Геленджик в середине сентября. Обжигающее солнце днем и освежающая прохлада ночью. Ночь... Черная как смоль вода окантована цепочкой фонарей на набережной. Луна над бухтой даёт желтый отблеск на воде, но не на всей, а только на середине бухты, там, где рябь. Маяк тоже вносит свою лепту в игру света. Луч его не виден в прозрачном воздухе, только на башне вспыхивает искра и море в ответ бликует тем же желтым лунным светом. Раз-два-пауза, раз-два-пауза... Опершись на ограждение можно долго стоять и любоваться бухтой. И представлять, что это не бухта, город и набережная, а огромное украшение для очаровательной и по южному смуглой великанши. И тогда желтый блик превращается в огромный мерцающий топаз на черном агатовом фоне, а цепочка фонарей вдруг оборачивается жемчужным кольцом. И топовый огонь ебанутой яхты, выходящей в море, кажется капелькой пота, медленно ползущей по груди красавицы при ебле. Ну, или слезинкой, по настроению.

Многие кафе-рестораны закончили сезон, музыканты съебались. Остались последние из могикан, которые пытаются догнать уходящую выручку из редеющего потока отдыхающих. Музыкант, якобы певец, с дикцией Кирпича, ("Каселёк, каселёк! Какой каселёк?!")- пытается петь. Выходит хуёво, и он в попытке вернуть музыкальный слух пьет пиво. Компьютер продолжает играть, он железный, поэтому трезвый. Пьяные, но пытающиеся сохранить уши посетители забирают микрофон у заебаного певца и поют сами. Кафе постепенно превращается в чудовищное караоке.

Около стойки бара сидит дама. Она в вечернем платье. Но не курортно-вечернем, а в платье для приёмов! Роскошный шлейф из почти прозрачного шелка, атласный пояс с большим бантом, великолепная укладка, пиздец как диссонировали с маечками, шортами, голыми торсами и животами у отдыхал. Даме примерно 50 лет. Она показывает бармену куда-то на верхнюю полку. Там стоят бутылки с ценами, ну примерно как геленджикский телефонный номер. Кидает бармену несколько купюр жестом "На все, блядь"! Бармен достаёт пузатые бокалы и наливает в них янтарный искрящийся коньяк. Дама залпом выпивает пару, заедает лимоном, берет ещё один бокал, шоколадку и идёт за столик. Она кажется мне смутно знакомой, где-то я её уже видел... Она допивает коньяк и идет на танцпол, к толпе, скидывает туфли на высоких каблуках и мгновенно становится героиней круга танцующих. Странная какая-то.

Наша компания посидела еще немного, ебнули-закусили и медленно двинулись к месту ночлега и ебли. Музыка осталась где-то позади. Впереди чернота гор и две паутинки канаток, светящихся в темноте. Сзади донеслось бормотание и неудачные попытки пения. Нас догоняла та самая дама. Она шла целеустремлённо и явно знала дорогу, обходя невидимые ямы на гладко-асфальтированной дороге. Обойдя нашу компанию, женщина, уверенно пукнув направилась к большому темному кусту на перекрестке. Поссать, понятно. Мы смущённо отвернулись и зря. Дама с треском вломилась в куст, некоторое время там шебуршилась, бормотала «Где ж ты, блядь!» и, наконец, выбралась из него, держа в руках фанерку. На фанерке крупно написано "Сдаю комнаты". И мы вспомнили! Эта дама, только в обличии обычной, сука, тётки в соломенной шляпе, постоянно сидела днём на перекрёстке в тени куста и держала эту табличку на коленях. А мы каждый день ходили мимо неё на пляж, магазин и обратно! Дама вышла на перекрёсток и жестом, каким пацаны кидают камешки-блинчики, запустила табличку в полёт. Табличка улетела за чей-то забор и с шуршанием приземлилась, надеюсь в цветы. "Пиздец! Сезон закрыт"- добавила дама и ушла в темноту. За ней с шуршанием тянулась ветка, запутавшаяся в шелке.

Геленджик остывал после жаркого лета...