Этой ночью Алексей не мог даже на секунду забыться сном. Последнее время, бессонница – сначала осторожно, как бы пробуя Алексея на вшивость, а затем – уже нагло и бесцеремонно, оттесняла и уничтожала его обычное человеческое желание спать. Бессонница безоговорочно побеждала, используя для этой цели самые разные уловки и подручные средства. Начиная от занудливых сверчков и заканчивая ошалевшими от брачной круговерти птицами. Да, птицы были крайне несносны. Но из всей своры, особенно раздражала одна, выделявшаяся скрипучим голосом и какой-то необузданной, доходившей до безумия, похотью. И если сверчков ещё можно было простить, хотя бы за монотонность их стрёкота, то птица отличалась тем, что издав свой омерзительный скрипучий «крэк-крэк» она затихала, казалось бы, уже насовсем. И когда Алексей начинал проваливаться в объятия Морфея, очередной истошный крик вырывал его из просонного состояния.
-- Вот сука! – цедил он сквозь зубы, зарываясь головой в свалявшуюся подушку. – Когда же ты успокоишься уже, тварь?
Вставал с постели, подходил к распахнутому настежь окну и вглядывался в ночь. Дождавшись очередного крика озабоченной птицы, Алексей складывал ладони как для молитвы и шептал, обращаясь к невидимой самке.
-- Ну дай уже ему, коза…
Вслушивался с надеждой. Тянулись минуты, а затем, очередное – «Крэк-крэк» разрывало тишину ночи. Заламывал руки, злобно стонал и снова валился в ненавистную постель.
На самом деле, вовсе не крики неудовлетворённой птицы лишали Алексея сна. Они были лишь катализатором его состояния. Больше всего беспокоило то, что проторчав в деревне почти месяц, он не написал ни строчки. Ни одной паршивой строки.
А какие он строил планы! Всю зиму мечтал, как уединившись в старом родительском доме, будет днями и ночами плести хитрые сюжетные линии, надувать героев харизмой… А какие эротические сцены планировал оживить… какие образы…
И что? Пробухав для затравки первые несколько дней, Алексей откинул крышку ноутбука и завис над клавиатурой. Да так и провисел над ней целый месяц, созерцая унылую белую страничку. В голове крутилось только «Увяданья золотом охваченный». Что он с остервенением и напечатал, продублировав эту гениальную строку раз пятьсот - шестьсот.
***
Нина приходила часов в восемь утра, приносила крынку парного молока, прибирала в доме, стелила разворошённую Алексееву постель, готовила оладьи или глазунью, терпеливо и потно отдавалась и уходила до вечера.
-- Опять курили всю ночь? – несмотря на достаточно близкие отношения, Нина обращалась к нему исключительно на «вы», или величала Алексеем Петровичем.
Алексей, глотая горячие и ароматные оладушки, невнятно промычал в ответ.
-- Загубите вы себя. И так вон уже… зелёный весь. Синяки вон… прогулялись бы.
-- Угу.
Нина, закончив с уборкой, отряхнула подол сарафана и остановилась в дверях, скромно сложив руки на животе. Ждала.
Проглотив последний оладий и запив его глотком парного молока, Алексей провёл ладонью по губам, тихонечко рыгнул в кулак и посмотрел на Нину. Встал из-за стола, подошёл. Сжал в руке увесистую Нинкину грудь. Потрогал широкую и мясистую задницу. Нина с еле сдерживаемой улыбкой смотрела в сторону.
-- Нина, можешь мне ружьё достать?
-- Зачем вам?
-- На охоту собираюсь.
-- Могу. Вечером принесу.
Поборовшись с внезапно охватившим его приступом лени, Алексей обошёл Нину со спины и тихонечко подтолкнул её в зад. Нина, как заведённая кукла, неспешно покачивая широкой кормой, проплыла в сторону занавешенной спальни. Отдёрнула выцветшую цветастую занавеску и присела на кровать…
Отсчитав неизменные сорок две фрикции, Алексей двумя пальцами пережал член у основания. Вытащил его из тёплого и влажного Нинкиного нутра. Разжал пальцы и, кончил в заботливо подставленную Ниной стеклянную баночку из-под майонеза. Выдавил остатки, подцепил последнюю каплю указательным пальцем. Слизнул.
Натянул штаны и уселся за работу. Деловито, не поднимая глаз, начал печатать «Увяданья золотом…»
-- Про ружьё не забудь, – напомнил Нине перед уходом.
-- Не забуду, Алексей Петрович. Как забыть то?

Конечно, не Айседора Дункан – думал Алексей, сидя перед ноутбуком и вчитываясь в Есенинские строки. Ни эпатажа тебе, ни скандалов. Баночка эта ещё… придумала ведь? Стирать меньше, видите ли. Баночка – что… ополоснул и всех делов. Интересно, как у Есенина с Айседорой всё было? Наверное, не так. Небось, со страданиями. Правда, оладушки она Серёже не пекла, наверное…
А птицу эту я всё равно убью. Убью и съем.
С этими мыслями Алексей Петрович встретил сумерки. И вместе с темнотой за окнами послышались первые крики ненавистной твари. Он с силой захлопнул крышку компьютера, вышел на двор и всмотрелся в тёмные силуэты сосен. Сжал кулаки. Подойдя к калитке, окликнул пробегавшего по улице соседского пацана.
-- Эй, парень! Пойди сюда.
-- Здравствуйте, дяденька писатель.
Облокотившись о шаткий плетень, Алексей поднял вверх указательный палец и прислушался. Мальчик терпеливо ждал, не решаясь нарушить молчание. Ждали молча несколько минут. Наконец, тишину прорезало привычное «крэк-крэк».
-- Слышал? Что за зверь, не знаешь?
-- Коростель это. Птичка такая.
-- Птичка? – дяденька писатель алчно оскалился. – Ступай мальчик.
С чувством превосходства и преисполненный решимости, Алексей Петрович вернулся в дом. Истошные вопли коростеля уже не вызывали такого раздражения, как прежде. Теперь он хотя бы знает имя виновника своих бессонных ночей.
Сегодня с этим будет покончено, – подумал он. А там и до сверчков доберусь. Передавлю, гадов! И Нинкой займусь. Раскрепоститься её не помешало бы, но с этим проще...

Нина пришла поздно вечером. Принесла старенький одноствольный ИЖ - 18 и три патрона к нему. По привычке замерла в дверях.
-- Нина, ты иди. Я на охоту  собираюсь.
-- Ночью то? – Нина удивлённо и одновременно маняще колыхнула грудями.
Он не ответил, пытаясь переломить ружьё.
-- Давайте я, Алексей Петрович. Не заряжали никогда что ли?
Алексей поморщился, но передал ружьё Нине. Она ловко куда-то нажала, ружьё щёлкнуло и переломилось, открыв взору зияющую пустоту ствола.
Нина показала, где находится отпорный рычаг, объяснила, как зарядить ружьё и как вытащить использованную гильзу. Традиционно постояла в дверях и, ничего не дождавшись, вышла.
***
Алексей критически разглядывал своё отражение в треугольном обломке, когда то давным-давно расколотого им зеркала. Подошёл к печке и, вымазав два пальца правой руки в саже, провёл две корявые линии от крыльев носа к мочкам ушей. Оторвал от цветастой занавески полоску и, зачесав волосы назад, перетянул ею лоб.  Ещё раз посмотрел в зеркало. Повернулся в три четверти и выдвинул чуть вперёд нижнюю челюсть. Затем, вскинул ружьё и прицелился в собственное отражение, пытаясь состроить как можно более зловещую и плотоядную улыбку.
-- Hasta la vista, тварь – прошептал Петрович и нажал на курок.
И в ту же секунду прогремел выстрел. Алексей выронил ружьё и упал на пол. Выстрел не был громким, но сработал эффект неожиданности. Алексей пришёл в себя, когда осколки зеркала уже разлетелись во все стороны и дым от пороховых газов начал пощипывать нос. Несколько осколков попали ему в лицо и теперь здорово саднили. В придачу ко всему, он ещё крепко приложился копчиком о дощатый пол. Алексей прикоснулся рукой к щеке и почувствовал на лице что-то липкое. Взглянул на ладонь. Кровь.
-- Блядь! Ну… теперь точно – хана тебе!
Он поднял с пола ружьё, перезарядил его, и поставил на предохранитель. От греха. Довольно хмыкнул и вышел во двор.
Нужно было спросить, как хоть выглядит этот коростель, - подумал Алексей Петрович. Ну, ничего. Пойду на звук. На этот долбанный «крэк-крэк». Будет тебе сегодня брачная ночь, сволочь пернатая.
Пробираясь за околицей к лесу, он вслушивался в тишину, но как на грех, коростель молчал. Либо устал ждать взаимности от своей подруги, либо уже получил то, что хотел. Когда Алексей уже отчаялся и решил вернуться домой, он наконец-то услышал тревожный и скрипучий крик практически у себя за спиной. Он быстро развернулся и стал всматриваться в высокую траву. Буквально через долю секунды в нескольких метрах от него зашевелилась трава. Петрович вскинул ружьё и прицелился в шелестящий след, который петляя змейкой, устремился к опушке леса. Задержал дыхание и нажал на курок когда тот, кто скрывался в высокой траве, должен был вот-вот показаться возле деревьев.
Пуф! Алексей, помня о недавнем казусе, закрыл глаза. Но выстрел был ещё тише, чем в доме. Коростель взмыл в воздух и, заломив немыслимый вираж, скрылся в темноте леса.
-- Сволочь.
Оставался последний патрон. Последний шанс убить глумливую птицу и вернуть сон и покой. А главное – возможность снова работать. Алексей перезарядил ружьё. Прошел к опушке и присел, прислонившись спиной к массивной сосне. Закурил. Подождал несколько минут, вслушиваясь. Тишина. Перепуганный жених, похоже не хотел больше ничего. Инстинкт самосохранения поборол жажду воспроизводства. Петрович щелчком отбросил окурок и нехотя поднялся. Внутри оставалось чувство недосказанности, двойственности ситуации. Не хватало одной единственной жирной точки.

Возвращался домой с чувством неудовлетворённости. Представлял мысленно открытый ноутбук, белый лист с «Увяданья золотом…», бессонницу и тошнотное пение перехитрившей его птицы. Теперь уже не только похотливое, но и с нотками превосходства и издёвки.
Уже подходя к дому, Алексей услышал где-то сбоку от себя, еле слышное гортанное шипение и курлыканье. Вскинул ружьё и, практически не целясь, выстрелил. В темноте, какая-то здоровенная туша заметалась по кругу, поднимая клубы пыли и гулко ухая огромными лопухами крыльев. Извернулась последний раз и затихла...
Петрович обвёл взглядом деревенскую улицу. Кое-где в окнах зажёгся свет, кто-то из соседей, услышав выстрелы, вышел на крыльцо. Селяне вглядывались в темноту, узнавали писателя… но, всё-таки не решались покинуть двор и выйти на улицу. Алексей подошёл к лежащей в пыли птице. Индюк. Здоровый, килограмм на 30-35. Алексей Петрович схватил птицу за шею, ощутив ладонью неприятный на ощупь тёплый нарост. Пошёл к дому, волоча убитого индюка по пыльной дороге.
Войдя в дом, он прямо с порога свернул к буфету. Достал початую литровую бутылку водки и плеснул до краёв в гранёный стакан. В три глотка осушил. Хотя и тёплая – водка не обожгла горло, а по-домашнему мягко согрела низ живота. Второй стакан пошёл уже натужно и колко. Заставив Алексея поморщиться и отозваться горькой отрыжкой. Третью порцию он вообще не почувствовал.
Пошатываясь, он подошёл к плите и включил конфорку. Поставил на рассекатель огромную выварку и плеснул в неё воды. Не разделывая и не ощипывая, положил в воду индюка и накрыл выварку крышкой.
Алексей сел за стол и включил ноутбук. Попробовал печатать, но пальцы не слушались… «Увя…ань… золо..м  охваченный…». Строки подпрыгнули и ушли куда-то вбок. Петрович клюнул несколько раз носом и, в конце концов, уткнулся лицом в клавиатуру… «ььььььььььььььььььь...».
Мгновенно и крепко уснул… первый раз за несколько дней. Он уже не слышал, как через распахнутое окно, сначала осторожно, а затем всё громче и надрывнее доносилась  брачная песня коростеля. «Крэк-крэк»…  «Крэк-крэк»…
***
Сквозь сон, Алексей услышал, как скрипнула входная дверь. Потянув носом, он почувствовал отвратительный смрад, которым наполнился дом. С трудом разлепил веки. Поднял голову и, сфокусировав взгляд на входной двери, смог различить только смутный женский силуэт в белом.
-- Айседора?
-- У вас что-то подгорело  – ответила фигура в белом.
-- Присаживайтесь, мадам. Я с охоты вернулся… устал. Там… там дичь. 
Махнул рукой в сторону плиты. От резкого движения Алексея замутило. Он судорожно икнул, после чего его вырвало прямо на пол.
-- Простите, мадам.
Фигура в белом метнулась к плите, скинула крышку с выварки, чертыхнулась и выключила газ.
-- Господи, да что с вами… всё лицо в крови.
-- Оставьте! Давайте лучше кушать дичь. А потом я буду вас любить, Айседора. 
Алексей поднялся со скамьи и слегка пошатываясь, подошёл к плите. Заглянул в выварку, и запустил в неё обе руки. Без усилия оторвал огромную индюшачью ногу, сплошь покрытую мокрыми слипшимися перьями, и протянул даме в белом.
-- Угощайтесь, милая. Сегодня нам понадобятся силы. Много сил…
-- Спасибо, Алексей Петрович. Я позавтракала.
-- Как знаете. А я проголодался.
И он впился зубами в мягкую переваренную индюшачью ногу.
-- Алексей Петрович…
Дама в белом хотела деликатно помешать Петровичу, но безуспешно. Он откусил от дурно пахнущей ноги и жадно заработал челюстями. Перья мгновенно облепили нёбо, зубы, и язык. Он закашлялся и попытался выплюнуть содержимое на пол.
-- Водки, Айседора… там, в буфете,… пожалуйста, дайте мне водки.
Фигура в белом помогла ему сесть на лавку и метнулась к буфету. Поднесла к губам Алексея наполовину наполненный стакан. Петрович благодарно кивнул, поцеловал руку, поднёсшую стакан и залпом выпил. Полегчало.
-- Айседора, – Алексей перехватил руку дамы в белом и потянул её на себя.
– Вы богиня. Вы просто созданы для неземной любви.
При этих словах, с непонятно откуда взявшимися силами, он опрокинул даму в белом на дощатый стол и задрал вверх подол её сарафана. Свободной рукой, пытаясь нащупать и сорвать с неё трусы.
-- Алексей Петрович – томно шептала богиня, обеими руками вцепившись в резинку трусов, – может, в спальню пойдёмте?
Алексей издал звериный рык, и дама испуганно ослабила хватку. Трусы с треском лопнули и полетели на пол. Дама инстинктивно сжала ноги, а Петрович попытался протиснуться лицом в её промежность.
-- Алексей… Петрович, да что же это за напасть такая? – стонала дама, – что вы там нюхаете всё…
-- Я страсти желаю – ответил Алексей и, с силой раздвинув ноги дамы, уткнулся носом в её влажный, пахнущий летним солнцем и пересушенным сеном, лобок.
-- Господи, да что же это такое?! – прошептала дама и, инстинктивно приподняв зад, подалась вперёд…
***
За окном промозглая московская осень. В голове – гастрономические мысли в предвкушении приготовленного женой обеда. В ушах – назойливая трель телефонного звонка.
-- Слушаю.
-- Алексей Петрович, здравствуйте.
Звонили из издательства. Алексей постарался придать голосу спокойный и безразличный тон.
-- Да, добрый день.
-- Можете заехать завтра к нам в издательство? Я вашу рукопись прочёл, ну и…
-- Ну, и? И что? – Алексей занервничал.
-- Да, как-то, знаете ли… Во-первых, почему сборник рассказов? Где обещанная повесть, о которой мы говорили в начале лета?
-- Так получилось. А во-вторых?
-- А во-вторых, что у вас за грязь там? Какие-то трупы. Сплошной секс и насилие. Где вы это всё берёте?
-- Из жизни, Рудольф Даринович.
-- Ну, знаете…
-- А что? Какая жизнь, такие и рассказы.
-- В таком случае, говённая у вас жизнь, Алексей Петрович. И рассказы ваши – говно полное. Если по вашей логике судить. А нам сейчас герои нужны, понимаете? Рыцари без страха и упрёка!
Алексей задумался на минуту. Подумал, стоит или нет, заводиться и портить отношения с издателем. Решил, что стоит. Поэтому, не повышая голоса сказал:
-- Когда у меня отсосёт Айседора Дункан – у вас тут же появятся герои. А пока сосёт кто ни попадя – хавайте что дают…


vpr декабрь 2009