Я давно хотел написать такой обзор, т.к. в свое время прочел изрядное количество японских книг (хороших и не очень), в связи с чем ощутил острую потребность поделиться накопленным сакральным знанием с окружающими. Разумеется, я не могу охватить все, поэтому:

1) я оставлю в покое священную корову – японскую поэзию (тонкие знатоки “хокку” и “хайку”, а также те, кто знает, чем первое отличается от второго, могут расслабиться – и продолжать восторженно закатывать глаза и стонать в эклектическом экстазе “о-о-о! феерично!”). Японская поэзия имеет такое же отношение к поэзии, как морская свинка к морю, но препарировать я ее не будут – лень

2) как можно догадаться, к нам в Россию в переводах попадает только ничтожная часть того, что печатается в Японии. И слава богу – цензоры-издатели зорко стоят на страже не только своих кошельков, но и нашей психики. Поэтому я буду говорить только о переводной прозе, причем той, которую можно свободно купить в наших магазинах

3) я не будут трогать мощный пласт народных сказок, мифов и легенд. Это продукт коллективного творчества огромной вереницы поколений, и я не считаю себя в праве лезть в эту область. Гораздо проще разбираться с конкретными авторами

4) ну и, конечно, я буду говорить только о той прозе, которую читал лично, чтобы не петь с чужого голоса. Так что, если я пропущу кого-то или что-то, или сделаю неверное обобщение, заранее прошу извинить меня

Я начну со знаменитых имен, потом перейду к типичным представителям литературных жанров. Итак, поехали:


АКУТАГАВА   РЮНОСКЕ

Столп современной японской словесности, знатный травокур, гигант мысли, творивший свои нетленки в начале прошлого века. Японская молодежь его разумеется не читает – как любая молодежь, она вообще ничего не читает; но уходящее поколение его еще помнит, не даром в его честь учреждена национальная литературная премия.

Надо сказать, что премию учреждали не зря – у него много очень сильных вещей, которые можно и нужно читать и перечитывать по многу раз. “Ворота Расемон”, “Нос”, “Рассказ о том, как отвалилась голова”, “Нанкинский Христос”, “Хунанский веер”, “Платок”, “Как верил Бисей” и многое другое.

Его самые удачные произведения шокируют парадоксальным сюжетом. Как вам, например, рассказ о страдальце, которому на том свете пришили лошадиные ноги и вернули в мир живых? или про грешника, карабкающегося из ада по паутинке? про монаха, у которого нос был как жеребячий член? или про вкус печенья, смоченного в крови казненного преступника? ...  – банальностью сюжетов Акутагава никогда не страдал. Кроме фантасмагорических рассказов, он много писал как о современной ему Японии, так и о седой старине. Все это must be read.

Все его вещи, даже публицистические, пронизаны уникальной атмосферой – это (настоящий!) неуловимый японский экзистенциализм, теперь безнадежно потерянный и не имеющий ничего общего с псевдо-эстетствующей самурайщиной а-ля К.Тарантино.

На четыре тома полного собрания его сочинений, что стоят на почетном месте моего книжного шкафа, гениальных вещей наберется примерно половина. Как у любого писателя, у него есть неудачные вещи – нудный нео-японский психодел (“Зубчатые колеса”, “Жизнь идиота”), откровенный шлак (“Диалог во тьме”), плагиат (“В стране водяных” = “Путешествие Гулливера в страну йеху”), “иду-курю” в стиле Гришковца и литературный онанизм.

Литературным онанизмом грешил не один Акутагава. Это “креатив про то, как я пишу свои гениальные креативы, почивая на заслуженных лаврах”. Как если бы музыкант вышел на сцену и, вместо музыки стал бы распинаться перед собравшимися на концерт людьми – какие чЮвства его переполняют, какие творческие и бытовые проблемы он решает, репетируя и играя свою музыку. Я считаю, глупо и стыдно так профанировать таинство творчества. Но великому человеку можно простить этот мелкий грешок.

Акутагава-сенсей остался велик до конца – как истинный гений, покончил с собой в расцвете сил.


ЮКИО   МИСИМА

Душевнобольной педераст (это не оскорбление, а биографический факт), страдавший целой кучей комплексов, в том числе разрушения и саморазрушения. Переделал иероглифическое написание своего имени “МИ-СИМА” (Три Острова) на “МИ-СИ-МА” (Дьявол, Очарованный Смертью). No comments.

Болезненностью мироощущения похож на Эдгара По, нашего Гаршина и немного на Гоголя. Само собой, как любой уважающий себя крышелет, под конец тоже наложил на себя руки. Правда, в отличии от Гаршина сделал это не в пример эффектнее и брутальнее – не стал малодушно кидаться головой в зассаный кошками лестничный колодец, а совершив сеппуку (харакири) в окружении преданных учеников и соратников, сразу после неудачного монархического переворота. Чем произвел неизгладимое впечатление на радикальных националистов, посмертно став их кумиром. Впрочем, не только их (“Гость на празднике Бон”, В.Пелевин).

Если у вас нормальная психика, и вы тверды в своей сексуальной ориентации, то можно почитать некоторые его вещи. Уверяю, скучно не будет. Самая известная –  “Кинкакудзи” (Золотой Павильон), где мастерски раскрывается комплекс Герострата. Но если кого-то интересует, например, богатый внутренний мир отмороженного убийцы-садиста-педераста, почитайте автобиографичную “Исповедь маски”.


ХАРУКИ   МУРАКАМИ

Наверно, все еще самый читаемый японский автор в России, прозванный восторженными русскими поклонниками “вторым Пелевиным”, а японскими критиками – “бата кусай” (воняющий маслом).

Жив и здоров, все еще со свистом рубит бабло и, по слухам, сеппуку в ближайшее время делать не собирается. А пора бы – давно уже вышел в тираж. По-настоящему цепляющие произведения типа “Слушай песню ветра”, “Пинболл” и “Норвежский лес” остались давно в прошлом. Лично я перестал читать его опусы после второй части “Овец” и “Хроник заводной птицы”. В общем, ничего, кроме ранних вещей, не советую.

Популярен в России намного больше, чем на родине, исключительно благодаря стараниям господина Коваленина, эксклюзивного переводчика и добровольного PR-менеджера. Последний, кстати, тоже подвизался на почве литературы и недавно тиснул биографическую книжульку про своего патрона. Сомнительное достижение. По-моему, во всем мире считается неприличным делать две вещи при жизни писателя – издавать его биографию и полное собрание сочинений.


РЮ   МУРАКАМИ

Однофамилец Харуки. Что неудивительно, ибо мураками в Японии столько же, сколько смирновых в России.

Русские критики часто сравнивают Сорокина с Рю, что, по-моему, оскорбительно для последнего – все-таки он поприличнее нашего говноеда.

Есть такая серия “Альтернатива” – книжки в оранжевом переплете. Если вы в восторге от мэтров маргинальной прозы, таких как Уильям Берроуз, Чак Полланик и Денни Кинг, то один разок можно покушать и Рю. Почему один раз? Да потому что скушно. Никакого внятного сюжета или морали, никакой японской атмосферы (кроме зубодробильных имен и географических названий) вы там не встретите. Все остальное давно набило оскомину – наркотики, грязный и извращенный секс,  немотивированная жестокость.

К счастью, он не так плодовит, как его более успешный тезка. Знаковые произведения – “Дети из камеры хранения”, “Мисо-суп”, “Линии”. Берите любую книгу, благо все сварганены по одному рецепту, различаются лишь пропорции ингредиентов – секс, депрессуха, бухло, наркотики, жестокостть, мистика и т.д.

Типичный пример, “Линии” – бессюжетный набор крохотных даже не рассказов (ибо в рассказе есть сюжет), а зарисовок из жизни торчков и психов. Единственная связующая нить всей книги – каждый новый персонаж в отведенной ему главе успевает пересечься со следующим, передать ему эстафету повествования, чтобы затем навсегда исчезнуть из книги. Поэтому все главы названы по именам обдолбышей. Как говорится, чукотская песня без начала и конца.

Лично я, начитавшись таких книг, испытываю исключительно положительные эмоции. Меня не цепляют страшилки и надуманные душевные драмы персонажей. Каждый раз закрывая такую книгу, я с долей самодовольства отмечаю про себя “а все-таки я, несмотря ни на что, – довольно успешный и приличный человек, по сравнению с этими отморозками”.


КОБО   АБЭ

Признанный классик, унылый академический бездарь. Порой мне кажется, что под “бездарным американским писателем-фантастом Дереком Хартфилдом”, часто упоминающимся в “Слушай песню ветра”, гадкий Харуки Мураками хитро имел в виду несчастного старика Абе (на это указывает множество намеков). Не слишком приятный кавер для последнего.

Ни один из двух больших романов – “Сожженная карта” и “Человек-ящик” – я так и не смог осилить до конца. Может, в этом что-то и есть (наверняка есть! как-никак классик), но явно не для ума европейца, каким бы фанатом Японии он ни был. Японская “тарковщина” в худшем смысле этого слова. Голый Король.


<окончание следует>