Часть 3. Следственный сексперимент

Начало тут:
http://udaff.com/read/creo/114451/
http://udaff.com/read/creo/114512/


  Капитана Небабу сослуживцы за глаза называли Парапабабам. Небаба ебал практически всех людей женского пола. Он ебал маленьких и больших, конопатых и сутулых, кондукторов и шпалоукладчиц, пенсионерок и проституток. Он ебал отдельные личности и группы лиц, собесы и драмкружки, по предварительному сговору и в одиночку со взломом. Малый хор балалаечниц, строительно-монтажное управление №3 и дом престарелых он тоже ебал. Он ебал в квартирах, машинах и дачах, в кустах и на роялях, в поездах, в сортирах и прорубях, в песочницах и на каруселях. А куда он только не ебал! И в ямочки на щеках, и в среднее ухо, и в надбровные дуги, и в кудрявые подмышки, а Веронику Павловну из третьего СМУ он выебал в потрескавшуюся пятку, а потом в кислую улыбку. Капитан Небаба не брезговал ничем, лишь бы было трение.

  В далекой молодости, будучи рядовым срочной службы, Парапабабам удостоился личной благодарности министра обороны. Инспектируя казарму, министр обратил внимание на бравого солдата в одном исподнем, спящего днем на аккуратно застеленной койке. Храпя, как простудившийся носорог, солдат обеими руками держал за голенище грязный сапог, совершая им возвратно-поступательные движения в районе паха.

  – Что это он делает? – спросил министр у свиты.

  Командир дивизии, позеленев, как летняя маскировочная сеть, схватил табурет, которым намеревался аккуратно разбудить спящего и всё как следует расспросить, но застыл на месте, неожиданно услышав смех старшего по должности.

  – Вот это солдат, во сне и то пежит всё, что под руку попадается! Причем, как мне кажется, – обернулся развеселившийся министр к сопровождающим, – солдатик сапог вместо презерватива использует. Ну, что ж, похвально, ведь СПИД как говорится, не спит. Не трогайте его, пусть спит дальше, и это, в звании его повысьте что ли... Заслужил!
  Так Парапабабам лёг спать рядовым, а проснулся сержантом.

  Библиотекарь Галина Вениаминовна, напротив, всегда отличалась узостью сексуальных взглядов и половых органов. Её никогда не ебали ни группы лиц по предварительному сговору, ни отдельные творческие коллективы, ни извращенцы, ни старики, ни дети. Она не сосала хуй в парке под зонтиком, не мочилась с балкона на прохожих, не сношалась в кресле-качалке с инвалидами детства, она даже не баловалась с анальным хомячком. В общем, полное сексуальное убожество, духовная нищета и анальная разруха. Но в своих фантазиях она резвилась, как распоследняя потаскушка. Негры-мутанты, небритые мучачос и брутальные бандиты, пожарные, погонщики ослов, милиционеры с дубинками, а один раз дворник с метлой, в её мечтах нахлобучивали и подъелдонивали библиотекарскую пиздёнку жестко и даже иногда жестоко. В такие моменты, когда скрипы старушки-совести заглушались всхлипываниями её мокрого влагалища, она открывала Джованни Боккаччо «Декамерон» с картинками и яростно мастурбировала освежителем воздуха «Хвойный», попшикивая на клитор.

  Так вышло, что эти антиподы встретились в небезызвестной квартире номер два, куда привезли Куклу Геннадия для проведения следственного эксперимента. Хитрая Изольда Яковлевна, не желая терять время на всякую хуйню, вроде посильной помощи органам правопорядка, свалила по-тихому, и следователю Небабе пришлось пригласить на эту роль Галину Вениаминовну или, как ее называли соседи, тетю Шкрябу, которая как раз допекала на кухне свои фирменные пирожки с зеленым луком и варёным яйцом. Судьба распорядилась в этот день так, что тётя Шкряба в магазине проебала вспышку, забыв, что у нее кончилась сода. Но отсутствие личных запасов соды в условиях обитания в коммунальной квартире – это вовсе не катастрофа. Казалось бы, что может произойти, если домашняя хозяйка одолжится из баночки, стоящей на соседнем столе? Да всё, что угодно, если этим соседом является Рома Ухозад…

    На пороге родного дома Куклу Геннадия и сопровождавших его официальных лиц встретил чудный аромат пекущейся выпечки. В желудках у всех синхронно заурчало. Однако, заморивший червячка Небаба, сказав «сначала дело», приступил к протоколированию общественно опасных действий Куклы Геннадия, щедро сбрызнутых кровью из пещеристого тела Эдуарда Исмаиловича Овечкина. Так как Кукла уже несколько дней не пил, на команды следователя он реагировал вяло, отмазываясь, что не помнит свой алкогольно-наркотический трип. Он послушно бродил по квартире, волоча за собой на браслете наручников прикованного к его руке верзилу-сержанта из конвойного взвода. Обеспечивающий оперативное прикрытие следственного действия опер тупо грыз семечки, стараясь не попасть в объектив видеокамеры, которой орудовал его еще не аттестованный стажер. Стажер, исполняющий обязанности кинооператора, по совместительству стал еще и понятым №2, ясен хуй, совершенно без доплаты за совмещение профессий. Приближалась кульминационная сцена – инсценировка отрезания полового органа у представителя внутренних органов, и на сцене появился хорошо отдохнувший на кровати потерпевшего, но не потерявший колбасной эрекции манекен в синей спецовке.

  – Геннадий Богданович, покажите нам, пожалуйста, каким именно образом вы травмировали потерпевшего Овечкина, – вежливо сказал четко помнящий о видеокамере киногеничный Небаба.

  – Дык чем отрезать-то? – Кукла вопросительно посмотрел на следака. Пока Небаба искал в своей папке травмобезопасную металлическую линейку, должную по замыслу аццкого Спилберга сыграть роль ножа, сержант-конвоир, не желая быть бессловным статистом съёмок, совершил грубую процессуально-профессиональную ошибку, достав откуда-то из недр форменного обмундирования прекрасный боевой нож, изготовленный безымянными мастерами в окрестностях города Толедо. Нож был подарком отделу от спонсора – контрабандиста, как и новенькая видеокамера, которую к моменту проведения следственного эксперимента просто забыли спиздить. Одним из преимуществ службы в конвое было огромное количество оплачиваемого налогами граждан свободного времени, во время которого бойцы невидимого фронта развлекались всяческим рукоблудием, достигая в этом деле поистине заоблачных высот. Поэтому сержант несколько раз перехватил нож разным хватом, ловко крутанул его не ладони, превращая в сверкающий пропеллер, резко остановил вращение колюще-режущего орудия и протянул вперед рукояткой Кукле, картинно пробасив в сторону видеокамеры:

  – Балансировка нифпезду.

  Вин Дизель, увидев такое мастерство в первом дубле, с досады немедленно отрезал бы собственные неудачные уши, печально рассуждая о своей вопиющей бесталанности. Небаба покрылся красными пятнами:

  – Ты что творишь, ебанат по пьянке зачатый? Ты ему еще пистолет дай, пусть он этот хуй отстрелит к хуям! Дебил!
  – Выключи блядь свою шарманку, перекур, ебать вас тапками! – получил своё и стажер.

  Пока мужчины развлекались видеосъемками, тетю Шкрябу свербило. Она пошла красными пятнами на груди и лице, соски на внушительных сиськах затвердели и предательски торчали сквозь атласный халатик. Она увидела столько мужиков своей мечты в одном месте, а один даже был с вожделенной дубинкой, и перестала что-либо соображать. Шкрябе уже хотелось, чтобы он стукнул этой дубинкой ей по спине, или даже щелкнул слегка в живот электрошоком для затравочки.

  Во время перекура, она предложила мужчинам чаю. Небаба подумал, что подкрепиться перед вторым дублем не мешало бы, и милостиво кивнул головой. Шкряба, взволнованно дыша, метнула на стол большую тарелку пирожков, сахар и заварник. Кружки нашлись у Овечкина. Кукла Геннадий протянул было украшенную наручниками руку к пирожкам, но желающий реабилитироваться в глазах следователя сержант, резко притормозил оголодавшего:

  – Нельзя! Товарищ капитан, я в кино видел – там подследственного отравить пытались пирожками. Щас я проверю…

  И сержант, подозрительно поглядев на тётю Шкрябу, самоотверженно заработал челюстями, героически презрев вероятность окуклиться самому. Остальные менты не менее героически начали ему помогать. Кукла стоял с несчастным видом и щелкал челюстями на холостом ходу.

  Шкряба в процессе готовки заточила пару пирожков, теперь же, боясь прослыть в глазах мужчин отравительницей, съела еще один пирожок за компанию. Неведомое ухозадовское зелье запоздало дало кумулятивный эффект, и Галину Вениаминовну наконец-то накрыло. Она сладко потянулась, хрустнув артритными суставами, и обратив свое внимание на оставленный без присмотра манекен, нагнулась к нему и лизнула колбасный хуй. Увлекшись, она даже отгрызла сантиметра два.

  – Гражданочка, перестаньте портить вещдоки, мы же еще не закончили, – погрозил ей пальцем Небаба. Сказал он это впрочем, без особой строгости – непонятно почему, но капитану стало вдруг очень хорошо.

  – Ой, а мне почему-то хочется танцевать! Вам не хочется? – воскликнула Шкряба и, не дожидаясь ответа, пустилась в пляс. Танец её был странен. Кадриль, гопак, нижний брейк, стриптиз и еще чёрти что, слившись в один придурковатый краковяк, напоминали ритуальные пляски жрецов племени Майя под бутиратом. Она каталась по полу колбасой, скакала, как кенгуру в халатике, крутила распущенными волосами, в общем, бесновалась и таращилась, как пьяная ведьма. Но вдруг каким-то чудом запрыгнула на шкаф и там угомонилась.

  Сгрудившиеся у стола мужики с недоумением смотрели на дебют библиотекаря в амплуа балерины. Стажер, пустив на подбородок обильную пирожковую слюну, бесстрастно фиксировал всё происходящее на камеру.

  – Мальчики, – прощебетала она с верхотуры, а хотите, я вам кое-что покажу.

  – Хотим, хотим, – хором отозвались ахуевшие и возбудившиеся от чего-то «мальчики». Все замерли в ожидании.
 
    Тетя Шкряба бесстыже раздвинула небритые ноги и явила благодарным зрителям адски лохматую, заросшую по самую жопу библиотекарскую мохнатку.
 
  – Ну, как вам? – кокетливо спросила волосатая антресолька.

  – Заебись! – Парапабабам обрадовался несказанно и, на ходу расстегивая брюки, полез на шкаф. На шкафу он еще не ебался.

  – Э-э-э, капитан, ты здесь не один. Давай снимем её, и распишем на двоих, как полагается! – взбунтовался оперуполномоченный, продолжая лузгать семечки и плюясь от возмущения шелухой в оголенную жопу руководителя следственно-оперативной группы.

  – Слазь, птичка, – заворковал Небаба, – слазь рыбка.

  Рыбка молчала, закатывала в истоме базедовы глазки и щелкала клювом.   

  – Возьми меня, – заныла вдруг она, протянула руки к Небабе и прыгнула вниз. И то ли ёбарь-террорист растерялся, то ли не захотел взять на себя такой груз ответственности, но ловить он никого не стал. Танцовщица наебнулась со шкафа больно, но неприятно. 

  Воспользовавшись потерей сознания понятой, ловкий капитан Небаба овладел ею прямо на полу. Опер, мимоходом сунув в руки Кукле Геннадию кулек с семечками, также овладел понятой – но он просто тыкал хуем в нос и вообще куда попало, потому как Галина Вениаминовна потеряла сознание с закрытым ртом. Когда тетя Шкряба пришла в себя, первое, что она увидела был весьма оперативный хуй с желтой козюлей на конце, елозивший ей по лицу. Не раскрывая на всякий случай рта, она прислушалась к собственным ощущениям и почувствовала, что её натурально ебут. Это трудился бравый капитан. Он пыхтел, кряхтел, шлепал брюхом, но ебал плотно и качественно. Опер, заметив нелицеприятную козюленцию, вытер хуй о растрепанные волосы ебимой. Только после этого брезгунья схватила зубами мельтешившего хуйца. Оперу не понравилась эта хуйня. Он даже немножко ахуел:

  – Слышь, капитан, давай поменяемся, а? Шота мне тут не в кайф совсем.

  – Такие вопросы, товарищ, с кондачка не решаются. Зайдите на недельке,- невозмутимо продолжил капитан спаривание. –  А, это не отсюда, недавно «Иван Васильевич меняет прфессию» смотрел. Ты молодой, ты успеешь. Дай старику потешиться. Ты его губками, губками, – просветил он заодно Галину Вениаминовну.

  Но тетя Шкряба грызла и шкрябала гриб, как умела, скрипя зубами и спустя рукава.
  – Капитан, ты или выруби её опять, или я пас. Заебала царапаться, пиранья ебучая. 

  – Да погоди ты, успеешь. Давай, её раком поставим, может, рот пошире откроется.

  – О, да! Как хорошо! Загоняй своего дьявола в ад! – страстно завыла Шкряба.
 
  – В зад? – с надеждой переспросил Небаба.
 
  – Да, да, и в зад! Хочу в зад! Ураааа! Кх-кх-кхррр– заорала на всю коммуналку тетя Шкряба и тут же подавилась хуем опера, который, воспользовавшись моментом, засадил ей по самые гланды.

  За всем этой пантомимой наблюдал поскуливающий от возбужения Овечки и, забыв про потерю навесного оборудования, тоже хотел пристроиться куда-нибудь, но был остановлен твердой рукой Небабы. Рука с указательным пальцем ткнула ему на дверь, а сам капитан сказал лаконичное «Нахуй».

  Сидевший на стуле молодой конвоир, услышав клич, не выдержал, отстегнул от себя Куклу Геннадия, с хуем наголо тут же начал хватать за сиськи понятую. Потом оттеснил от ротового отверстия опера и сунул в него (в отверстие) торчащий, как пизанская башня, хуй. Тетя Шкряба, на удивление, принялась сосать его довольно ловко, причмокивая и постанывая. Оперу опять не понравилась эта хуйня.

  – Так, я под неё нырну, а ты с тылу заходи. Вишь, как раскочегарилась, чертовка, – опытный Небаба расставил всех по местам, сам лег на спину, а Шкрябу посадил на себя сверху. Посаженная вошла во вкус и запрыгала на хую, как неистовый кузнечик. Сколько опер не пытался подстроиться под этот бешеный ритм, у него ничего не получалось. Наконец, он зафиксировал Шкрябу неподвижно и со всего размаха засадил ей в очко.   
 
  – А-яй-яй, вы знаете, юноша, вы делаете мне больно. У-у-у! Всё! Пошел нахуй, юноша! – заорала понятая, и оперу совсем не понравилась эта хуйня.   

  В разгар порнографической вакханалии на кухню нерешительным шагом вошел Рома Ухозад. Он оторопело замер на пороге, глядя на происходящее.

  – Ты кто, чудище? – спросил Рому отстраненный от Шкрябиного тыла опер, брезгливо вытирая хуй о валявшиеся капитанские брюки.

  – Я, это… че-че-ловек… – Рома вдруг с ужасом понял, что эти серьёзные милицейские дядьки, вооруженные табельным оружием, бесчеловечно убились чем-то тяжелым из его запасов.

  – Человек? – опер демонически расхохотался, зацепил из тарелки еще один пирожок, откусил сразу половину, после чего вытащил из кобуры пистолет и тщательно прицелился в Рому – А ну, блядь, че-ло-век, повернись хоботом к стене, щупальца на голову, бивни втянуть внутрь хобота, ёбанарот!

  От такого обращения Ромин сфинктер непроизвольно расслабился. В кухне завоняло говном. На негнущихся ногах он проследовал к стенке, повернулся спиной и послушно водрузил свои тощие щупальца на голову. А за явным неимением бивней и хобота, попытался втянуть внутрь своего организма выпавший от испуга геморрой. Опер, не опуская вооруженной руки, запихал в рот остатки пирожка и начал осторожно двигаться к Роме, переступив по пути через ебущуюся композицию. Инструкции, накрепко вбитые в милицейскую голову, требовали произвести личный досмотр задержанного чудовища.

  – Нна, бля! – тут на его затылок опустилась тяжелая чугунная сковородка из-под пирожков, щедро оросив спину пережаренным постным маслом, отчего инструкции внезапно померкли и досматривать чудище оперу резко расхотелось.

  – Бздынь! – упало на свежеокрашенные доски пола табельное оружие оперуполномоченного.

  – Чпок! – выпал из полуоткрытого рта недоеденный пирожок.

  – Кланц! – голова опера вошла в соприкосновение с полом, и глазки закатились куда-то вверх.

  – А-а-а-а-а-а-а! – заорала с пола тётя Шкряба, выплюнув изо рта хуй конвоира – Помогите, убивают!

  – В ружьё нахуй, Петлюра в Киеве! – заорал конвоир, выхватив свой боевой нож и направив его лезвие в зрачок тёте Шкрябе. – Соси, хуйло дикое! Хай жiве Симон Васильевич да жена его Параска!

  Кукла Геннадий, повертел в руках сковороду, нанес еще пару ударов по орущим головам. Крики затихли.

  – Собирай манатки, подельничек. Валить отсюда надо, – Кукла схватил за шиворот перепуганного Рому. – Бери бабосы и погнали.

  Рома, оглядев побоище, раздумывал недолго. Он быстро забежал в комнату, переодел слегка обгаженные труселя, вытащил из стола заначку и вместе с Куклой выбежал во двор. После чего, как пишут в газетах, преступники скрылись в неизвестном направлении.

  Один только Небаба, лёжа на спине и, закрыв от удовольствия глаза, продолжал сосредоточенно ебать потерявшую остатки благочестия и сознания тётишкрябину тушку. Стажер, вообразив себя военным корреспондентом Фаридом Сейфуль-Мулюковым, продолжал вести съёмку в условиях, максимально приближенных к боевым; тем самым предоставив следствию по делу о побеге из-под стражи следственно-арестованного Кукли Г.Б. бесценный документальный материал. За что впоследствии получил благодарность лично от начальника УВД и крепкий пинок под зад от его заместителя по кадрам, сопровождающийся основательными заверениями в том, что бывший стажер переступит порог милицейских учреждений Украины только в качестве потерпевшего или же под конвоем. Аттестованные же члены следственно – оперативной группы окончательно пришли в себя лишь к вечеру, причем в камере медвытрезвителя, куда их поместили для  дальнейшего разбирательства – чтоб были под рукой в случае чего.

  – Эх, хороша бабенка, – сказал довольный Небаба, избежавший удара сковородой.

  – Ну, даёт Вениаминовна, любую молодуху за пизду заткнет! – восхитился счастливый конвоир, которого для получения эффективного результата надо было бить как минимум железнодорожной рельсой.

  – Мне не понравилось, – подытожил так и не кончивший опер, и все задумчиво закурили.