Вместо пролога

Мы пересекали Атлантику ночью. Надин ни за что не сядет в самолёте у окна – такая вот она трусиха. Я подумал об этом в шутку: на самом деле она пугающе смелая и решительная. Я бы даже сказал – бесстрашная. Таких как Надин ещё поискать. Когда в её прелестной головке вызревает очередной план действий, то берегов она уже не различает. Из-под небрежной чёлки её карие глаза начинают светиться как два бриллианта: холодно, многообещающе и в то же время – безнадежно. Иногда можно уловить и вовсе какой-то фатальный блеск. Так как мне приходится постоянно быть рядом, это напрягает. Всегда нужно находиться на взводе: это крошит мою нервную систему, как гидромолот стены старого дома. Но иногда она проявляет несвойственную ей слабость… видимо, устаёт. Мне это приятно: сам я не слишком решителен и смел, так что в эти редкие минуты чувствую себя почти что героем. Ну, может и не суперменом, так хотя бы более-менее мужиком. Иногда я называю её Багирой. Ей нравится. А мне уже нет, потому что она всё чаще пытается соответствовать этому имени.
Я сел у окна, и пока самолёт прогревал двигатели, выруливал на взлётную полосу и набирал высоту мы с Надин болтали о какой-то ерунде. Я следил за её маленькой ступнёй: положив ногу на ногу, она поигрывала носком туфли, выписывая в воздухе замысловатые пируэты. Когда лайнер попал в зону турбулентности, Надин внезапно начала говорить о своём бывшем. Мне всегда были неприятны эти разговоры – скорее всего это была обычная ревность. А уж коли речь зашла о бывшем муже Надин, то как следствие мы незаметно перешли на тему о его пристрастиях: о героине, о синтетическом глютамате натрия и о Синем дыме – сублимированном состоянии последнего.
- Что будет, если он всё-таки нас найдёт? – спрашиваю я.
Надин смотрит мне в глаза и улыбается. Шепчет так тихо, что даже за еле различимым гулом двигателей я только по губам могу угадать её ответ – «не найдёт».
Туфелька срывается с её ноги и беззвучно падает на пол самолёта.

Глютамат. Кто бы мог подумать, что эта пищевая добавка, при определённой обработке может стать сильнодействующим наркотиком?! Правительства многих стран тут же наложили запрет на её использование, но как это всегда бывает со всеми без исключения правительствами – было уже слишком поздно. Пока бюрократический аппарат ворочал своими гигантскими шестернями, глютамат можно было прибрести беспрепятственно и в неограниченных количествах. А потом началась настоящая война: один за другим рушились обескровленные империи: кокаин и героин не могли соперничать с новым наркотиком ни по цене, ни по свойствам. В ход пошли револьверы. Новый наркотик победил: синтетический глютамат оказался по настоящему демократичной и дешёвой дурью. Синим дымом мог надышаться кто угодно, от школьника до пенсионера. Лично я его не пробовал. А вот Надин пришлось: муж пичкал Багиру этой дрянью, а когда она отказывалась, он избивал её и насильно заставлял дышать парами глютама. Закрывал в непроветриваемом помещении и травил дурь через замочную скважину.
На парах Синего дыма выросли новые империи и новые наркобароны. Одним из таких дельцов стал Александр – бывший муж Надин.
В бытность свою белым воротничком, я и не подозревал, насколько захватывающее занятие – скрываться от обезумевшего наркобарона. Оказалось, что это гораздо увлекательнее пейнтбола и большого тенниса. Я наклоняюсь и аккуратно снимаю вторую туфлю с ноги Багиры. Ещё несколько часов перелёта и мы в Новом Орлеане. В безопасности? Не знаю… не уверен.

Полоса турбулентности, не справившись с тяжелым лайнером, последний раз тряхнула его и осталась где то над береговой линией Португалии – поджидать подходящую жертву. Надин к тому времени уже заснула, и я повернулся к иллюминатору. Со всех сторон на меня смотрела чернота: только наш самолёт и затянутая пеленой облаков луна были единственными источниками света в этом мраке. На пороге ночи назревал привычный конфликт между светом и тьмой, но до луны далеко, а мы рядом. Казалось, черноту останавливает только толстое стекло иллюминатора, иначе она давно пробралась бы внутрь и сожрала нас вместе с нашими страхами. Когда облака закрывающие луну разбредались в стороны, я видел слабые блики на воде – ещё один источник света. Наш зыбкий и несерьёзный союзник. Мне стало страшно. Я подумал что так, наверное, будет выглядеть наш мир, если произойдёт то, что должно произойти.
Давным-давно – чёрт знает сколько лет прошло с тех пор – мне на глаза попалась фотография города после Второй Мировой…  остов какого-то здания с остатками стен без окон и крыши. Но тогда на фото был ясно различим свет. Там можно было уловить копошащуюся рядом жизнь. Как будто эти развалины были не концом, а переходным этапом к чему-то новому. А как будут выглядеть наши города после планируемой ядерной войны? Планируемой – это же надо такое придумать!? Нам обещают  локальный вариант. Ну-ну. Насколько он безопасен лично для меня? Этого не знает никто, включая и долбаных аналитиков и всезнаек теоретиков. Что они могут анализировать у себя в лабораториях… какие последствия? Остаётся надеяться только на то, что какому нибудь сумасшедшему генералу не придёт в голову положить носитель с боезарядом на населённый пункт. Те, у кого будет возможность – укроются в бункерах. А у кого такого варианта не предвидится? Я прикинул процент тех, у кого нет собственного подземного укрытия с запасами продовольствия. Впрочем, не всё ли мне равно? Я ведь в любом случае завязал с прежней жизнью, а может и с жизнью вообще. На самом деле я пока и сам не решил. После встречи с Багирой моё существование перестало быть для меня чем-то важным. И в то же время, я стал получать удовольствие от происходящего вокруг и внутри меня. Да и сама Локальная война пока под вопросом. Может быть, они сумеют всё-таки договориться, там наверху.
Когда жизнь потеряла для меня ценность, как биологический факт? А когда я перестал ценить её, как часть моего сознания? После встречи с Надин?  Нет, ещё раньше. Даже до моего увольнения. Всё началось с момента моего знакомства с Германом.

***
Я постарался как можно громче хлопнуть дверью, как бы говоря всем присутствующим в доме – я вернулся. «Все», это моя благоверная и кошка. Благоверная либо сделала вид, что не слышит, либо её действительно не было дома. На стук отозвалась только Мотя: неспешно вышла из спальни и скучающе потянула спину. Подошла и потёрлась о мою ногу.
- Зоя!
Квартира глухо повторила имя моей жены. Я прошёл в спальню и бросил в угол дорожную сумку. Два перелёта в течение последней недели вымотали меня окончательно. Жены нет, и это к лучшему. Кристине я тоже не буду звонить: сыт по горло всякого рода общением. Конечно, деловые переговоры, это не любовные трели, но… хотелось сегодня побыть одному.
Хотелось первые полчаса. Всё-таки я решил переодеться и выйти из дома. Подписанный контракт лежал у меня в кейсе, впереди два выходных. Жизнь прекрасна и ужасна одновременно. Никого не хочется видеть и одновременно с этим – одиночество пронизывает позвоночник, как холодная сталь. Как будто кто-то заводит тебя, словно механическую куклу: сжимая пружину, пока та не свернётся до абсолютного нуля. И тогда пружина начинает разворачиваться, а ты принимаешься клацать кнопками телевизионного пульта. Смена картинок ещё больше раскручивает маховик: тебя уже раздражает пульсация экрана. Вскакиваешь с кресла и меряешь комнату шагами. Взглянув через стекло на вечерние огни понимаешь – какая разница, где ты будешь один: по эту сторону стекла или там.
В гостиной остался работающий телевизор. Пока одевался, я поймал несколько обрывочных фраз диктора, расползающихся слизнями по углам квартиры.
- Согласно международной конвенции… как и было ранее оговорено в Женеве… будет носить локальный характер… заранее обозначенных территории… не будут допускаться гражданские лица…
Пытаясь попасть ногой в скрученную штанину, я допрыгал на одной ноге до арки ведущей в гостиную и внимательно дослушал сообщение до конца. Девушка с миловидным лицом и строгим, соответствующим серьёзности темы взглядом, поведала о решении глав государств выяснить отношения при помощи ядерного оружия. Я сначала присвистнул, а затем махнул рукой, сказав себе, что это очередная байка в преддверии выборной кампании.

Я зашёл в первый попавшийся приличный бар. Заказал сто грамм Джони Уокера и достал из кармана мягкую короткую пачку Кэмела. Курю только эти сигареты без фильтра, хотя в Москве их сейчас днём с огнём не отыщешь. Поэтому, курить стал меньше… за те же деньги. Затянулся и, закашлявшись едким дымом, указал стоявшему за стойкой круглолицему парню на экран телевизора.
- Сделайте погромче.
- Повторяют целый день сегодня, – ответил бармен, взяв в руки пульт. – Не пойму, серьёзно это или нет.
- Если в новостях, думаю, что серьёзно – ответил я ещё каких то полчаса назад думая иначе.
Звякнул колокольчик у меня за спиной, и в зал ввалился грузный мужчина. Я его не видел, но по шагам определил, что он довольно массивен и неуклюж. Мои догадки насчёт его габаритов оправдались почти сразу: проходя мимо, он зацепил меня плечом и я чуть не расплескал виски по барной стойке. Мужчина извинился и плюхнулся на соседний высокий табурет рядом со мной. Заказал пиво и, прикончив бокал в два глотка, смачно рыгнул. Я сразу прилепил к нему кличку Гаргантюа. Мужчина смахнул пену с усов рукавом куртки и протянул мне руку.
- Герман.
Мне меньше всего хотелось знакомиться или общаться с кем бы то ни было. Я ответил на рукопожатие только из приличия. Имени своего я не назвал, но Герман - Гаргантюа пожав мою ладонь, кивнул. Я сделал вид, что увлечён просмотром новостей и мой новый знакомый, посмотрел через плечо на экран. Ему тяжело было долго сидеть в такой позе, он снова повернулся в мою сторону и махнул рукой.
- Вы верите в эту хрень?
Делать вид, что я не расслышал, было глупо. Встать и пересесть за столик, тоже. Послать его – вроде не за что. И я решился ответить.
- Нет, не верю. Я думаю, это очередные игры на патриотизме нации. Нужно перетерпеть и всё наладится…
Сказав это, я посмотрел на бармена: слышал он, или нет? Только что я снова изменил свою точку зрения. Впрочем, какая разница – мне нет до него дела, как и ему до меня. Тем более он даже не повернул в мою сторону своё лицо – тарелку.
- Наладится?!
Гаргантюа рассмеялся и закашлялся одновременно. Прикрылся здоровенной ладонью, но несколько капель из его рта всё-таки попали на мои брюки. Я поморщился, прикрывая лицо стаканом с виски: не хотел, чтобы он заметил мою неприязнь. Герман прочистил глотку отрывистым лающим кашлем, на этот раз стараясь не расплёвывать по сторонам остатками пива.
- Перетерпеть… лично я предпочитаю не ждать. Для меня уже давно всё наладилось, уважаемый… не знаю, как вас по батюшке…
- Андрей. Можно так… без отчества.
- Для меня не осталось белых пятен во всей этой хрени, – Герман слегка откинулся назад и развёл руки в стороны, показывая всю необъятность мира, который он только что наградил таким нелестным эпитетом. Довольно просто открыть все двери, если имеешь универсальную отмычку. Если хотите, я и вам покажу, насколько всё просто…
Я подумал о том, что неплохо было бы открыть некоторые запертые кем-то двери – спальню моей жены, например. Может, всё ещё можно наладить? Подумал в шутку скорее: у меня не было оснований доверять бреду первого встречного. Я присмотрелся к Гаргантюа. При всей своей не ухоженности он не производил впечатления человека несчастного или недовольного жизнью. Чего не скажешь обо мне, несмотря на приличный костюм и дорогие часы. И я согласился. Тогда я и представить себе не мог, куда меня заведёт знакомство с Германом.