Ночью страшно. В доме раздается
Непонятный стук и жуткий вой.
Дребезжит посуда, пол трясется –
Это хером машет домовой.

Старый хрыч опять озорничает.
Дрожь по коже и холодный пот.
Сукин сын во мне души не чает,
Потому покоя не дает.

Он порой в постель мою заскочит
И начнет истошно гоготать.
А когда мне между ног щекочет,
Ходит ходуном моя кровать.

И на помощь не позвать, не пикнуть:
Хули звать, попала в ебистос!
К этой хрени мне пора привыкнуть.
Только как привыкнуть – вот вопрос!

И его нельзя, как таракана,
Дихлофосом просто отравить.
Он уходит только утром рано.
Мне к утру – пиздец как тошно жить!

Офигев от ужаса, решила:
Хер ему – по грушам хуем бить.
Сам не уебется – в жопе шило,
Надо старикашку залюбить!

Я его погладила по меху,
Притянула нежно за ушко
И до истерического смеха
Довела, лишь почесав брюшко.

А потом, как перед стопкой водки
Воздуха набрав (держись, урод!),
Страсть изобразила – хвать за глотку!
И заткнула поцелуем рот.

Вся в пыли, спускалась вниз по телу.
(Был сто лет не мыт блохастый пес!)
Показала гаду что умела –
До последней капли и взасос!

Семь часов его – без остановки,
Будто на заводе у станка!
Так в ужасно нервной обстановке
Я угомонила старика.

Он лежал, скрестив в бессилье лапки,
Темной серой кучей, будто сор.
Утром я взяла его в охапку
И к помойке вынесла во двор.

И теперь стараюсь все, что было,
Позабыть, чтоб не сойти с ума.
Вот как победила злую силу
Доброй силой ебли я сама!