Олег отбросил носком ботинка пустую пивную банку с порога и бросил взгляд в кухню. Взору его предстал стол, обильно смоченный чем-то жидким, густо засыпанный крошками и украшенный богатой коллекцией пробок. Пол возле стола был завален не менее богатой коллекцией пустых бутылок.

В дальней комнате у самой стены висел человек на черном кожаном ремне, одним концом опутавшем тонкую посиневшую шею, а другим привязанном к тонкой водопроводной трубе, прогнувшейся под весом труппа.

На стоящем в дальнем углу журнальном столике белел лист бумаги. В посмертной записке, если ее можно было так назвать, Стас прочитал следующий текст, изложенный в стихотворной форме:

Значенья не имеют ни слова, ни мысли.
Они не атрибуты зла или добра.
Не из-за них в душе и боль, и страх зависли.
Не из-за них в груди надежда умерла.

Всему виной лишь тот, кто их создатель,
Кто слов обидных и жестоких покровитель,
Кто мыслей злых и равнодушных обладатель,
Кто лжи и зависти беспечный покоритель.

Так сложно вынести их взгляд, прикосновенья,
Нет сил терпеть их запах, голоса,
Покой наступит только лишь в забвенье.
Пусть оборвется всех мучений полоса…

Сомкнувшись, будет рот молчанье охранять,
Глаза забудут, как огнем любви гореть.
Спасибо тебе, Мамочка, что родила меня!
А то я не узнал бы, что такое смерть…

Прочитав эти слова, Стас вздрогнул и внимательно посмотрел в лицо повесившегося.

К.Я.-ИЯФ 11.02.02