скорее всего, парень не обладал достаточной горной подготовкой, да и его снаряжение оставляло желать лучшего. Лист и Зигфрид успели форсировать горную реку Бирджилысу и начали восхождение на пик, а русский всё ещё копошился в кулуаре. До выхода на площадку ему оставалось совсем немного, но самый трудный участок начинался как раз выше полки. Взобравшись на более пологий склон, Манфред предложил разделиться - неизвестно в какую сторону пойдёт русский, когда поднимется на площадку. Действуя в связке, они только замедляли свой собственный темп. Да и пик не представлял сложности для опытного альпиниста, давая возможность забраться на вершину в одиночку.
Манфред стал подниматься с южной стороны, оставив западный склон для Зигфрида. В тот момент, когда Лист зацепился за верхний край площадки, тучи доползли до пика Калицкого и закрыли солнце. Обходя рампу с левой стороны, Манфред посмотрел наверх, но русского не увидел. Скорее всего, тот уходит от него по полке к западу. Зигфрид, которому достался более труднопроходимый участок, немного отстал, и рассчитывать на его помощь уже не приходилось.
Ещё несколько шагов и полка резко сужалась. Манфред двинулся вдоль отвесного участка, как можно плотнее прижимаясь к скале. В этот момент небо прорвало и повалил крупный снег.

Голос Ракеша заставил Манфреда очнуться. Он несколько раз зажмурился, пытаясь отогнать видение и вернуться к реальности, при этом стараясь внимательней слушать собеседника.
Ракеш заверил Листа, что после Франции все вопросы должны отпасть сами собой. Затем он стал рассказывать о том, что ему было известно о Нюрнбергском процессе и о показаниях Вольфрама Зиверса, в частности. Фон Зиверс сказал, что был осведомлён о положительных результатах работы доктора Хирта в Страсбургском анатомическом институте. Августу Хирту удалось добиться стопроцентного результата в лечении рака. Опыты проводились сначала на животных, а затем и на людях. И результат был на удивление стабилен – сто процентов из ста.
- Для чего вы мне всё это рассказываете, Ракеш. Я не медик, вы же знаете…
- Хирт использовал давно известную методику лечения, а именно – люминесцентную микроскопию. В своё время некто Роял Райф, американец, пытался таким же образом лечить опухоли, но…
Манфред посмотрел на собеседника. Тот, казалось, был полностью поглощён историческими перипетиями борьбы с раком. Похоже, что Лист и вся связанная с ним заварушка отошли для Ракеша на второй план, стали менее значимыми.
- Продолжайте, Ракеш. Я слушаю.
- Это было ещё в тридцать четвёртом, в Южной Калифорнии. В госпитале Пасадены Райф назначил специальный курс лечения онкологическим больным с конечной стадией рака. Через три месяца провели обследование. Почти восемьдесят процентов больных раком были здоровы. Ещё десять излечились в течение трёх последующих недель. А в тридцать девятом все, кто работал в Пасадене, сказали, что вообще знать ничего не знают ни о каком Райфе, ни, тем более, о его методе. Затем последовали аресты… Один за другим. Райфа обвинили в том, что он работает, не имея лицензии… Клиника была закрыта, потом разграблена. Не осталось ни одного сконструированного Райфом микроскопа. Компанию «Хойленд», которая производила инструменты для Райфа, обанкротили и закрыли ещё до войны. В общем, довольно тёмная история…
- Не понимаю, какое отношение это имеет ко мне.
- Если вы хотите узнать, вам придётся прогуляться со мной по Страсбургу.
Манфред понял, что из Ракеша больше слова не вытянешь. Будет юлить и изворачиваться до самой посадки.
До окончания полёта оставалось чуть больше часа. Лист закрыл глаза и постарался уснуть.

Снег валил такой, что уже в нескольких шагах ничего не было видно. Если Зигфрид не успел подняться до снегопада, то пересидит в кулуаре. Тем более он прихватил с собой зимнюю куртку.
Фред повернул за небольшой выступ. Дальше площадка расширялась метров до трёх-трёх с половиной. Она имела вид ступеней и резко уходила вверх. Поднимаясь по камням, Лист увидел сквозь снежную завесу чью-то спину. Из-за стены хлопьев он не мог сказать точно, кто это был - Зигфрид или русский альпинист. Манфред ускорил темп и поднялся на ровную поверхность в тот момент, когда идущий впереди скрылся за очередным поворотом полки. Теперь Лист мог с уверенностью сказать, что это был русский. Подходя к выступу, Манфред достал пистолет. В этот момент из-за поворота ударил сноп яркого света. Настолько яркого, что Лист на мгновение зажмурился. Когда он открыл глаза, света уже не было, но появился еле слышный гул. Ему показалось, что хлопья снега на секунду замерли, а затем снова стали падать.
В следующее мгновение стало совсем темно. Фред почувствовал лёгкое головокружение, и это заставило его потерять равновесие. Лист облокотился о скалу свободной рукой. Он мог поклясться, что при соприкосновении с камнем заметил сноп искр, разлетевшихся в разные стороны от его ладони.
Лист отдёрнул руку, сделал несколько шагов, поворачивая за выступ, и почти сразу же наткнулся на русского. Он увидел только силуэт на фоне яркого свечения. Русский стоял спиной к свету, Манфред никак не мог разглядеть его лицо. Русский занёс над головой короткий ледоруб, и Лист инстинктивно выставил вперёд руку, заслоняясь от удара…

Манфред вздрогнул и проснулся. Лёгкий гул двигателей, еле слышные разговоры пассажиров. Больше ничего. Никакого снега, свечения и никаких русских. Никакой войны. Справа сидит Ракеш и смотрит в иллюминатор. Манфред привстал и оглядел проход между креслами лайнера. Ракеш повернулся.
- Что-то увидели?
- Нет. Мне нужно освежиться. Вы не знаете, где тут туалет?
- Туалетные комнаты и там, и там, в конце коридора…
Лист поднялся и направился по проходу. Он задёрнул шторку и, развернувшись, лицом к лицу столкнулся с Завьяловым. Тот взял его за локоть и потянул чуть в сторону от прохода.
- Чёрт, и вы здесь?!
- Тссс… Да, и я здесь. Ты не слишком-то откровенничай со своим новым другом. Смотри, я предупреждал тебя.
Завьялов говорил по-русски и обратился к Манфреду на «ты», как и при первой их встрече.
- А с тобой?
Завьялов пожал плечами.
- Со мной можно. Ведь я мог убить тебя ещё тогда, в гостинице. Но мне это не нужно. Слушай, там в Страсбурге он поведёт тебя к Анатомическому музею. Дальше, вероятнее всего, на окраину города и на трассу, ведущую через Рейн в Кель. Даже если ты и вспомнишь что-нибудь – молчи. Это в твоих интересах.
- Что я должен вспомнить?
- Не важно.
- Скажи, или Ракеш узнает, что ты в самолёте. И про встречу во Франкфурте тоже… Выбирай.
- Это шантаж, тебе не кажется?
- Меня шантажируют несколько дней, и ничего - жив пока.
- Тебя не шантажируют, а интригуют. Это две большие разницы, как говорят в Одессе.
- Я там не был. Скажи ещё, что всё это делается ради моего же блага.
Паша пожал плечами и не ответил. Развернулся и скрылся в противоположном проёме. Манфред сначала хотел пойти следом за Завьяловым, но передумал. Вошёл в кабинку и закрылся изнутри. Открыл кран, умылся холодной водой, посмотрел в зеркало, и собственное лицо внезапно показалось ему незнакомым. Может быть, он просто смертельно устал за последние дни.



Глава 18

СССР, Северный Кавказ, пик Калицкого. Сентябрь 1942 года.

Манфреду удалось отвести удар в сторону. Ледоруб скользнул по его правому боку и застрял, зацепившись за ремень. Пока русский пытался его освободить, Лист нанёс ответный удар, целясь рукояткой пистолета в голову. Русский чуть отклонился назад и сильно дёрнул ледоруб. Манфред не удержался на ногах, поскользнулся на сыром камне и упал на колено, выронив пистолет. Русский дёрнул ещё раз, потянул Манфреда на себя и сам потерял равновесие - завалился на бок, но рукоятку ледоруба так и не отпустил.
В доли секунды Лист освободился от ремня, и тот упал под ноги вместе с прикреплённым передатчиком. Манфред поднялся первым и ударом ноги выбил ледоруб из рук противника. Ледоруб закрутился по заснеженной площадке и улетел вниз по склону.
Теперь они стояли друг перед другом без оружия. За спиной русского свечение стало настолько ярким, что Манфред зажмурился. Воспользовавшись замешательством, альпинист сбил Манфреда с ног. Лист упал, русский навалился сверху, схватил лежавший рядом портативный «Фридрих» и несколько раз ударил Манфреда по голове. Листу удалось заблокировать пару ударов, но один из выпадов достиг цели, и в глазах у Манфреда потемнело.
Русский вскочил на ноги и, не выпуская передатчика из рук, побежал в сторону свечения. Лист приподнялся, повернулся на бок и, дотянувшись до пистолета, сжал рукоятку. Он заметил, как светящийся шар сдвинулся с места и теперь ползёт в их сторону. Он прицелился и выстрелил в спину убегавшего альпиниста. В этот момент ему показалось, что время начало растягиваться, и движения русского замедлились. Манфред мог видеть, как вправо и вверх от пистолета движется отработанная гильза в ореоле горячего газа. Выпущенная в спину русского пуля рассекала воздух, который закручиваясь по спирали, напоминал водоворот. Лист выронил пистолет и стал проваливаться куда-то вниз. Свечение было совсем близко…
Последнее, что он смог заметить – медленно падающий пистолет. Лист закрыл глаза и потерял сознание.

Сначала он не видел и не слышал ничего вокруг.  Тишина и пустота. Даже чернотой это нельзя было назвать. Всё окружающее пространство не имело цвета, запаха и плотности.
Первыми появились звуки. Отдалённые голоса, возня и шелест гравия… Падающие камни… Его имя. Кто-то произнёс его имя. Манфред. Впрочем, не было уверенности, что это имя его. Не было уверенности ни в чём. Затем окружающее приобрело плотность, он увидел небо и аэростат прямо над головой. Он мог различить ещё несколько - там, чуть левее. Он скорее чувствовал их присутствие, но не мог повернуть головы, чтобы посмотреть. Аэростат пропал так же внезапно, как и появился. Теперь Манфред видел прямо перед собой лицо незнакомого человека. Тот пахнул на него гнилью изо рта и рассмеялся. Это был первый запах, который прорвался к Листу снаружи.
- Смыться хотел, паря?
Незнакомец припёр его локтем к стене. Набежала новая волна образов и где-то в мозгу всплыло имя незнакомца… Круглов. Да, точно… Круглов. Он стал бить незнакомца ножом в бок… Увидел кровь… Затем вся картинка ушла куда-то вбок, растаяла…
Через мгновение или вечность появилось лицо старухи. Она сидела верхом на сундуке и хрипло хохотала. Поднялась с сундука и подошла совсем близко. Зашептала на ухо…
- Не всегда выйдешь туда, куда хочешь… Но обратного пути у тебя уже не будет.
Затем всё исчезло…


***
Он открыл глаза и увидел парня в военной форме. Совершенно незнакомого парня, но он был уверен на сто процентов, что знает его имя - Зигфрид. Тот стоял в ногах и махал рукой, кого-то подзывая.
- Очнулся!
Каждое слово отзывалось в его голове многократно повторяющимся эхом. Он поморщился от неприятного ощущения. Что это? Боль, скорее всего. Приподнял руку и коснулся пальцами лба с правой стороны. Снова почувствовал резкую боль. Приподнялся на локтях и огляделся. Вокруг сверкающая на солнце гладь ледяного озера. Прямо перед ним двуглавая вершина горы. На небе ни облака.
- Как вы, оберлейтенант?
- Нормально.
Язык еле слушался. Он попробовал подняться. Вышло на удивление легко, как будто тело его не имело веса. В его сторону бежал один из стрелков. Двое были заняты установкой палаток, остальных он не видел. Зигфрид указал рукой в направлении ближайшего горного хребта.
- Я распорядился выставить посты, оберлейтенант. Два с востока – там есть удобное ущелье, и один с северной стороны.
Нужно было что-то ответить. Но что именно, он не знал. Поэтому спросил. 
- Что произошло?
Зигфрид пожал плечами и, приподняв кепи, почесал лоб. Надул щёки и выпустил воздух.
- Я не совсем понял, оберлейтенант. Я нашёл вас на площадке… Услышал выстрел и поднялся наверх, на полку. Передатчика при вас не было. Русский? Его я тоже не видел. Как сквозь землю провалился… Мы всё обыскали. Я поднялся на пик, но ничего не нашёл.
Он посмотрел на вершину пика. Смутный, похожий на всплеск памяти образ… Свечение прямо перед его лицом… Он слышит за спиной выстрел… Нет, это не в него стреляли… это стрелял именно он. Точно, он стрелял в русского. Да, его действительно зовут Манфред. Манфред Лист. И судя по всему, он тут руководит лагерем…
- Заметили что-нибудь необычное? – спросил он, ощущая, как голос начинает понемногу слушаться.
- Нет, оберлейтенант. Шульц сказал, что видел наверху какое-то свечение… Подумал, что молния… Что-то похожее. Он не смог разглядеть из-за метели. Больше ничего необычного.
- Да уж… Ничего необычного, – пробормотал Манфред и добавил. – Для лагеря место выбрано удачно, а вот посты нужно перенести. Освободите кого-то из людей. Нужно будет закрепиться со стороны перевала.
Манфред попытался вспомнить то, что несколько часов назад произошло на пике Калицкого. Но вспомнил лишь, что стрелял в русского альпиниста и, скорее всего, промахнулся. Вспомнил борьбу. Так и есть, русский оглушил его передатчиком и исчез.
Всё произошедшее с ним до сегодняшнего дня, Манфред вспоминал с большим трудом - его жизнь до войны, кампания в Европе и переброска на Кавказ, всё это было как в тумане. И чем больше он думал об этом, тем труднее ему удавалось восстановить в памяти детали. В конце концов, он решил не размышлять на эту тему, надеясь, что память со временем вернётся сама.

На следующий день прибыл обоз с оборудованием и солдаты в серой полевой форме СС начали спешно устанавливать мачты радиосвязи и разбивать палаточный городок. Радиолокационное  оборудование разгрузили и занесли под белые брезентовые навесы.
Гауптман Гроот остался на ледовом озере, а Лист со своими людьми вынужден был вернуться в осточертевший «Приют одиннадцати» ещё на четыре месяца. В начале сорок третьего они без боя оставили Кавказ и в составе первой горнострелковой были переброшены под Сталинград.