“Они отошли? Уверены вы,
Что отошли они?
Послушайте, Сайрус, мой друг, увы,
Дни мои сочтены.”

“Да, капитан, с вами мы вдвоем,
Да, ваш подходит час.
Я прекрасно осведомлен –
Жизнь покидает вас”.

“Что ж... Веселиться не стоит, да,
Но бесполезна грусть.
Был я к ответу готов всегда
Смерти я не боюсь.

Имел и имя другое я,
Был я тогда не стар,
И не убита была семья”...

“Знаю, вы –  принц Даккар”.

“Да, сын раджи на слона спине,
Красный на шее бант...
И подчинялся весь округ мне,
Мирный Бальденкаанд.

Биться злом я решил со злом,
Грозных ради секунд,
Поднял я, да, в пятьдесят седьмом
Горцев великий бунт.

Да, я в хаос ввергнул страну,
Всех потерял друзей,
Да, расстреляли мою жену
И четверых детей.

Резал из кожи я сам ремни,
Создал из рая ад.
Да, я пустил со всеми людьми
Ночью ко дну фрегат.

Да, я безжалостен был и лих,
Смертное остриё..
Жил с любовницей из простых,
Мессуа звали её.

Девушку эту лишь девкой звал,
Бил ее вполпьяна,
Выгнал из дома, когда узнал,
Что зачала она.

На оправдание пары фраз
Вряд ли смогу я дать.
Я её несколько тщетных раз
Пробовал разыскать.

Навек исчезла и навсегда,
Весть принесли в тюрьму:
Имя Натху сыну тогда
Дала она моему.

Я выйти клялся страшной божбой.
В пятый месяц войны
Вскипела Агра черной резней,
Я бежал из тюрьмы.

“С нами Даккар!” – пронеслось как гром.
Сжалась Притхви-Земля.
И бунт последний в восстаньи том
В Агре возглавил я.

Мы резали стариков, детей...
Красный стоял туман.
И разнесли, отпустив зверей,
Зверинец там англичан.

Не знал я ни следствий, не знал причин...
Рока не усмотрел,
Когда от пули моей один
Старый тигр охромел.

Все знали – теперь не пойти назад,
Все мы живем взаймы,
И скрыли и спрятали Агры клад
В Холодных Берлогах мы.

Но где б я ни был, где б ни воевал,
Во тьме или на свету,
Я помнил сына, не забывал,
И женщину помнил ту.

Слухом полнится Индостан...
И мне поступил донос –
Сына тигр хромоногий, Шер-Хан,
Украл, от дома унес.

И я, застонав, вспомнил выстрел свой,
Спустилась на душу мгла...
Ведь клетка тигра моей рукой
Открыта в Агре была.

К Холодным Берлогам один сходил,
С темной душой, пустой.
И в клад добавил я, положил
Áнкас, багор стальной.

Молвил сокровищу, глядя в клеть:
“Вы для людей мертвы.
Коль сын не сможет вами владеть,
Прокляты будьте вы.

И пусть по слову по моему
Ужасная смерть придет,
Разыщет и тихо войдет к тому,
Кто этот багор найдет”.

Знаю, убийца я и злодей,
И, за грехи казня,
В жизни последующей моей
Тлей возродят меня.

Высшей я заплачу ценой
За одного из детей,
Агру, за тигра того, рукой
Раненного моей.

Эти грехи, что в душе ношу,
Вряд ли я искуплю.
Последнюю, Сайрус, я вас прошу,
Уважьте волю мою.
 
Дав вам эти алмазы в дар,
Я прошу сообщить,
Что похоронен раджа Даккар
В Индии хочет быть”.

Лижет вода базальт и причал,
Спит на флагштоке флаг,
Минуту Сайрус Смит помолчал,
Сайрус ответил так:

“Время настало, момент пришел,
Слышишь ты крик могил?
Дядя родной мой, Джонатан Смолл,
В Агре тогда служил.

В день восстания твоего
Джонатан мой убил
Купца мадрасского одного,
И пойман с поличным был.

Сейчас он гниет на каторге там,
Камень киркой дробя...
В этом несчастии, капитан,
Прямо виню тебя.

Выросли на могилах мхи,
В Индии нету зла,
Ждал расплаты ты за грехи?
Вот - расплата пришла.

Уйдешь, без друзей, без страны, без сил,
В ада ты круговерть.
Умрешь без прощенья, так, как и жил.
Собаке собачья смерть”.

И, старика не слушая стон,
Сайрус идет на трап.
Ждут его Пенкроф, Топ, Гидеон,
Айртон, Герберт, Наб.

“Что капитан?  Что там наш герой?
Что теперь делать тут?”-
Сайруса спрашивают вперебой,
Жадно ответа ждут.

“Мертв капитан.  И похоронить
Нам себя завещал.
С телом судно здесь потопить”, –
Сайрус жестко сказал.

Люки задраены, кран открыт –
Полностью, навсегда.
И полилась меж обшивкой плит
В резервуар вода.

Вечный покой, последний круиз...
Краткий кивок, поклон...
Молча корабль уходит вниз,
Медленно тонет он.

И, проклиная свою судьбу,
Сквозь предсмертный туман,
В двухсотметровом стальном гробу
Бьется в дверь капитан.

Вот и затих.  Что теперь кричать...
Чуть расстегнул сюртук.
Снова на жесткую сел кровать
И посмотрел вокруг.

Каюта его, как всегда, полна
Золотом, серебром,
Всем, что дала война и волна,
Набита она битком.

А на стене уже тридцать лет,
Машины знак и воды,
Девиз сверкает: “Подвижный объект
Внутри подвижной среды”.

Мертв “Наутилус”, мотор остыл,
И остывает кровь.
Немо вздохнул и глаза закрыл,
И не откроет вновь.