Летом 1837 года я гостил у своего друга, опального князя U. в его имении W., что на Смоленщине. Лето в том году выдалось на славу, вёдра стояли, не приведи господь, и луга налитые медвяным духом гудели от пчёл. Вечерами, когда солнце пряталось за лесом, мы с князем сиживали на веранде его родового гнезда, пили чай и вспоминали забавные случаи из нашей студенческой жизни. В один из таких вечеров, изнывая от безделия, князь предложил мне как в старые добрые времена немного посоревноваться: в течении недели ежедневно порознь ходить на охоту в его угодья, где вооружившись одним арапником охотиться на молодых зайцев, иначе сказать, используя только свою физическую силу и скоростные качества гоняться за заячьими выводками и засекать их плетью. Благо, в студенческие годы мы с князем занимались в атлетическом кружке графа J.  и будучи одними из ведущих бегунов, всегда выигрывали забеги на призы императорской фамилии. Именно тогда и зародилось наше знаменитое соперничество.

На следующий день, проснувшись на рассвете и позавтракав ботвиньей мы с князем, обулись в беговые сандалии и вооружившись арапниками, пожали друг другу руки, пожелав удачи направились в разные стороны: он на запад, а я на восток, чтобы вечером снова встретиться и обсудить итоги прошедшего дня, хвастаясь трофеями.

К полудню я уже засёк пару заячьих выводков и вышел на опушку леса, по которой весело пробегал ручеёк, берущий начало от лесного родника. Напившись студёной воды, я прилёг  подле ручейка и разморённый провалился в объятия Морфея.

Когда я проснулся, солнечный диск уже коснулся  нижним краем самых высоких елей, стоявших на краю опушки. Имение князя находилось в двенадцати верстах и потому я быстро ополоснув лицо ключевой водой, подхватил свой ягдташ и направился к дому. Быстро темнело, но я хорошо ориентируясь в темноте, двигался лёгкой рысью и перемахивал через встречные коряги.

Стемнело. До княжеского особняка оставалось по моим подсчётам версты четыре, когда я заметил вдалеке отсветы костра. Через пару минут я вышел из лесу на один из выпасных лугов. Поскотина была огорожена жердевой оградой и в ней пасся княжеский табун. Усталые кони неторопливо жуя свежую траву отдыхали от трудного дня, ведь завтра с утренней зарёй им снова предстояли работы на княжеском покосе.

На краю луга возле костра сидели двое мужиков. Я подошёл и поздоровался. Одного из них я знал, это был Лука, двужильный большеротый мужик из княжеской дворни, второй, рябой молодой парень в рваном армячишке был мне не знаком. Представился он Онаном. От запаха из котелка, стоящего на костре, в моём животе громко заурчало, и я решил передохнуть с пастухами и поужинать. Через пару минут Лука убрал котелок с огня и, царапая холщовую рубаху, караваем отрезал три больших ломтя хлеба. В котелке оказались щи с вяленой рыбой и мы жадно принялись хлебать их, обжигаясь и покрякивая. Вскоре наши ложки начали царапать по дну котелка, изголодавшись за целый день, мы быстро расправились со снедью и удовлетворённые прилегли на траву, глядя на звёздное небо.

Из лесу неспешно выползали белые молочные языки тумана, сухо трещали сверчки, вдалеке бедово ухал филин. Мужики степенно балагурили. Заводилой в разговоре был Онан, он задавал назойливые вопросы, а Лука сначала нехотя отвечал на них, но постепенно, борясь со сном, разговорился. Обсуждали они дворовые новости.

−    Лука, а Лука, ты слышал, у графа V. пастухи пропали, - вдруг спросил Онан,- так же ушли в ночное, а наутро конюхи за табуном пришли, ан пастухов нету, и трава на стане кровью забрызгана.
−    Брешут, поди, ты же знаешь, как графова дворня языками чесать любит, - ответил Лука.
−    Ага, дак ведь я слышал, как Степан — приказчик сам графу докладывал, когда я к графу на прошлой неделе за недоуздками приезжал. Приказчик-то не сбрешет, да ещё и хозяину.
−    Ну может волки задрали их,- нехотя буркнул Лука.
−    Волки? Летом людей задрали? Лука, где ж это видано, летом волкам и так пищи много, они на людей не нападают. Поговаривают, богомерзки это.
−    Окстись, в бабьи сказки веришь? Нету никаких богомерзок, а если и были в старинные времена, то почитай лет сто уж в наших местах их не встречали.
−    Лука, боязно,- дрогнувшим голосом выдавил Онан.
−    Не бзди, господь не выдаст, свинья не съест.

Я лежал на спине и голоса говоривших отдалялись от меня, сливаясь в единый гул, вежды мои смежились и я провалился в спокойный сон. Вдруг, по ушам резануло воплем. В мгновение я очутился на ногах и сделал кошачий прыжок в сторону от догоравшего костра. Туман уже полностью окутал поляну так, что ничего не было видно. Вопль становился выше и выше, превращаясь в визг, так, что у меня по спине побежал холодок, и волосы на затылке ощутимо поднялись. Такое же ощущение испытал я однажды, когда во времена службы моей в терском казачьем войске посреди ночи напали на нашу заставу ногаи, с дикими визгами вырезав часовых. Тогда так же сонное оцепенение мигом слетело с меня. Захлёбывающийся визг прервался и стало различимо сочное чавканье. Я стоял, напрягши все мышцы, и пытался разглядеть, что происходит, но в тумане при угасающем костре был виден только большой смутный силуэт. Рядом со мной что-то резко метнулось в темноте, и я в последнее мгновение сдержал смертельный удар, узнав Онана, схватил его за руку одной рукой, другой зажал ему рот. От парня кисло пахло потом и мочой, он трясся как осиновый лист на ветру. Из темноты донёсся полный муки крик:
−    Онан, беги, бросай табун, беги на двор за пищалью, это не волки, а ...
    Крик резко оборвался, теперь уже навсегда. Не отпуская Онана я медленно стал пятиться в от костра. Я сделал уже десяток шагов, когда из темноты резко взметнулась ложноножка и обвив ноги Онана стала тянуть его к себе. Онан заверещал. Я пытался бороться, но борьба была недолгой, и парень, как тряпичная кукла, метнулся в темноту и исчез в пасти гигантской богомерзки. Высотой она была сажени две. Резко развернувшись, я метнулся бежать от страшного места. Ветки хлестали меня по лицу до ссадин, ветер выдавливал слёзы из моих глаз, легкие мои горели от напряженного дыхания. Так быстро я не бегал никогда в жизни, я, абсолютный чемпион империи по бегу.

К утру я выбрался на шоссе и принялся голосовать. Никто из водителей не хотел брать странного пассажира, машины быстро пролетали мимо. Наконец, мне удалось остановить «газик», водитель на просьбу подкинуть до города буркнул: «Сотка». Я кивнул и залез в кабину грузовика. Водитель всю дорогу молчал, только время от времени бросал на меня настороженные взгляды, явно жалея, что подобрал странного пассажира. На въезде в город он остановился и отвернувшись в сторону  бросил: «Приехали, вылезай, гони деньги». Я выпрыгнул из грузовика на обочину, сунул руку в карман джинсов и, с неприязнью ощутив хрусткую мякоть, достал ярко-красную шляпку мухомора.