Они очень любили Америку. Ту Америку, которую мы сейчас называем Пиндосией или Пиндостаном. А они её любили, они слушали её голос в своих приёмниках по ночам, несмотря на все попытки властей заглушить его, потому как считали тот голос единственной на земле истиной. Америка им казалась раем, сверкающим разноцветными огнями, в котором все девушки –  ослепительно красивые и стройные блондинки с третьим размером бюста, мужчины – накачанные атлеты с белозубой улыбкой, там полно жевательной резинки, у каждого свой дом, в каждом доме свой видеомагнитофон, а джинсы свободно продаются в магазинах! Да, джинсы. Как они любили джинсы! Готовы были, не торгуясь, отдать три зарплаты за джинсы. А потом варили их в кастрюлях для придания им экстравагантного оттенка. Они страстно мечтали об Америке, сочиняя про неё задумчиво-красивые песни. Помните это: “Гудбай Америка, о, где я не был никогда…”  А когда в Москве впервые открылся маленький кусочек Америки под названием Макдональдс, они целыми днями простаивали в километровых очередях и платили бешеные деньги, чтобы прикоснуться и попробовать на вкус свою мечту. Некоторые из них, кому не повезло жить в столице, даже специально приезжали из других городов,  чтобы посетить Макдональдс, а не какую-то дурацкую Третьяковку или совковый Большой театр.


Они ненавидели Советский Союз, потому что Америка голосом Рональда Рэйгана им сообщила, что Советский Союз – это Империя Зла. А они все, как и рядовые американцы, читали Толкиена и знали, какое страшное обвинение несут в себе эти слова.  И, конечно, когда зашатался союз, они сразу же, нисколько не церемонясь, его добили, горячо поддержав призрачную свободу в виде бывшего прораба, к тому же хронического алкоголика, который потом еще 10 лет развлекал весь мир. Чем же для них была свобода? Их логический ход мыслей был предельно прост: Ельцин – за демократию, демократия – в Америке, в Америке продают джинсы и баночное пиво. Кто-то говорил, что советская власть единственная в мире, которая была свергнута из-за пива. По-моему, очень меткое замечание. Если б Горбачев в то время продал пару десятков баллистических ракет арабам, а на вырученные деньги купил каждому мужику по ящику баночного пива и по джинсам, каждой бабе по упаковке помады и по джинсам, а каждому подростку по блоку жвачки Donald и по джинсам, то не было бы никакого Ельцина, ни путча, ни развала СССР.


Когда же рухнул железный занавес, некоторые из них (в основном, конечно, интеллигенция) побросав все свои дела, ринулись на поиски счастья за границу. Прямиком в дворники, посудомойщики и продавцы мороженого на улице. И плевать, что здесь они были инженерами или учеными. Но так поступили не все, а лишь единицы. В основном они остались и с умилением впитывали в себя демократизацию и американизацию. Некоторые коротко подстриглись, надели спортивные костюмы, и ушли в бизнес. Сейчас, конечно, их мало, этих предпринимателей первой волны. Но иногда такие всё же встречаются. Обрюзгшие помятые пожилые “пацаны” в спортивных костюмах и кроссовках, с неизменными барсетками, разъезжающие на стареньких иномарках, хриплыми голосами говорящие с блатным акцентом. Но это сейчас…


А тогда, в крупных городах стали появляться модные бутики заграничной фирмы SecondHand, и они часами могли копаться в ассортименте. Кстати, они и сегодня туда частенько захаживают, не понимая нашего отвращения. Как не понимают они нашего неприятия представителей сексуальных меньшинств, поскольку искренне считают, что демократия подразумевает свободу во всем, в том числе и в любви.  Гомофобия у них ассоциируются с люмпенами и фашистами. Да, насчет фашистов. Ведь это они хмыкали и посмеивались над ветеранами Великой Отечественной, говоря, что если бы немцы нас победили в той войне, то, вот, они сейчас пили бы баварское пиво и ездили бы на Мерседесах.


Еще они страсть как любят рассказывать о том, какими благородными были их предки. Если не дворяне, то уж точно помещики. Ну, или в крайнем случае, зажиточные крестьяне. Но пришли проклятые большевики, и всё экспроприировали, и  вот теперь они наравне со всеми, а могли бы быть белой костью. Ну, ничего, у них еще есть выход. Сегодня они возрождают дворянские титулы и награждают ими друг друга. Желание видеть себя белой костью среди быдла в них всегда было развито очень сильно.


Мы разные, но живем рядом с ними. Им хотелось чего-то, они этого добились. Им тогда было хорошо. Но теперь, они испугались собственной никчемности. Ведь за время скрытой борьбы за свою Америку они разучились работать и учиться. Они абсолютно ничего не умеют. Они сами оказались плодом той системы, которая их взрастила, и которую они, подобно паразитам, медленно уничтожали.  И теперь боятся, что и мы наплюем на них также как они в свое время на нас. Приходят в ужас, глядя, как молодежь сама, без всякой пропаганды, охаивает капитализм. Их капитализм. Боятся, что мы у них отберем их же свободу и заставим жить по-своему.