Гули-гули.
Не идет птица. Ни в какую. А схватишь, выскальзывает из рук.
Гуляет, клюет зернышки из бутылочного стекла. Зовется – стечение обстоятельств. Роковое или какое там еще. Цепляется. Проворачивает. Иногда скрежещет.
Смазывать надо.
Из этой птицы можно приготовить блюдо.
Он говорит:
-- Да мне хуле.
Я приглядываюсь, точно, ему – хуле.
0, 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9.
Не правильно.
Возьмем ряд Фибоначчи:
0, 1, 1, 2, 3, 5, 8, 13, 21…
Другое дело, вот так развивались их отношения.
А вот герой: Клавдий Миронович Косоногов, считай, что патриций.
Отношения в ряду Фибоначчи, развиваются, суммируя два предыдущих и перескакивая через голову. (А еще есть линия Фабиноччи, но что это за хрень, автор не разумеет).
Клавдий Миронович по профессии – зам. Не зав. Вот так звучит – зам. зав. Лаборатории или отдела. Секции. Цеха. Чего угодно, но только зам. Не давались ему первые места. То есть, фактически, тащит все он, но номинально командует и самодурствует другой. Иван Митрофанович, допустим, на семинар в Монреаль, а Клавдий разгребает отложенное.
Ну он и усердствует. Потому как, осознает свое место, свой потолок.
Дома таже история.
Она говорит:
-- Ты кончил?
Он:
-- Не люблю это слово.
Она:
-- А как?
Он:
-- Ну, испытал оргазм, что ли.
Она:
-- Это не одно и тоже.
Блядь, и не кончил и оргазма не испытал.
Ладно, идем дальше.
Ути-пути.
Надо признаться, что автор, преимущественно, объебывается в местах скопления своих героев. Здесь поднесет, там оттащит.
Недавно взял на себя обязательство: ни дня без стакана.
Так что, тащу утром мешок карбида на склад, а у самого ноги заплетаются. Клавдий Миронович меня останавливает:
-- Куда?
-- Так это как его…
-- Молодец.
-- Рад стараться!
-- А чего в мешке?
-- Хуй знает.
-- Тащи.
А говорил: «хуле». На самом деле он за производство болеет.
Вон как жизнь оборачивается.
Сел я пустые бутылки пересчитывать. Строго в ряд этого Фибоначчи. Ноль плюс одна – одна. Одна плюс одна – две. После три плюс пять, бутылки кончились.
Не понял.
Клавдий Миронович благоволит.
-- Чего – спрашивает – пригорюнился?
-- Бутылки – ек.
-- Иди работай.
А сам опять через голову перепрыгивает. У него, что ни баба, то простор. Корпулентные такие. Две предыдущих к третьей прибавляются. Марина Ильинична, последняя, когда на производство заходит, так мужики робеют. А те, что побойчей, не желая терять реноме в глазах товарищей, шутят неудачно.
Васек спрашивает, лелея в глубине приготовленную прибаутку:
-- А ты Клавдий Мироныч, с ней как?
-- Что?
-- Ну, как вы это самое? Где подступиться-то?
Но Клавдий знает, как с народом разговаривать, отвечает философически:
-- На кости-то, Васек, только собаки бросаются.
Васек соглашается.
А подъебка пропала втуне.
А вчера Косоногов с розами пришел на работу. Сказал, будет корпоративная вечеринка. Все сотрудники приглашены. Даже я.
В обед, Клавдий съездил с Вовой в магазин, все закупил и приготовил.
А вечером сели за стол. Водка, хлеб, сыр, колбаса, яблоки и торт. Пластиковые тарелки и вилки. Две коробки сока. Очень грамотный мужчина Клавдий Миронович, хозяйственный.
Выпили по первой, преодолели неловкость совместного времяпровождения. По второй. Завязался разговор. По третьей. Потек базар. По четвертой.
Красота.
Певица с цыганским именем поет про Лондон, с мобильного телефона. Клавдий обстоятельно отвечает на вопросы сотрудников. Васек – выдрючивается, Вова – отчаянно напивается. Секретарша Катя, уже ест торт с шоколадной середины. Иван Митрофанович семинарит в Стокгольме (и его отсутствие делает атмосферу проще). Марина Ильинична, приглашенная на вечеринку как своя, просит танцев.
И танцы будут.
Но позже.
Они начнутся с фразы «да мне хуле». И подтвердят незыблемую красоту ряда Фибоначчи. И стечение обстоятельств.
Потому что происходит это так.
Пьяненький Васек приглашает Марину Ильиничну на танец. Катя втыкает пластмассовую вилку в торт. Клавдий поднимает рюмку, с желанием произнести тост. Вова судорожно тянется за яблоком. В далеком Стокгольме Иван Митрофанович заходит в фешенебельный туалет гостиницы «Редиссон Блю Рояль Викинг Хотель».
И.
Васек говорит:
-- Потанцуем!
Катя тянет вилку на себя, и выдираемый ей кусок торта отлетает на встающую из-за стола Марину Ильиничну. Действия суммируются. Шарахнувшаяся от торта Марина Ильинична толкает под руку Клавдия. Вова пытается увернуться от льющейся на него водки.
Катя:
-- Ой!
Вова:
-- Бля!
Опять суммируются. Вова, откинувшись назад, падает со стула и левой ногой бьет по столешнице. Которая, не более чем лист фанеры, положенный на маленькие козлы. Лист летит на пол, по пути подбрасывая закуски с напитками.
Вова:
-- Ой!
Катя:
-- Бля!
В это момент, одновременно, Васек пытается поймать Вову, а Клавдий трет салфеткой торт на груди Марины Ильиничны. Катя, вскочив со стула, запинается и падает. В далеком фешенебельном туалете Викинг Хотеля, Иван Митрофанович трясет пенисом над унитазом.
Следующая сумма включает в себя все предыдущие действия.
Васек отпускает Вову и бросается к Кате. Клавдий перестает тереть и нагибается за упавшей бутылкой водки. Марина Ильинична начинает орать. Катя визжать. Вова густо материться. Иван Митрофанович застегивает зиппер.
В результате.
Ильинична в торте. Катя в торте и колбасе. Васек облит водкой, соком и презрением. Вове, вообще, в суматохе зуб выбили. Клавдий головой, когда нагибался за бутылкой. Кровь из рассеченного лба перемешивается с пролитой водкой. Сверху – торт. Марина Ильинична с размаху наступает, пятясь от этого ужаса. Нога едет и ломается.
Ильинична садиться на пол рядом с Катей. Напротив лежат Вова без зуба и Клавдий раненый в голову.
Васек зачем-то сжимает в руке кусок хлеба
Короче, все счастливы, епть, включая старого зубра и лысого мудака Митрофаныча.
А вы говорите стечение обстоятельств.