Алексей Анатольевич, потомственный слесарь шестого разряда, в очередной раз просыпаясь с похмелья, героически пытался противостоять ранящим душу воспоминаниям о дне вчерашнем. Вспоминать не хотелось, но память, под нарастающий шум головной боли, ненасытно преследовала израненную совесть, терзаемого непреодолимым сушняком Алексея. Одна за другой, в его сознании возникали малопривлекательные картины, смазанного алкоголем дня.
Просыпаться не хотелось. Не хотелось этот день, эту работу, окружающий мир, не хотелось тоже. Он чувствовал, что был разбит, разломан и заново склеен рукой неумелого мастера. Вчера, как-то нехорошо получилось с мастером. Бедная, увядающая женщина лет пятидесяти.
  -  Нахуй вот я поперся, ну нахуй. -  сокрушался Алексей, с тревогой в сердце вспоминая свою неделю назад загулявшую с кем-то жену. Анна, дородная крановщица, с кем же ты ебешься тварь поганая. Ненавижу, не-на-ви-жу.
Почему-то вспоминалась, смиренно отошедшая в иной мир дочь. Перед смертью, пустившая себе по вене тюбик с синими чернилами.
  - Папа, я хочу чтобы у меня была голубая кровь. -  проронила она и навсегда уплыла в артерию Леты.
Воспоминания прервал зовущий звон мобильного телефона. Отвечать не хотелось, но сделать это было необходимо. Алексей не собственном опыте знал, если не ответить, будет психологически еще хуже.
    ⁃    Да
    ⁃    Манда, Алексей Анатольевич. Как вы себя чувствуете? - ругалась из телефона физиономия ехидного мастера.
    ⁃    Как-то излишне имманентно, Лидия Петровна.
    ⁃    Ну так, а какого, извините, хуя, вы не на работе?
    ⁃    Эмпирически, я уже там. - изрек Алексей, и повесил изрядно удивленную трубку мобильного телефона.