- Настоящая литература, дорогой мой, Юрий Франциевич, существует только тогда, когда в ней живет дух молодых дарований, а классическая литература – это пережитки прошлого.
- Позвольте, коллега, а как же Достоевский, Булгаков, Кизякин, наконец!
- Вот только не надо меня провоцировать, уважаемый,  вы прекрасно знаете, что Кизякин всего на всего мошенник и пустомеля!
- Что!? Кирилл Олегович, да вы отдаете себе отчет в том, что вы говорите! Его же признала вся мировая общественность. А «Букер»!? А премия Хьюго?! А нобелевская премия кому была вручена?!
- Да, он умело пустил пыль в глаза общественности своими псевдопроизведениями…
  Семен Кизякин открыл глаза и, приподнявшись на кровати, подумал:
«Какой одновременно приятный и отвратительный сон. К чему бы он? Завтра надо еще отнести свой роман…» И с этой мыслью он снова погрузился в сон.
        Главный редактор как обычно сидел за своим столом, попивая быстрорастворимый кофе и уткнувшись в газету, когда к нему постучал Кизякин.
- Здравствуйте, Юрий Франциевич, - чуть нагнувшись, прошептал он.
- А, Семен Альбертович, заходи, - увидев его, бодро прокричал Долгушин, - как твои успехи? Принесли что-нибудь гениальное, - и громко засмеялся.
- Вот, я написал новый роман, не могли бы вы его посмотреть?
- А что по твоему роману уже и фильм сняли? Шучу, шучу, не обижайся. Давай, конечно, посмотрим, изучим так сказать и дадим тебе знать. - Закончил главный редактор, кидая рукопись на стол.
        Долгушин любил Кизякина за его наивную уверенность в том, что тот когда-нибудь сможет стать настоящим писателем, и удивлялся его настойчивости и трудолюбию. Уже два года как бухгалтер треста газового хозяйства носил свои рукописи в редакцию издательства и каждый раз, получая отказ, спокойно уходил, обещая вернуться через неделю с новым произведением и, что удивительно, возвращался.
        Через час дверь кабинета главного редактора распахнулась, и на пороге показалось первое лицо славного города М. - держатель пакета акций издательства, одного алюминиевого завода, трех фабрик и еще многих хозяйственных субъектов города,  господин Стариков.
- Здравствуйте, Кирилл Олегович, - вставая, поздоровался Долгушин.       
- Привет, - сказал Стариков и протянул вальяжно руку редактору, - Слушай,  у меня к тебе серьезное дело, ты же знаешь, моя младшая писателем хочет стать. Ну,  так ты дай что-нибудь такое, малоизвестное, из молодых, чтобы она посмотрела. А мы потом книжечку выпустим… под ее именем.
Долгушин задумался, затем огляделся по сторонам и увидел лежащую на столе рукопись Кизякина, а так как читать, а тем более печатать ее он не собирался, то с радостью решил отдать ее мэру.
- Вот, очень свежий роман одного из талантливых молодых писателей нашего города. Еще не печатали. Я думаю, он не обидится, –  улыбнулся Долгушин.

    - Папа, это гениально!- ворвалась в комнату младшая дочь Старикова. -  Ты только послушай, - и она принялась читать:
          « Ее звали Татьяной. Она не привлекала к себе чужих очей ни румяной свежестью, ни красотой своей сестры. Была диким, печальным и молчаливым ребенком. Лесная лань была бесстрашнее ее. А уж в семье своей и вовсе казалась чужой девочкой…»
- Слушай, Света, ты же знаешь, я не понимаю в этом ничего.
- Этот роман надо срочно напечатать, папа, обязательно!
- От твоего имени!
- Нет, зачем же, я уверена,  этот писатель достоин, чтобы его напечатали. Обещай мне? Его книги должны быть в каждом доме.
- Ну, если ты так хочешь…
      Через три дня в кабинет главного редактора  зашел Стариков.
–  Короче, моей дочке очень понравился этот роман, мы его издадим!
Долгушин с удивлением взял рукопись Кизякина, и прочел про себя:
  «Когда мой дядя, известный своими честными правилами занемог, самое лучшее, что он мог сделать, заставить себя уважать. Конечно, в пример многим другим это могло бы стать наукой, однако для меня, не отходящего ни на шаг от него, и день и ночь сидеть с больным было скучно…»
- Но, послушайте, Кирилл Олегович, это же…
- Ничего не хочу слушать, вот его гонорар,- и Стариков кинул несколько тысячерублевых купюр на стол.
Долгушину, понимающему весь риск отказа мэру ничего не оставалось сделать, как согласиться.
- Да. Кстати, дочка попросила еще что-нибудь почитать этого автора. Есть?
- Да, немного. - Совсем поник Долгушин.
- Завтра организуешь мне с ним встречу, и отдашь всю его писанину. Рекламу надо обеспечить максимальную, ты меня понял?
          Как только мэр вышел из кабинета, Долгушин схватил трубку телефона.
- Немедленно найдите мне Кизякина и вызовите его ко мне!

- Что это такое, я тебя спрашиваю?! – закричал Долгушин, как только в кабинет зашел Кизякин.
-  Это мой новый роман, называется «Гроза любви». – Поднимая с полу разлетевшиеся листы бумаги, произнес Семен.
- Ты что мне лапшу на уши вешаешь?! Идиот! Это же Пушкин! «Евгений Онегин»! – Долгушин от ярости готов быль вцепиться в горло Кизякину и загрызть его. – Ты хочешь нас всех опозорить!
- Нет, ну, у  Пушкина я помню, - и Кизякин монотонно и уверенно процитировал:

                        Они хранили в жизни мирной
                        Привычки милой старины;
                        У них на масленице жирной
                        Водились русские блины;

- Заткнись! – Долгушин подлетел к Кизякину и, схватив его за  пиджак, начал трясти, что есть силы. – Ты что не понимаешь, олух, это же плагиат! Да нас все засмеют, если не посадят.
- Плагиат –  это умышленное присвоение авторства чужого произведения,  - уже уверенней произнес Кизякин, отнимая руки редактора  – а этот роман я не у кого не присваивал, а написал сам.
- Пошел вон! – закричал Долгушин, чувствуя, что уже не сдержится и побьет мастера. - И чтобы духу твоего в издательстве никогда не было!!! – Но вспомнив, что завтра предстоит встреча с мэром, крикнул в след уходящему Кизякину. – Постой! Завтра принесешь все свои рукописи.

          Спустя год Семен Альбертович Кизякин получил премию в области литературы, как самый продаваемый автор в мире. Ни разбивающая в пух и прах критика, ни судебные иски родственников великих классиков, произведения которых копировал новый гений, не могли остановить миллионы экземпляров его книг, печатающихся по всему миру.