Пойду, возьму бессрочный отпуск за собственный счет
В то лето я мял кривыми зубками
Сырые котлетки собственной немощи
В то лето я больше ни разу не плакал
В то лето я больше ни разу не жил
Больше со мной ничего не случалось
Егор Летов

    
Находясь в салоне дорогого «Лехуса», я внимательно нюхаю свои обветренные руки, они пахнут какой-то детородной хуергой и, неожиданно, - псиной…
В четвертом часу ночи, пьяный, я прислоняюсь лицом к закрытым дверям «Партизанского морга», от чего-то, мне хочется вспомнить этот липкий и тяжелый запах смерти, который излучают неподвижные тела, которым удалось съебать отсюда восвояси. Это запах «Омской сортировочной»!
А еще есть утонченный запах свободного похмельного лета, он живет в моей памяти (я в памяти полон сказок и вин), как запах вседозволенной юности.

В те бесконечные и сказочные июльские дни, мое утро, обычно, начиналось вовсе не с чистки зубов, как это происходит у большинства правильных людей, которые судорожно скоблят свои лица у зеркала перед встречей с «любимым» начальством,- а с наглого стука в окно какого-нибудь пивного ларька. Или же с не менее наглого стука в дверь одной загадочной девушке, что жила на самой окраине городской цивилизации. Дело в том, что ее мать несла какие-то непонятные мне дежурства и, встретиться с известной целью,- мы могли только ранним утром, помню я приезжал к ней на самом первом троллейбусе… После, взлохмаченную и помятую, я запихивал ее в общественный транспорт (она спешила на свою скучную работу, счастливая после встречи со мной), сам же,- предпочитал остаться на остановке общественного транспорта и, потягивая холодное пивко, вспоминал те «грязные штучки», которые девушка позволяла проделывать с ней... Улыбаясь, я ни как не мог притвориться, что сочувствую измученным жизнью работягам, которые к тому времени спешно стягивались к остановке со своими сумками и портфелями, бесконечно торопясь на свои нетворческие и скучные работы (ежеминутно глядя на часы), которым, о ужас, посвятили не одно десятилетие и, судя по тоскливым лицам,- им предстояло проработать там еще меньше, чем половину оставшейся жизни. Все они от чего-то смотрели на мое небритое лицо с нескрываемой завистью, я же,- ответно салютировал им бутылкой, желая  счастливого рабочего дня…

Да, в то далекое беззаботное время я крайне редко брил свое счастливое лицо, носил бакенбарды словно у Элвиса и хаир,- ну как у Джона Ленона, ходил в сандалях и майке с изображением коменданте Че и яростно отрицал все известные офисным работникам стандарты пошлости. Те сказочные летние дни медленно выплывали из моих глаз,- тянувшись целой вечностью. Обычно они заканчивались на каком-нибудь отдаленном от города пляже, куда я предпочитал приезжать на своем велосипеде в компании с десятком книг. Я запоем читал интересные вещи и, не знаю почему,- предпочитал пить самый дешевый портвейн «Три топора».
О боже, как же я был счастлив,- ступая в сандалях по раскаленному асфальту суетливого города с бутылкой пива в руке и еще десятком таких же бутылок в моей сумке, которые, словно колокола переливались в своем стеклянном звоне. В те запредельные дни я был предоставлен сам себе и ни куда, нет,- никуда не торопился, полностью отрешившись от скучных и предсказуемых френдсъ (тем бесконечно от меня что-то надо), чтоб не видеть их, нет!!! Так же мне помнится, что я стремился провести под открытым небом хотя бы одну звездную ночь в неделю, чтобы наблюдать странные интересные сны,- из мира которых не хочется возвращаться назад. 
Кто знает, быть может,- так выглядит мой персональный рай?..