Огромный, двухметровый амбал-имбицыл повар, в белом передничке,  запачканном буро-желто-зеленой слизью и в грязной помятой пилотке неспешно прохаживался между рядами. Большой блестящий половник то и дело со шлепком опорожнялся на тарелки из массивной алюминиевой кастрюли, которую повар прижимал к себе толстой волосатой рукой. И сам внешний вид урода, и его грязный передничек, и замусоленная, огромных размеров кастрюля, как и его неспешные ленивые движения вызывали какой-то подспудный необъяснимый ужас. Сидящие за столами все находились в состоянии прострации и шока. Все было как в тумане – зашарканные полы, облезлые, расшатанные, исцарапанные столы и стулья и ленивая огромная фигура раздающего…шлёп…шлёп…шлёп…

В нос ударил сильный запах давно не мытого потного тела. Раздающий был уже у соседнего столика. Блеск описывающего полукруг половника и шлепок. Настала очередь. Половник погружается в кастрюлю. Огромная волосатая ладонь размашисто шваркает на тарелку порцию. Шлёп! Следующие шлепки раздаются уже за спиной. Оборачиваться нет желания. Смотришь в тарелку…

В густой коричневой жиже на дне тарелки плавают два человеческих пальца. Да нет же! На самом деле! Самые настоящие отрубленные человеческие пальцы. Варево еще горячо, и из пальцев исходит пар, тошнотворно ударяя по рецепторам. Хочется орать и блевать, но почему то нет сил. Сидишь и смотришь заворожено на гадкую жижу. Медленно поднимаешь руки к лицу – так и есть - вместо обоих указательных пальцев остались только жалкие обрубки. Страшно. Противно. Но кочевряжась, все же берешь ложку оставшимися конечностями. Ну так же хочется кушать…