Я зашёл в ресторан Макдональдс, находящийся прямо напротив нашего бизнес-центра. Я всегда захожу сюда выпустить пар или подумать. Сидишь здесь, наблюдаешь за этими людьми, находящимися по разные стороны касс, и думаешь. А когда думаешь, моральное равновесие возвращается. Они там бегают, одни разнося эти гамбургеры, покрикивая друг на друга, другие, ожидая в очереди или в поисках столика, а ты наблюдаешь за ними. Поменяй их местами – ничего не изменится, одни так и будут разносить гамбургеры, а вторые ожидать в очереди и эти самые гамбургеры жрать. Можно даже обменять их одеждами – всё равно, ничего не изменится, только будет ещё смешнее. Сижу, смотрю на них улыбаюсь, как говорят, над собой смеюсь. Тоже не без греха, тоже жру эти гамбургеры, с бодуна правда, помогает очень. А на работе, в офисе так же кричу – свободная касса! Это аллегория, конечно, я там кричу по-другому, но от этого ничего не меняется.
Сегодня я кричал «Свободная касса» плохо и меня вызвали на ковёр к «самомУ». Если честно не только сегодня, а последний месяц, и, если уж совсем быть честным, то вообще не кричал, а только шептал. Трудный период в жизни, депрессия, бухалово, где уж тут хорошо работать. Вот и дошептался. Сначала вызвали на ковёр к непосредственному начальнику, затем, к непосредственному начальнику моего непосредственного начальника, а потом к начальнику нашего направления. Все ездили по ушам за показатели, безответственность и прочую ахинею. На самом деле я просто постоянно опаздывал. А уже вот этот факт портит показатели нашему отделу, нашему подразделению и нашему направлению. А какие ещё показатели могут быть у штатного программиста? Естественно, количество опозданий и прогулов. Наше направление, а вернее руководителя направления, поимели за всё те же показатели, только по-совокупности, наша очередь была, а направление посовещалось и выбрало меня, как самого злостного раздолбая и предельно безответственного человека, чтобы пойти на ковёр к «самомУ».
Мне вот только не очень понятно было, на кой хер я ему сдался, если он всегда имел за плохие показатели руководителей направлений в их эпилированные задницы. Может ему ближе к народу быть захотелось? Может ему надоели эпилированные задницы и он захотел нормальную, волосатую мужскую жопу? От этих мыслей у меня невольно сжималось всё внутри, а особенно сильно сжималась задница. Не то чтобы я боялся, но неприятные ощущения были. Как позже я узнал, просто нашему президенту кампании захотелось пообщаться с рядовыми сотрудниками на тему «Что вас не устраивает?» и «Какие у вас проблемы?».
А до этого момента, я вошёл в приёмную и увидел там ещё четырёх программистов с других направлений, сидевших с понурыми лицами и зажатыми жопами. Мне невольно пришлось рассмеяться. Я знал этих ребят, мы частенько гоняли пиво, резались на закрытых чемпионатах в «Халф лайф» и торчали в Интернете на одних и тех же сайтах. В принципе, других людей я и не ожидал здесь увидеть. Мы поздоровались и стали шушукаться. Секретарша недовольно косилась на нас, наверняка думая о том, что не стоит связываться с пролетарием и «как им только женщины дают?», а сама то уже забыла о том, что её в подсобке завалил на Корпоративном новом Годе наш сисадмин, правда хвастался только по пьяни, так-то боялся, но всё равно уже все знали.
Мы стали уже было нарочито громко обсуждать тот Новый Год и интересоваться, кто же кого там отымел в той подсобке, ещё громче рассказывая тот факт, что у кого-то на компьютере валяются эти фотографии. Секретарша знала, что это блеф, но всегда нервничала из-за этого. Мы тоже это знали, но не смотря на то, что мы такие безжалостные шутники, у каждого из нас теплилась надежда, что всё-таки эти фотографии сохранились. Даже зная тот факт, что этих фото вообще никогда не было, каждый из нас где-то глубоко в душе всё-таки верил, что они есть. Чёртова надежда. Каждый из нас облазил эту подсобку вдоль и поперёк в надежде найти видеокамеру или на худой конец трусики. Ничего не было, как нам сказал программист в очочках из производственного отдела, кроме слюны сисадмина. Мы его потом так и называли - слюна сисадмина.
Хороша, конечно, секретарша, но не наша, а только сисадмина нашего по Новым годам, да президента компании.
В этот момент из своего кабинета вышел президент компании. Обращаясь к секретарше, он сказал, чтобы она связалась с нашим каким-то там представителем и оставила номер его сотового, и что если он не перезвонит ему с течении часа, то, цитирую «ему пиздец». И уже потом, увидев нас, он процедил:
- А этих хуил чтобы я вообще больше никогда не видел.
Потом президент забубнил что-то про девяностые и что куда делись эти годы и что бы он с нами сделал. Мы засобирались, а секретарша откровенно и нахально улыбалась нам в лицо, диктуя в телефон номер президентского сотового, который я почему-то запомнил.
Я пошёл в макдональдс, чтобы снять стресс и посчитать, который же раз в жизни меня назвали хуилом. Сев за свободный столик, я стал наблюдать людьми, бегающими по фастфудной забегаловке. И тут я вспомнил, как мне одна знакомая рассказывала про другого своего знакомого, который в обиде на своего шефа заполнил анкету в макдональдсе по устройству на работе на своего же шефа и оставил там номер телефона, который знали от силы человек пять, включая двух министров. Позже из магдональдса этому крутому директору позвонили в его навороченный бентли с радостной новостью и сообщили, что макдональдс с радостью возьмёт вас на работу упаковщиком гамбургеров.
Номер, продиктованный секретаршей, я помнил, его тоже знало очень мало людей, как я понимаю. Наш президент тоже ездит на бентли, я в макдональдсе и даже помню его Ф.И.О. Через минуту я уже отдавал улыбающемуся менеджеру заполненную анкету, в которой наш президент, кстати, тоже просился упаковщиком гамбургеров. А что оригинальничать? Ну, я добавил, конечно, что золотая медаль, красный диплом, все дела. И отдал. Мне пообещали скоро связаться. Как позже выяснилось, связались они ровно через час. Только наш президент сидел не в бентли, а в своём кабинете. А через два часа уже мы впятером сидели в кабинете у него. Я, как можно естественнее, недоумевал в чём дело.