- Нет, ну надо же, всех хахалей стерла, всех!!! – злилась Машка, пикая кнопочками мобильника, – Я ж думала – у меня семья! Думала – большая и чистая, навсегда и нефиг портить!! Вот какого хуя я всех поудаляла?
Машка давилась коньяком и роняла слезы на джинсы.
А начиналось все обыденно. Сперва двадцатилетняя Машка сбежала от мужа, который ее пиздил, и без копейки денег стала обустраиваться в Москве. Без копейки денег в Москве было весьма затруднительно, поэтому очень  кстати пришлась подруга  Света, предложившая ей работу на рынке и съемную комнатку одну на двоих. В комнатке было очень херово с отоплением, поэтому девушки сдвинули кровати и спали вместе. Еще к ним приходила спать облезлая кошка по имени Нежность, подаренная Светке каким-то ухажером. «Мы спим вдвоем и между нами только Нежность», - поясняли девушки неугодным ухажерам. Ухажеры пугались и уходили.
Время от времени Машка испытывала жгучее желание смыть Нежность в унитаз или хотя бы выкинуть в форточку, особенно после того, как та обоссала ее любимый свитер, но боялась нанести Светке непоправимый моральный ущерб, и потому терпела.
Потом вместо Нежности объявился Макс. Он был похож на Маклауда из всем известного сериала. Максу тоже надо было где-то жить, и кроме того, очень хотелось ипаццо, поэтому кровати девушки раздвинули, и далее Светка спала с Нежностью, а Машка с Максом. К семи утра ей надо было ехать на работу, приходила она только к девяти, и падала практически без чувств. Макс ебал ее, пока она спала, всех это устраивало.
Потом оказалось, что, воспользовавшись бессознательным состоянием подруги, Макс не озаботился юзаньем гандонов, и Машка залетела. Само по себе это было весьма позитивно, т.к. доктора пророчили Марии безнадежное бесплодие, однако как-то не вовремя, что ли.
Машка порыдала в подушку, представляя себя с коляской и карапузом, подумала об аборте, обсудила текущее положение дел с подругой. Светка сказала:
- Маш, ты знаешь, когда люди хотят сделать аборт – они идут и молча делают аборт! А вовсе не думают о колясках и карапузах! Поэтому не еби никому мозг, а рожай своего карапуза и будь счастлива!
Машка, хлюпая красным носом, рыдала в широкую мужскую грудь Макса, тот думал о чем-то своем, вздыхал, топорщилася, и наконец, сообщил, что несказанно счастлив перспективе отцовства.
- Люблю – не могу! – говорила Машка про Макса.
Пузо росло, Макс искал квартиру, чтобы снять для семьи и жить там с ребенком, и когда Машка родила карапуза, очень похожего на Макса, гнездышко было готово.
Тут и началась их счастливая совместная жизнь. Совместная жизнь с карапузом, памперсами, погремушками, детской кроваткой-качалкой, детской косметикой, пахнущей совершенно по-особенному, плюшевыми игрушками, коляской-трансформером, которую карапуз категорически не принимал, сиськами, выросшими на два размера от молока, пирогами по воскресеньям, ужином к приходу любимого мужа, прогулками с колесами коляски по осенним листьям, старушками, которые так любят давать советы молодым мамашам, хотя никто их об этих советах ни разу в жизни не просил… Это, наверное, и было счастье.
Потом Машкина мама решила взять длительный отпуск, чтобы приехать понянчить внука. Почему-то ни саму маму, ни Машку, привыкшую к жизни, совместной со Светкой и Нежностью, это не смутило.
Макса первый месяц это тоже не особо смущало. Он стоически довольствовался эпизодическим трахом в ванной и на кухне пока-мама-спит. В условиях съемной однушки и жизни с тещей, конечно, сексуальные феерии стали невозможны. Машка старательно отсасывала на корточках возле умывальника, постанывала рачком на кухонном диванчике и ошибочно полагала, что сделала для укрепления семейного благополучия все возможное.
Однако же Максу нужно было что-то большее. Не говоря уже о том, что само присутствие тещи дома делало возвращение с работы в семью вовсе не таким уж позитивным, как это могло бы быть без нее...
И на второй месяц Макс сдался и слился в едином экстазе с сотрудницей, у которой не было ни мамы, ни мужа, и поэтому Макс оказался весьма кстати.
Мама все-таки уехала, а единый экстаз у Макса с сотрудницей продолжался.
Машка, задуренная вопросами детского питания и запахами детской косметики, полагавшая, что самое важное в мире – это то, что малыш научился ползать – поначалу не обращала внимания на странные задержки мужа на работе. Потом стала удивляться тому, что тот сам стирает свои труселя. Потом пыталась банально порыться в его телефоне, но Макс был настороже и телефон хранил при себе.
Задержки на работе стали затягиваться до утра. Впрочем, работа у Макса была творческая – он делал гравировки на надгробиях, поэтому говорил, что ему больше нравится работать по ночам.
Приезжал. Ебал Машку. Уезжал. Машка ставила карапуза на подоконник и махала его ручкой папе. Папе оглядывался и садился в машину. Уезжал. Тоже махал ручкой.
Потом и вовсе перестал приезжать на ночь. Выключал телефон.
Однажды Машка таки дозвонилась ему в десять утра и нервно спросила:
- Ты где??
- В пизде! – искренне ответил Макс и отключил телефон.
Машка осталась в позе Богородицы – с карапузом на руках и неизбывной скорбью в глазах.
Закурила. Перестала кормить карапуза.
Макс был настолько тотально в пизде, что проебал даже годовалый юбилей сына. А сын, между прочим, в этот день еще и самостоятельно пошел. Гости, друзья Макса, пытались дозвониться ему, чтобы высказать, какой он мудак и хуевый отец. Но он отключил телефон. Опять.
Я  жила в соседнем подъезде и успела с Машкой крепко сдружиться.  Поэтому выслушивала все это безобразие в ролях и подробностях. Присутствовала на дне рождения. На Машкином Дне Рождения – тоже. Макс приехал к половине двенадцатого и подарил Машке блендер.
- Зачем он мне? – спросила несчастная зареванная Машель.
- Чтобы ты мне готовила всякие вкусные кушания! – беспонтово отмазался Макс, вселяя этим ответом жгучую надежду. Машка даже перестала реветь и подняла на него глаза. Глаза у нее были, как у побитой собаки.
Я тактично удалилась.
Нет, Машка никогда не была трепетной ланью, нифига. Она купила себе красивое нижнее белье, стащила из моих закромов родины иллюстрированную глянцевую Кама-Сутру, изучила ее и применила на практике, то есть на Максе.
Макс был очень доволен.
Теперь его ждали и соперничали за его присутствие две бабы.
Он охотно ебал обеих. Временами настолько охотно, что кончал через десять секунд. Машка удивленно поднимала брови и спрашивала:
- Это что такое было??
- Ты только никому не рассказывай! – краснел Макс, - Просто все настолько хорошо…
Машка приходила ко мне пить коньяк и рыдать.
А Макс, сука, никак не мог уйти навсегда. Ну как же – тут же Машка, в красивом нижнем белье, с ребенком, глазами побитой собаки, готовая на все!!! Лишь бы милый рядом…
Но потом, видимо ТАМ прижали. Поставили перед  выбором. Или еще что. Но, в общем, Макс сообщил Маше, что больше не будет давать ей денег, ни на квартиру, ни на жизнь. Ребенка может забрать к себе, пока она обустроится и встанет на ноги.
Машка выла.
Наверное, у нее был другой выбор – например, уехать к маме в Мухосранск вместе с малым, или еще что. Но почему-то она согласилась отдать ребенка.
Потом долго искала работу.  Голодала. Я тактично угощала ее ужином, когда она заходила в гости.
Потом она пустила к себе Светку, чтоб дешевле было платить за квартиру. Нежность к тому времени как-то самоустранилась, но вместо Нежности появился Кабан. Кабан работать не хотел и поэтому целыми днями бухал. К вечеру, когда девушки возвращались с работы, Кабану уже было настолько хорошо, что он пытался гоняться за ними с топором. Правда, этого Машка уже не потерпела и выставила Светку с Кабаном к свиньям собачьим нахуй, на мороз.  Ибо нехуй нахуй!
А потом все как-то устаканилось.
Подвернулась нормальная работа не на рынке. Деньги, то, сё.
Потом Машка даже поступила в институт на нужную специальность.
Сейчас учится. Работает. Парень новый неплохой вроде есть, и любящая свекровь. В Египет съездили даже, ниибацо.
Только ребенка Макс  ей обратно не отдал.
Потому что он очень хороший отец. А Машка – мать-кукушка, епт. Бросила ребенка. Вот так.
Даже на лето не отдал, в отпуск съездить вместе. Не знаю, почему она не борется, наверное и правда  кукушка?
А недавно я видела – Машка набирала пароль к своей почте. YaroslavKostin. Это имя ее ребенка. И оглядывалась – не заметил ли кто? А глаза у нее были – как у побитой собаки.