Козел Степан

    Жил-был с бабушкой в Нью-Йорке козел Степан, потомок русских эмигрантов. Степан был очень интеллигентным козлом — играл на терменвоксе, переводил стихи с японского, и русский тоже знал. Бабушка-коза много рассказывала козленку Степе про ужасы сталинизма, про ГУЛАГ и про то, как все советские звери подтирались газетами, а также ездили на плантации под названием «дача», где занимались рабским трудом, чтобы запасти хоть немного капусты на зиму. А зимы в России были такие суровые, что птицы замерзали на лету!
    Козел чтил русские традиции — например, на Новый год ездил в метро без штанов, сверкая семейными трусами в цветочек, а потом ел борщ в русском ресторане и запивал его водкой. По субботам козел ставил на балконе тульский самовар и раздувал его сапогом, так что соседи не раз вызывали пожарных, почуяв дым. Когда козел выбирался на разные поэтические вечера, то надевал красную вышитую косоворотку и картуз, украшенный розаном. Но главное, он решительно осуждал режим Русского Медведя, потому что все русские делают это. Одним словом, Степан был настоящий русский патриот.
    Американцы считали Степана расистским козлом. Когда пришел ковид и американцы единым фронтом выступили против расизма и бананов, Степан не пошел на митинги. Сказал друзьям, что не будет извиняться перед зебрами, жирафами и гориллами. Потому что он их не угнетал. Степан объяснил, что его прапрадед-козел в русской деревне был таким же угнетенным рабом, как гориллы на плантациях сахарного тростника. А прадед-козел томился в сталинских застенках, где его насиловали тюремные псы!
    — Все белые козлы врут! — отвечали жирафы и гориллы. Повесили портрет козла в твиттере и долго над ним издевались. А соседка-бонобо перестала дружелюбно показывать Степану зад и теперь кидала на его балкон гнилые бананы. Это очень огорчало дряхлую козу. А в это время родители Степана наслаждались жизнью в городе Хайфа — купались, загорали, получали большие пенсии и покупали много фруктов.
    — Ехал бы ты, Степа, к папе и маме, — говорила старая коза. — Там тепло, а главное, никто не посмеет кидать в тебя бананы.
    Но Степан не соглашался, ведь ему нужно было ухаживать за бабулей, чтобы ее не загребли в дом престарелых козлов.
    И вот как-то раз написал козлу Степану меринос Марио — известный гей и любитель манги. Прислал козлу японский текст, отсканированный камерой гугла, и обещал хорошо заплатить за перевод.
    — Ты мне сам комикс покажи, — велел Степан. — Может, там что-то неправильно получилось.
    Но показывать картинки меринос отказался. Степан понял по тексту, что это жесткая порнуха. В ней макак по имени Эйкичи Онибаба засаживал под хвост павиану Такеши, связывал его, поливал горячим воском и резал большим ножом, а потом расчленил и съел. Очень мерзкий комикс. Степану было прямо противно это переводить, но он терпел, потому что Марио — гей и его нельзя обижать отказом. Не хватало еще, чтобы Степана обвиняли в гомофобии.
    Меринос Марио был очень доволен. Вдоволь надрочился и прислал новый текст. В нем макак Мадзимэ-сэнсэй наказывал под хвост целую толпу нерадивых студентов, а самых злостных прогульщиков убивал и делал из их кожи обивку для кресел. Козла Степана тошнило, когда он читал эту гадость. Но делать нечего — перевел и отправил мериносу Марио, а тот щедро заплатил. И так почти полгода Марио давал Степану неплохую подработку, и это было очень кстати, ведь Степан набрал целую кучу кредитных карт, а работы у переводчика из-за ковида стало меньше. Степан даже купил для бабушки-козы манто из поддельных русских соболей.
    И однажды, после Нового года, когда козел Степан грелся у электрокамина и ел борщ, приготовленный бабушкой, кто-то постучал копытом в дверь.
    Степан открыл и предложил мериносу Марио борща.
    — Все пропааало, — проблеял меринос. И кинул на пол кучу японских комиксов, где взрослые дяди насиловали и убивали маленьких мальчиков.
    — Не пооонял! — проблеял Степан. — Это же детское пооорно!
    — Ну конечно, это детское пооорно, иначе за что бы нам так хорошооо платили! — проблеял Марио. — Немедленно сожги всю эту дряяянь. Я поскакааал!
    — У меня электрокамин, тупииица! — проблеял Степан ему вслед.
    Делать нечего, вынес козел на балкон самовар, хоть и была там лютая холодина, как в России. Напихал комиксы в трубу и поджег. Много было комиксов, долго козел насиловал самовар.
    — Я все вижу! — кричала из окна соседка-бонобо. — Расистский козел разжигает ненависть!
    А бабушка-коза тем временем кидала в рюкзак вещи и документы Степана.
    Козел накинул полушубок, схватил рюкзак и поскакал по пожарной лестнице, как был, в семейных трусах.
Козел прыгнул в такси и поехал в аэропорт. А вот и полиция светит мигалкой. Полицейские гориллы поднялись на лифте, позвонили в дверь и спросили старую козу, не прибегал ли сюда баран-педофил.
— У нас тут одни пенсионеееры, — проблеяла старая коза. — Да внучек мой, Степан, ему 37. На его толстую жопу ни один педофил не позаааарится.
— Кстати, а где он? — спросили гориллы. — Возможно, он в курсе относительно местонахождения барана-педофила?
— Уехал на море, в Израиль, — ответила старая коза.
— Так пусть с нами свяжется, когда доедет, — попросили гориллы. — Тут дело большой важности, возможно, он нам понадобится как свидетель.
А тем временем по телевизору начались новости. Показали фото мериноса Марио, который что-то объяснял невинным ягнятам на футбольном поле. Позорный баран служил учителем физкультуры! И в раздевалке, и в душевой для мальчиков он становил скрытые камеры! А еще он продавал всем желающим японское детское порно с нарисованными мальчиками!
Долго крестилась старая коза, смотря репортаж о непотребствах барана. А гориллы сочувственно качали головами. Попросили дать им на экспертизу ноутбук козла, но тот увез его с собой.
А Степан вскоре прибыл в аэропорт. Глядит — многие рейсы из-за ковида отменены. Хотел он улететь в Россию через Турцию, да не было у него визы. Мог улететь в Израиль и даже купил билет, но увидел репортаж о преступлениях мериноса Марио и вспомнил великий роман Достоевского.
«А ведь я помогал извращенцам упорствовать в грехе, — подумал Степан. — Я в них человечность убил. Я этими переводами себя убил! Продал душу за жалкую кучку долларов!»
Встал козел Степан на колени посреди аэропорта и заблеял:
— Простите меня, добрые живооотные! Я потворствовал совращению малолееетних! Это я, козел Степан, и я переводил детское поооорно! Я хуже любого расииииста!
И многие американцы, видя его искреннее раскаянье, становились рядом с ним на колени и молились, а хор девушек-бонобо исполнил несколько церковных гимнов.
И Степан торжественно уехал в ближайший полицейский участок, и признался во всем, но задерживать его не стали. Ведь он всего лишь переводчик, а чем американец топит свой самовар — его личное дело.
И еще долго Степан тосковал по русским необъятным равнинам и березкам, которых так и не увидел.

    Козел отпущения

    В Нью-Йорк пришла весна. Козел Степан Фиркович сидел на просторном балконе, завернувшись в клетчатый плед. Он любовался видом на залив и слушал крики маленьких бонобо, которые резвились внизу на баскетбольной площадке. Рядом пыхтел самовар. На соседнем балконе сайгак курил кальян. Все дышало миром и спокойствием.
    — Убийца! — Степану на нос шлепнулась банановая кожура.
    — Жизни бонобо важныыыыы, — проблеял Степан. — Что я делаю не так на этот рааааз?
    — Медведи убивают лосей в Юкрейне! — визжала соседка. — А вы употребляете русский чай! Вы хуже Медведя!
    — Но позвольте, Карен, где вы были все эти восемь лет, когда лоси убивали медвежат на Донбаааассе? — проблеял Степан.
    — Это фейк! — подскочила бонобо. — Нет никакой Дамбасс! Какой дурак так назовет свою страну? Я, кажется, еще не выжила из ума, вчера я смотрела всю карту Европы и снова не нашла страны с таким названием! Или вы считаете, что интеллект бонобо ниже интеллекта русского козла?
    — Интеллекты бонобо важныыыыы, — проблеял Степан.
    — Ну что же вы пьете чай?! — верещала Карен. — Киевские лосята плачут в развалинах! А в Мариуполе разбомбили роддом, я сама видела, как оттуда выходила убитая беременная медведица! Как вы можете терпеть эти преступления против копытных? Ваш медведь должен сидеть в Гааге! На цепи! Его пора повесить!
    — Я переписываюсь с одним котом из Мариууууполя, — блеял Степан. — Поверьте, там не все так однознааачно. У них на крыше сидит украинский снаааайпер. Они целый мееесяц не могут выйти из подваааала! Их не выпускают из гооорода! Это гражданская войнаа и геноцииииид!
    — В Мариуполе живут не коты, а лоси! — визжала бонобо. — Ваш кот русский шпион, лгун и провокатор! Позор русским козлам!
    — Позор русским козлам! Смерть медведям! Слава лосям! — из окон полетела банановая кожура, самовар упал, полился кипяток, из трубы посыпались угли. Бонобо прыгали и кувыркались на своих балконах, а меткий молодой самец кинул какашку на клетчатый плед козла.
    Степан швырнул ему в морду плед вместе с какашкой и зашел в свои апартаменты. Он был сильно обижен. Весь мир ненавидел русского козла лишь за то, что он пил чай по обычаям своей Родины.
    — Чертовы мартышки. Быыыыдло. Стёпа, купи в кошерном магазине булочек с шафраааном, — проблеяла бабушка-коза, включив электрический чайник.
    — Денег неееет, — ответил Степан.
Он сидел на пособии уже год, с тех пор как сторонники Трампа захватили Капитолий. С работой стало туго из-за ковида и БЛМ, никто не хотел читать переводы белых авторов, а стихи Степана больше не печатали в издательстве «Коза-Пресс». Тамошний редактор, Игорь Козловский, говорил, что они недостаточно отражают современный, динамично меняющийся мир.
— Как это неееет деенег? — проблеяла бабушка-коза. — Сходи в собееес!
Степан надел папаху, накинул черную шинель с георгиевской лентой на груди и отправился в службу соцобеспечения, где работал его друг, козел Саша Гитлер. Гитлер был учеником самого Берроуза и целых тридцать лет писал стихи прогрессивным методом нарезок, а по вечерам набирался вдохновения в оргонном аккумуляторе. Козлы часто выступали вместе на поэтических фестивалях, пили виски и клеили козочек в барах. Саше не раз доставалось копытом по морде от феминисток. Степана американки не принимали всерьез — он носил красную вышитую косоворотку, смешное пенсне и бородку как у Троцкого.
Жизнь собеса была неторопливой, сотрудники славились вдумчивым подходом к проблемам населения. Саша Гитлер целых десять минут выбирал большой латте в киоске у главного входа. Он не мог определиться с сиропом, хотел то попкорн, то шоколад, то тыкву, то пряный апельсин. Гитлер делал вид, что не заметил Степана. Степан два раза поздоровался, трижды кашлянул и топнул копытом. Саша кинул на него недовольный взгляд, и Степан решил не беспокоить друга во время перерыва.
В зале ожидания сидели три самца бонобо в ярких платьях —они ощущали себя трансгендерными женщинами, чтобы скорее получить социальное жилье. Трансгендеры приняли Степана за своего: разглядывали косоворотку и спорили, натуральный это шелк или обычная синтетика.
Гитлер процокал мимо со стаканом и тремя пончиками на картонной тарелке. Загудела микроволновка, запахло борщом и пельменями. Гитлер долго хлюпал и причмокивал в загончике для сотрудников, Степан терпеливо слушал, как Гитлер наслаждается ланчем.
— Мы голодаем, а этот козел сейчас сожрет весь Нью-Йорк, — ухнул бонобо в красном мини. — У меня во рту сегодня ничего не было, кроме банана соседа по ночлежке, и тот сказал, что заплатит завтра.
— Я тоже хочу бананов, — поддержал его бонобо в желтом платье. — Эй, Гитлер, жизни черных трансгендеров важнее, чем твой borsh!
— Я здесь! — социальный работник выскочил в холл, его борода была измазана в сметане. — Гитлер лучший друг афроамериканцев! Сейчас вас примут.
— А как же яя? — проблеял Степан.
— Русским козлам здесь не рады, — торопливо сказал Гитлер. — Если ты насчет пособия, то его отменили. Стало известно, что ты делал переводы для «Коза-пресс». Хотел обмануть государство — получать выплаты и тайком работать? Не на тех напал!
— Я ни на кого не нападал! — топнул копытом Степан. — Козловский лично назвал меня предателем и сказал, что не даст ни цента за мою писанину!
— Я сааам застааавил его заплатииить, — надменно проблеял Гитлер. — Мы, демократы, держим слово. Кстати, деньги за февраль придется вернуть. А теперь извини, я занят. Привет бабуле.
Бонобо взволнованно ухали: они не понимали язык козлов.
— Так нечестно! Эй ты, фашист! — Степан топнул копытом, и со стены упал портрет президента Бидона.
— Как ты посмел?! — Гитлер развернулся, как офицер имперской армии на дуэли. — Как ты посмел назвать меня фашистом? Мой предок, Семен Гитлер, был украинским евреем! Он отважно защищал Одессу и украинский город Севастополь от таких козлов, как ты!
Копыто Гитлера целилось в лоб Степана.
— Полегче! — ухнул бонобо в желтом платье. — Публичные проявления агрессии это не выход! Вам стоит вместе посещать семейного психолога.
— Мы не женаты, — смутился Гитлер. — Мы нор… То есть, прошу прощения, мы неменструирующие цисгендерные козлы, именно так мы идентифицируем себя.
— А я считал его друуугом, — проблеял Степан. — Ну давай, лягни меня, покажи свою истинную морду!
Бонобо в красном мини встал, прикрывая сумкой что-то очень большое, торчащее под платьем:
— Девочки, уходим. Я не хочу попасть на прием к этому предателю-козлу.
— Он хуже Джоан Роулинг, — подхватил бонобо в желтом.
— Мы пережили Холокост и Голодомор, и я не позволю каким-то америкашкам меня оскорблять, — пробормотал Гитлер.
— А мой батя из Уганды, — ухнул третий бонобо. — Ты хоть знаешь, как угнетали жителей Уганды? Моими предками крокодилов кормили. Кстати, почему ты такой толстый, отъедаешься после концлагеря?
— Ждите своей очереди! — в бешенстве проблеял Гитлер и кинулся обратно к кофейному киоску. Он заказал большой капучино с медом и пил его, отдуваясь и тряся бородой. А в небе над собесом сгущались злые облака и чайки на крыше кричали что-то плохое. Гитлер чувствовал прилив вдохновения. Он встал на скамейку в холле и проорал:

Я купил свой большой капучино,
Чтобы медведя кусать за бочину!
Я лишу его денег и чина,
Эту русскую свиноскотину!
Я бы выучил мову с ивритом,
Чтоб в России спасти содомитов!
Саша Гитлер за западный мир!
Убирайся, кровавый кумир!

Гитлер отдышался и слез со скамейки.
— И кстати, я не жирный, я бодипозитивный, — добавил он. Сейчас Гитлер ощущал себя защитником демократических ценностей, американских прав и свобод.
Чихуахуа протирал салфеткой кофемашину, пожилая медведица на рецепшен вязала носок. Степан и трое бонобо успели спуститься в холл и наблюдали за социальным работником.
— Спасибо за поддержку, леди. Я пошел, — слезы мешали козлу Степану говорить. Он застегнул свою анархистскую шинель, надвинул на рога папаху и бросил на друга последний взгляд, полный боли и разочарования.
Козел Гитлер торжествовал. Ему казалось, что Степан раскаялся в своих злодеяниях и готов сменить систему ценностей.
— Я никогда не делил нас на русских и украинцев, — прошептал Степан. — Прощай, Саша. Господь тебе судья.
— Ну и иди! — проблеял Гитлер. — Вали в свою Рашку! Скатертью дорога!
— И пойду! Пора вернуться к корням! — проблеял Степан.
— Пора! — заухали бонобо. — Мы не рабы! Девочки, поехали в Уганду!
— И правильно! — гавкнул чихуахуа. — Я бы тоже с вернулся в Мексику, надоела лакейская работа!
— Ильич, большой латте с медом! — скомандовал Гитлер, чувствуя, что теряет контроль над ситуацией.
— Размечтался! — зарычал Ильич. — Не для того меня назвали в честь великого революционера. Ты поступил подло, как настоящий империалист. Ты душишь нашу свободу слова. Даже козлу понятно, кто является бенефициаром этого кровавого спектакля! Но для твоего друга я бесплатно сделаю любой напиток: он помогает донецким сепаратистам бороться с НАТО. Настанет день, когда мы тоже свергнем наглых захватчиков и вернем наши мексиканские земли с нашей нефтью.
— Ты прав, Ильич! Эспресо, пожалуйста, — сказал Степан. — Я тоже считаю, что Техас, Калифорнию и другие украденные территории пора вернуть свободной Мексике.
Ильич тут же сделал ему двойной эспресо, дал целых три шоколадки и печенье.
— Понаехали троцкисты, — мрачно сказал Гитлер. — Миграционные службы с вами еще разберутся. Кому-то придется уехать…
— Гитлер поедет в Аргентину! — гавкнул Ильич. — Именно там фашисты находят последний приют!
Гитлер сунул в рот галстук и начал жевать, он всегда так делал, когда сильно волновался.
Степан так же усердно жевал шоколадку.
— Спасибо, Ильич! — сказал он. — Я горжусь знакомством с вами! Пролетарии всех стран должны поддерживать друг друга в борьбе с угнетателями и прихвостнями империализма. Верю, что мировая революция не угаснет!
Степан шел домой пешком, без денег, но довольный своей победой над Гитлером, и звери в толпе улыбались, а желудки козла урчали от крепкого гондурасского темнообжаренного кофе.
Лифт был занят спящим наркоманом, Степан, стараясь не шуметь, поднялся по лестнице на шестой этаж. У его двери стояла Карен в платье с огромными стразами и розовых тапках, она стучала и звонила. В свободной руке Карен держала тортик со сливками.
— А я думала, вы обиделись и не открываете, — сказала бонобо.
— Это для меня? Хотите швырнуть мне в морду, как Аните Брайант? — устало спросил Степан.
— Я хотела бы извиниться, — смутилась Карен. — Я была неправа, как тогда, когда вы советовали сделать прививку, а я послала вас в жопу и попала в госпиталь… Оказывается, Дамбасс это штат, который хотел выйти из состава Украины, а основала его та самая Кровавая Императрица, которую играла Грета Гарбо в том черно-белом фильме, который вы скачали на секретном сайте и давали посмотреть в прошлом году. Стив, дело в том, что я изучаю японский. Мы общаемся в дискорде со зверями из разных стран. Там есть один украинский кот, которого я очень уважаю. Сегодня он рассказал, как украинцы в Мариуполе расстреляли очередь за водой. Ему удалось снять все из окна, это было ужасно, Стив! Его самого чуть не застрелили! Части тел валялись на асфальте, никто не посмел собрать их и похоронить. Неужели правительство нам врет?
— Мне жаль, что вы разочаровались в правительстве США, — проблеял Степан. — Вас слишком легко переубедить, больше всего я ценю в животных патриотизм. Правда, я никогда не считал себя американцем. В душе я русский козел.
— Я тоже хочу быть козлом, — ухнула Карен. — Вы научите меня готовить русский чай?


Мягкая сила Гитлера

    — Не ссы, Степан, все равно никто не придет, — утешал друга Саша Гитлер в подвальном баре «KOROVA» у Театральной. — Я пригласил ребят с «Неолита» и своих питерских знакомых, этого хватит для отчета.
    — Но так нечееестно! — блеял со сцены Степан. — Получется, ты взял у фонда Сороса деньги, чтобы на халяву съездить в отпуск, поесть в ресторанах и поспать в красивом отеле.
    — Не нравится — не езди! Пшел вон! — топнул копытом Гитлер. — Какой-то неблагодарный козел позабыл, что именно я нашел финансирование для его первой поездки в Россию, о которой он мечтал с самого детства!
    Звякнул колокольчик, с улицы повеяло жаром и мочой. Вошла ярко-рыжая кошка в наряде готической лолиты.
    — Мадам, вы очароваааательны! — проблеял Степан.
    — Спасибо, кэп, — фыркнула кошка и уселась за столик рядом со сценой.
    — Идочка, дорогая! — Гитлер облобызал ярко-красные когти. — Степан, позволь представить тебе Иду Радзивилл, королеву поэтического Петербурга. Между прочим, она дальняя родственница семейства Кеннеди, предки Идочки переехали в СССР в эпоху маккартизма.
    — Саша, кто этот ряженый? — громко прошептала кошка.
    — Степан всегда так одевается, потому что в душе он вместе с Россией и русскими, — объяснил Гитлер.
    Степан поправил картуз с розаном и одернул красную косоворотку, вышитую крестиком и подпоясанную синим кушаком.
    — Можно начинаааать? — проблеял он.
    — Пусть наберется хотя бы десять зрителей, — прошипела Идочка, достав длинную сигарету. — Мы подождем.
    — У нас не курят, — робко мяукнул барный кот.
    Идочка не удостоила его ответом.    
Звякнул колокольчик, вошли гиена в миленьком платьице с мелкими цветочками, росомаха в серой хламиде и тощий волк.
    — Полина, Леночка! Рад привеееетствовать! — проблеял Гитлер. — Это мои друзья с Неолита. Полина очень прогрессивная молодая поэтка, а Леночка главная редакторка фем-литературного журнала «Белая богиня».
    — Василий Бирюков, — волк пожал копыто Степана. — Герр Гитлер, я счастлив посетить ваш поэзоконцерт.
    — Вася, мы вас не ждали,  — Идочка выдохнула облако дыма.
    — У нас не курят! — осмелел барный кот.
— Я не Гиииитлер, а Фиркоооович — тихо проблеял Степан. — Я приехал из Америки вместе с Саааашей и тоже решил поучаааааствовать…
Росомаха скорчила недовольную морду и уселась рядом с Идочкой, а гиена в миленьком платьице тоже закурила сигарету.
— Эй, бармен! Всем капучино за мой счет, — захохотала она. Ее огромные зубы пугали Степана, но он твердо решил не судить о русских по внешности.
— О, это же настоящий крепдешин, — вежливо проблеял Степан. — У моей бабушки есть такие платья. Наверное, стоит кучу дееенег.
— Люблю винтаж, — захохотала гиена.
Козла прошиб холодный пот.
— Я вижу, у вас настоящая… камееея! — осмелел Степан.
— Да, я покупаю на Авито всякие редкие и винтажные вещи, — хихикнула Полина, поправив брошку. — К сожалению, вы вообще первый, кто обратил на это внимание. Друзья считают меня поехавшей гиеной, которая собирает разный хлам.
— Кое-кому пора слезть с иглы мужского одобрения, — фыркнула росомаха. — Не обращайте внимания, просто мысли вслух.
— Лично я не одобряю все эти гендерные штучки, — рыкнул Василий. — Комплименты надо делать не только женщинам, но и мужикам. Адольф, у вас тоже очень интересный дизайнерский наряд. Правда, ожидал увидеть вас в форме НСДАП…
— Спасибо, но меня зовут Степааан, — смутился козел. — Ну я могу начинать?
— Начинай, — разрешил Гитлер.
Степан вскочил на сцену, дунул в микрофон, откашлялся и заблеял:

Донбасс в моем сееердце! Доныне я там
На быстрой тачанке несусь по степям!
Разбиты Деникин, Петлюра, Краснов
Во имя великой свободы основ!

Восстань, Новороссия, в пепле, в дыму,
Чтоб Партии делу служить одному!
Рази беспощадно медведей и львов
Во имя оленей, котов и козлов!

— Боже, какая каша в голове у этого козла, — прошипела Идочка. — При чем тут львы? Какая еще партия?
— Слово «партия» я употребил образно, имеется в виду, конечно, Четвертый Интернационал, — пояснил Степан. — Сначала мы освободим из когтей империалистов Украину, а потом и весь мир.
Звякнул колокольчик. Вошел интеллигентный лев в очках и клетчатой рубашке, сделал селфи на фоне сцены и уселся за крайний столик.
— Извините, Адольф, а почему вы предлагаете убивать львов во имя какого-то интернационала? — спросил волк. — Вам недостаточно расстрела целой императорской семьи? Вы разве не в курсе, что власть идет от Бога, и большевики были прокляты своей страной?
— Я не Адооольф! — проблеял Степан.
— Вероятно, герр Гитлер предложил убивать львов в себе, — вмешался лев. — Речь шла о зверином оскале империализма, который заставляет народы сражаться за интересы кучки олигархов. «Не мни себя царем зверей», — вот что хотел сказать мистер Гитлер. Если весь мир станет травоядным, исчезнут войны и расовая ненависть.
— Ну ок, — сказал волк.
— Лев — известный сценарист и литературный критик, — подсказал Гитлер. — Его меткие эссе о современной прозе можно найти в «Дружбе народов».
— Там главред отбитый либерашка, — обрадовался волк. — Я им послал рассказ про героев Мариуполя, а Санек его распечатал, порвал и спустил в унитаз. Хотите, покажу видос?
— Негативная оценка это тоже хорошо, — нашелся лев. — Мир, где все животные мыслят одинаково, был бы невыносимо скучен.
— Вы же сами хотели, чтобы мир стал травоядным, — напомнила Елена. — Вот она, лживая риторика конформизма.
Звякнул колокольчик. Вошли кот, медведь и олень.
— А у вас есть василеостровское темное? — громко спросил олень у бариста.
— У нас поэтический вечер, — прошипел барный кот. — Вход свободный, но выступать будут не все.
— Я сам немного пишу стихи, — сообщил гималайский медведь. — А это мой друг Иван Богословский, известный донецкий писатель-фантаст и блогер.
— Василий Бирюков, историческая проза, — волк потряс лапу Ивана. — Горжусь знакомством с настоящим мариупольским героем.
— Взаимно, — мяукнул Иван. — Смотрел ваше видео в той самой эсесовской форме. Все лапы стер.
— Какое именно? — завилял хвостом волк. — С тусовки реконструкторов или, эээ, студийное?
— И то и другое, — небрежно ответил кот. — Я считаю, вам надо работать в этом направлении, эротический фильм о Второй мировой глазами фашиста — вот чего так остро не хватает современной России. Будете нашим Висконти.
— Обожаю Висконти, — захохотала гиена. — Мы с мужем смотрели «Беллиссима» раз сто.
— А вам нравится расстрел штурмовиков? — осмелел Василий. — Я считаю, это лучший эпизод во всей его карьере.
— Да, особенно тот мужик, который курит в чулках, — хихикнула гиена.
— Мужики в чулках это лучшее, что дал миру итальянский кинематограф, — важно кивнул Иван.
— Господа, я вам не мешаю? — спросил со сцены Степан.
— Продолжайте, продолжайте, — разрешила Идочка. — Свежий взгляд на отечественные реалии мне всегда интересен.
— Где наш капучино? — напомнила гиена.
— Так у вас есть василеостровское темное? — олень постучал копытом по барной стойке. — Три по ноль пять для нас и кружку для мистера Гитлера.
Барный кот нехотя начал цедить пиво.

Степан откашлялся и заблеял:

Сыны Новороссии! Богом храним
Небесный наш новый Иерусалим!
Воздвигнем в Донецке единый мы храм,
На радость оленям, котам и козлам!
Орла с триколором заменим на крест,
Чтоб наши хоругви взвивались окрест!
Увидят Дунай, славный Днепр и Донец,
Как натовским козням приходит конец!

— У меня встал! — крикнул олень. — Адольф, вы гений, один лишь шнурок в ваших кроссовках кошмарнее, чем весь репертуар Жанны Бичевской.
— Я не Адольф… Да, я знаю, надо было надеть яловые сапоги со скрипом, но я их не взял, чтобы не разуваться в аэропорту, — начал оправдываться Степан. — Дело в том, что супинаторы могут принять за холодное оружие, а после трагедии 11 сентября мы…
Звякнул колокольчик.
— Убирайся из России, гад! — старая кошка пронеслась по бару, опрокидывая стулья, и вцепилась в бородку козла.
— Так ему, козлине! Долой Гитлера! Враг будет разбит! — кричала олениха в платье цвета «электрик». Она вбежала вслед за кошкой и опрокинула стол с грязной посудой.
— Чувствую себя Троооцким, — проблеял Степан. — Сударыня, где ваш ледоруууб?
— Гитлер чувствует себя Троцким! — воскликнула олениха. — Какой внезапный оксюморон! На, получай!
Она подскочила к Степану сзади и попыталась ударить его зонтиком.
— Мам, одолжить анальную пробку? — спросил олень с пивом. — Это щас популярно у молодежи. Один баран с анальной пробкой напал на военкомат с коктейлем Молотова, но его сразу поймали.
— Не понимаю, зачем вам всем эта пробка, — мяукнула старая кошка. — Раньше пионеры и комсомольцы жили без всяких пробок, пели песни, ходили на субботники и были всем довольны. Как будто от пробки в попе у вас прибавится ума в голове…
— Анальная пробка заставляет мое сердце биться сильнее и возбуждает любовь к Отечеству, — олень залпом допил пиво и рыгнул. — Розалия Самойловна, вы что, не читали де Сада?
— Я знаю, что это классика французской литературы, но не читаю всякую дрянь, — мяукнула старая кошка. — Мне не нравится его примитивный анархизм.
— Господа, я вам не мешаю? — повысил голос Степан.
— Дайте слово Гитлеру! — крикнул волк. — Я пришел слушать Адольфа, а не вопли хейтеров!
— Фашист! — прошипела Идочка.
— Я не фашист, а реконструктор! — провыл Василий. — За такие слова я вам жопу надеру, хоть вы и баба.
— Господа, давайте не будем никого драть, — мяукнул Иван. — Можем купить кофе навынос и покататься на кораблике, я тут недалеко видел пристань. В хорошую погоду очень полезно гулять на свежем воздухе.
Публика потянулась к выходу.

На набережной Фонтанки было жарко, несмотря на сильный ветер. Длинная очередь туристов тянулась к прогулочным теплоходам, котята капали мороженым и сорили фантиками, кошки на каблуках делали селфи, медведи пили пиво, прикрыв этикетку лапой и делая вид, что это лимонад.
— Схожу куплю колы, — наврал потный Гитлер. — Заодно посмотрим, как ее тут импортозамещают.
— Я помогу, — Идочка поцокала за ним. — Тошнит от этих поцреотов.
К пристани подплыл теплоход «Бегемотъ», полный народу. Туристы потянулись по трапу на набережную, олень протискивался вниз, чтобы занять места. Кот и козел Степан пробирались за ним, жадно вдыхая свежий речной воздух.
Медведь Расул принес четыре шавермы и пиво. Дамы расселись на лучших местах, Ольга Ивановна обмахивалась клатчем от фальшивого Сен-Лорана, Розалия Самойловна достала бутерброды с колбасой и красной рыбой и поделилась с Ольгой Ивановной: они обе приехали из Гатчины, чтобы остановить позорный поэзоконцерт.    
— Мам, зачем так мучить себя? — отчитывал олениху Павлик. — Зачем пилить в Питер в такую жару? Ты же сама видела пустой бар. Кому нахер сдался этот Гитлер?
— А ты читал новую статью Бориса Мяучина? — с вызовом спросила старая кошка.
— Я даже не знаю, кто это такой, — вмешался Иван. — Давайте просто насладимся прогулкой и величавой питерской архитектурой, не надо нам никаких борисов.
— Стыдно не знать Бориса Мяучина, — Ольга Ивановна откусила бутерброд. — Это фуфуфуфу.
— Борис Мяучин известный ватный историк и политолог, — объяснил Василий. — Я его забанил в пейсбуке за то, что обсирает Российскую Империю. Недавно Борис еще запостил про какую-то «мягкую силу», с помощью которой англосаксы завоевали весь мир. Якобы если кучка баптистов сагитирует толпу дураков, то Пендосия победит.
— Между прочим, так оно и есть, — мяукнула старая кошка. — Зря вы не верите Борису. Стоит просочиться хоть одному из этих лживых данайцев — и все, пиши пропало. Наплодят иноагентов и отравят наше общество своим империалистическим бредом. Вот почему мы с Олечкой сегодня так спешили в Питер.
— Такие, как Гитлер и Сорос, требуют, чтобы мы были мирными и травоядными, а сами волки в козлиной шкуре! — подхватила Ольга Ивановна. — Кстати, где тот мужчина, который обещал принести колу?
— Хотите пива? — рыкнул Расул.
Лев с мороженым едва успел запрыгнуть на палубу.
«Бегемотъ» медленно отплыл от пристани и встроился в цепь прогулочных катеров, которая тянулась по всей Фонтанке.
— Люблю тебя, Петра творенье! — заорал в микрофон седой загорелый кот. — Люблю твой строгий, стройный вид! Сегодня мы совершим прогулку по рекам и каналам Петербурга с выходом в устье Невы. Прошу не вставать и не тянуть лапы вверх, когда мы будем проплывать под мостами: некоторые из них очень низкие, и вы можете получить травмы головы или даже вылететь за борт. Розалия Самойловна, мое почтение! Дамы и господа, сегодня с нами замечательный специалист по истории Петербурга, автор многих книг и путеводителей по Петербургу и области, Розалия Самойловна Каганович.
Туристы захлопали, старая кошка раскланялась:
— Спасибо, Изечка.
— Ваш Мяучин считает наше поколение тупыми тиктокерами, — не унимался Василий. — Как будто имперский патриот сам не может отличить добро от говна.
— Между прочим, дом Романовых в эмиграции как раз поддерживал фашистов, — доказывала Ольга Ивановна. — «Имперский» и «патриот» — взаимоисключающие понятия. Наверное, вы невнимательно читали Мяучина.
— Я как-то пил пиво с Мяучиным, душевный мужик, — сказал лев. — Борис гнать пургу не станет.
— Да зачем мне ваш Мяучин, когда у меня у самого вышли три книги по истории Второй мировой! — горячился волк. — Гитлер никогда не воспринимал Романовых всерьез. Да, у них были наивные попытки вернуть трон, но все окончилось домашним арестом Владимира Кирилловича. И, как я уже говорил, я реконструктор, а не фашист!
— С волками жить — по-волчьи выть, — съязвил Павлик. — Не этот ли имперский патриот требовал дать слово Адольфу?
— У нас демократия и гласность, — захохотала гиена. — И вообще, мы пришли не на митинг, а на поэтический вечер. Не будем судить Гитлера так строго, пусть даже он взял такой экстравагантный псевдоним.
— Адольф, попробуйте шаверму, — предложил кот, разрывая когтями фольгу. — Это наш особый питерский вид дюнер-кебаба. Вам отрезать половинку?
— Вы все перепутали! Я не Саша Гитлер, а Степан Фиркович, я твержу вам об этом уже целый вечер! — разозлился козел. — Надо было не опаздывать, приходить к началу выступления! На самом деле эти дамы правы: Гитлер отъявленный империалист и марионетка президента Бидона, это он получил финансирование для нашего совместного турне, чтобы расшатать российскую демократию и заставить молодежь свергнуть Медведя. А я согласился только потому, что я русский патриот. Я хотел остановить Гитлера и спасти Россию. Вот именно этого я и хотел!
Теплоход вышел из Крюкова канала и свернул на Мойку. Культурная элита недоверчиво глядела на Степана, гид бубнил что-то про историю Синего моста, самого широкого в России.
— Да, я не Адольф, а Степан! — козел гордо выпрямился во весь рост. — Россия — великая страна, которая победила фашизм. То же будет и с зазнавшимся Гитлером!
Рога Степана врезались в пролет моста, и патриот вылетел за борт. Разбуженные брызгами туристы пытались понять, что происходит. Иван уронил в реку шаверму, Расул поперхнулся пивом.
— Мы сбросили Гитлера с парохода современности, — констатировала Елена.
— Блиц-криг удался, — прошипел Иван. Он отлично плавал и хотел было прыгнуть за козлом, но решил, что Мойка слишком грязная, вдруг там кишечная палочка и ротавирус?
— Ахтунг! Ахтунг! — орал кот-экскурсовод. — Козел за бортом!
Капитан и механик его не слышали. Теплоход остановился рядом с уродливым ДК, переделанным из немецкой кирхи. Следом плотным строем шли другие суда, и развернуться было не так-то просто. Хейтерки Гитлера выскочили на набережную и помчались назад. Ольга Ивановна прихватила спасательный круг с длинным канатом.
— Адольф, плывите сюда! — кричала она, стоя на мосту.
— Редкая птица долетит до середины Днепра! Умойся, бандеровская морда! — ликовала старая кошка.
— Неблагодарные скоты, — булькал козел, дрыгая ногами в коричневой воде. — А я-то хотел спасти Россию от НАТО, сплотить нацию, открыть им всем глаза…
Твердый оранжевый бублик ударил Степана по лбу.
— Герр Гитлер, простите, она не нарочно! — смеялся Иван.
— Да пошли вы все! — козел отшвырнул спасательный круг и сам вылез на сушу по ступеням. — Рашка не способна на нормальный культурный диалог, с такими, как вы, можно говорить только с позиций силы! Вам бы больше понравились мои стихи, будь у меня в копытах автомат!


Нелегал

    Мокрый козел Степан Фиркович спешил в «Англетер». Ему нужно было срочно переодеться: Гитлер с большой скидкой добыл билеты в ложу в Михайловском театре.
Степан надел поддевку с алым кушаком и галифе Александра, потому что запасные портки отдал в стирку. Во что обуться, он не знал. Нужно было что-то исконно русское, чтобы его точно не приняли за Гитлера. Степан уже обегал весь район в поисках русских яловых сапог, но нашел только убогие китайские подделки. Отчаявшись, он спросил продавца сувенирной лавки в холле и купил расписные лапти и онучи. Продавец показал сертификат: продукция производилась в отце городов русских — Великом Новгороде —настоящими народными умельцами. Стайка китаянок пробежала мимо, размахивая длинными рукавами. Степан помахал им в ответ, присел на бархатную кушетку, навертел онучи на копыта, привязал лапти и поскакал слушать оперу.
Козел вихрем промчался по Невскому и влетел в театр как раз ко второму звонку.
— Извините, сэр, по этому билету уже прошел какой-то зритель, — сказал охранник-медведь. — Вы случайно не вывешивали его в интернете?
Степан помотал головой.
— Может, вам его продали мошенники? — спросила старая кошка в строгом костюме. — Никогда не берите электронные билеты с рук! Только на нашем сайте или в кассах города! Хотите, я пойду посмотрю, кто занял эти места??
— Сударыня, буду вам безмерно благодарен, скажите, пожалуйста, Саше Гитлеру, что я пришел, — попросил Степан. — Наверное, этот дурак отсканировал оба билета, и поэтому я не могу войти.
— Интересная фамилия, — рыкнул охранник. — Я бы на вашем месте не стал доверять Гитлеру. Ничего, Мария Моисеевна его сразу прижучит, она хуже Моссада.
— Будем надеяться на луууучшее, — проблеял Степан.
Козел ждал, разглядывая красивую лестницу с ковровой дорожкой и расписной потолок. Беспечная публика смеялась и делала селфи, а у Степана на душе скребли кошки. Раздался третий звонок, лестница и фойе опустели, последний олень галопом промчался в зал, поправляя ремень. Старая кошка неспеша спускалась навстречу козлу.
— Извините, но ваш друг сидит с какой-то дамой, — мяукнула она. — Крайне неприятная, напыщенная особа. Курила в ложе электронную сигарету! Мы с Елизаветой Егоровной еле заставили ее прекратить!
— Так надо было выгнать! — подсказал медведь. — Какая наглость! Пойдемте вместе ее оштрафуем!
— Но спектакль уже начался. Мы же не какие-то некультурные животные, чтобы царапаться и кусаться прямо в зале, — оправдывалась билетерша. — Сударь, пойдемте, я вас посажу на свободное место, раз уж на ваше уселась эта нахалка.
— Спасиииибо! — Степан поцокал за ней.
Он так переволновался, что даже забыл название спектакля. Степана усадили рядом с рыжим котом, который разглядывал программку. Козел прищурился и разобрал, что дают «Спящую красавицу» Чайковского.
— Не правда ли, русская классическая музыка лучшая в мире? — прошептал Степан.
— Я думал, Адольф предпочитает Вагнера, — прошипел Иван. — Как вы узнали, что я здесь?
— Я понятия не имел, что вы здесь, меня посадили на последнее свободное меееесто, — проблеял Степан.
— Обменяемся телефонами? — спросил кот. — Ах да… Вы сегодня купались…
— Что вы на меня так смотрите, мне не нужен мобильник в России. Оставил дома, — высокомерно сказал Степан. — Чтобы платить за международные звонки, надо быть одним из русских воров, а я не такооой.
Кот сунул визитку в карман козлиной поддевки.
Степану было сложно наслаждаться русским балетом, он все это время думал о Гитлере, который предал их дружбу. И высказал свои мысли коту.
— Да, он явно не Степан Разин, — прошипел Иван. — Кстати, как водичка?
— Идиоооты, — проблеял Степан. — Я знаю, вы против Z-поэзии. Вы все — мающиеся от скуки самодовольные питерские петухи. Я пишу не для вас, а для настоящих русских. Я непременно их найду! Я еще покажу патриотам подлинное искусство!
— На Дворцовой как раз проходит книжный салон, — подсказал кот. — Унылые поцреотические животные сидят там у лотков со своим бумажным дерьмом, которое никто не покупает. Попробуйте программу «Свободный микрофон».
— Мудаааак, — проблеял Степан. — Столько хороших котов полегло на Донбассе, а выжил тыыыы!
— Пословица про хорошего индейца получила новое прочтение, — Иван кольнул козла когтями. — Какой из тебя русский, ты обычный тупой америкос.
— Либерааашка! — проблеял Степан. — Между прочим, я переписывался в дискорде с одним мариупольским котом, до которого тебе очень далеко. Это был смелый, благородный и скромный кот. Он всем сердцем любил Россию и русских. Его звали Иван Богословский. Это святое имя я навсегда сохраню в своем сердце.
— Ойвсе! — Иван вышел из зала, хотя заплатил за билет целых пять тысяч. — Рашка, вроде, большая страна, почему я все время натыкаюсь на одни и те же козлиные морды?
Степан поскакал за котом — скоро должен был начаться антракт.
— А вы случайно не тот самый Иван? — спросил он. — Я что-то слышал краем уха, этот юноша в баре назвал вас героем.
— Я не «герой», — сказал Иван. — Я обычный мирный житель, которого отымели целых две армии. Не одобряю так называемый героизм ни в каком виде. Но вы еще можете почувствовать себя мужиком. Свободный микрофон ждет.
— Благодарю за совет, — Степан потряс его лапу. — Простите, я не сразу понял, что вы такой же русский патриот, как и я.
— Вы имеете в виду, что мы оба евреи? — уточнил Иван.
— Да ну вас на хуй! — козел поскакал на Дворцовую, где белели шатры с триколорами. Он видел их и раньше, но не сразу понял, что там за мероприятие. «Ну конечно, никто не захотел слушать мои стихи, потому что все любители поэзии ушли на книжный салон», — догадался козел.
Степан недолго блуждал между шатрами. Он заметил двух упитанных белых котов в камуфляже, с повязками Z на рукавах, и сразу понял, что это свои. Это были очень известные в Твиттере поэты — Олег Котов и Александр Кошачий.
— А где тут можно читать патриотические стихииии? — проблеял он. — Позвольте представиться, Степан Фиркович из Нью-Йооорка.
— Друг Гитлера? — фыркнули коты.
— Как вы смеете?! Я дальний родственник Трооцкого! — гневно крикнул Степан.
— В свое время у вашего родственника тоже не получилось с Главным штабом, — многозначительно мяукнул Кошачий. — Но вы попытайтесь. У нас свободная страна.
Коты проводили Степана на эстраду и дали ему микрофон.
— Привет, Пиииитер! — заорал Степан. — Я Степан Фиркович, прилетел к вам из Нью-Йорка, чтобы поддержать СВО! Позор империалистам! Мир хижинам! Война дворцам!
Олени на площади радостно заскакали и захлопали копытами.
— Вставай, проклятьем заклейменный, весь мир копытных и котов! — запел Степан.
— Кипит наш разум возмущенный! — заорали олени.
Кот за пультом сразу выключил звук, но олени продолжали петь, а козел дирижировал.
Степан заметил кем-то оставленный мегафон и включил его. Он орал во весь голос:
Демократия говно!
Это сказки для рабов!
Ждут бандеровцы давно
Пуль и цинковых гробов!
Взвейся, русский алый стяг,
Возродись, СССР!
Президент Бидон мудак,
Отсоси козлиный хер!
Свора псов и палачей
Не получит наш Донбасс!
Свергнет львов и медведей
Мировой рабочий класс!

— Демократия говно! — подхватили олени. — Хорошо сказано!
Однорогий олень вскочил на сцену и заревел:
— И если гром великий грянет над сворой псов и медведей! Мы «градами» не перестанем стрелять в бандеровских свиней!
— Я вам не мешаю? — спросил Степан.
— Это слэм! — крикнул однорогий.
— В программе значится «свободный микрофон», — уперся Степан. — Так вот, сейчас микрофон занят. Идите проспитесь, сударь, вы выпили слишком много водки.
— Америкос затыкает мне рот! — крикнул однорогий. — Мочи козлов!
Степан схватил оленя за рог и отвесил ему хорошего пинка, так, что лапоть сорвался с копыта и улетел в толпу. Однорогий ускакал к троллейбусной остановке. Олени притихли, осознав серьезность происходящего.
— А сейчас я прочту еще одно стихотворение, — объявил Степан. — Оно об актуальных проблемах Ближнего Востока.

Россия — родина Еврея,
а не Израиль роковой,
мы за оседлости чертой
окрепли духом, гневно блея,
в свои копыта взяли штык,
и нас боялся каждый шпик,
дрожали в страхе богатеи!
Нас Карла Маркса, Ильича
вели великие идеи,
мы били пса и палача,
рубили шашками сплеча!
Отвоевали мы страну
у тех, кто нас держал в плену!
Мой брат Еврей, не будь скотиной!
Отдай арабам Палестину!
Американцам — жирный хер!
Еврея дом — СССР!

— Отдай арабам Палестину! Долой пендосскую скотину! — подхватили олени.
— Друзья, вы лучшая публика в мииире! — проблеял Степан.

Я живу на Гудзоне, я бургеры жру,
Но мне снится донецкая степь!
У меня во дворе обезьяны орут,
Но я слышу лишь молот и серп!
Тем серпом мы покосим фашистскую мразь,
Бойся молота, глупый Бидон!
Англосаксы заткнут свою лживую пасть,
И падет мировой гегемон!

Степан еще долго читал патриотические стихи, а олени скакали и ревели, их становилось все больше, козел даже заметил олениху в синем платье и старую кошку, которая недавно вцепилась в его бороду. Солнце клонилось к закату, но небо оставалось светлым, и козел понял, что начинается знаменитая белая ночь.
— Товарищи, на сегодня все, — сказал кот за пультом. — Валите со сцены, мистер Фиркович, только коммуняк нам здесь не хватало.
Заиграл гимн Петербурга, Степан слез со сцены, как Ильич с броневика. Гремели овации, олени кричали: «Браво, бис! Долой буржуйских олигархов!»
— Это было потрясающе! — жал ему копыто Кошачий, — Можем продолжить наш патриотический вечер в каком-нибудь баре, «Маяк» или «Залив» подойдет.
И Степан поцокал в светлом сумраке по улицам Центрального района. За ним шла целая толпа оленей, Степан жадно вдыхал ночной питерский воздух: пахло то ли рыбой, то ли смесью для глинтвейна, в которую положили морскую соль вместо сахара. Мрамор, гранит и асфальт были еще теплыми, они излучали какую-то очень положительную энергию, а мусорные баки, выкаченные дворниками на проезжую часть, так сильно напоминали родной Нью-Йорк, что козел еле сдерживал слезы. «Я на Родине! — крикнул Степан. — Слава России!» Два сотрудника Медвежьей гвардии на углу улицы Некрасова вздрогнули и уставились куда-то вдаль. «Слава России!!!! Слава русскому Медведю!!!!!» — грянули олени.
Копытные накупили пива, водки и портвейна в ближайшем супермаркете и набились в сквер, а Степан читал поэму об освобождении Мариуполя, взобравшись на бюст Маяковского. Прохожие снимали его на смартфоны. Это был триумф! Никогда еще публика не воспринимала его стихи так серьезно, Степан нашел настоящих русских! И даже силовики пришли послушать талантливого козла.
Старая кошка и олениха, заливаясь слезами, пожали его копыто.
— Адольф, я ошибалась, вы настоящий русский козел и патриот! — мяукала старая кошка. — Согласитесь выступить перед школьниками в нашем гатчинском Историческом клубе?
Американский поэт вернулся в «Англетер» за полночь, выкинул в мусорную корзину прохудившийся лапоть, повалился на огромную кровать и захрапел. Его качало во сне, как будто он плыл на лодке за огромной злой рыбой, которая никак не хотела ловиться. На самом деле Степана тряс Гитлер: русский патриот храпел на весь этаж.
— Россия, возродись! — мычал во сне Степан. — Да здравствует мировая Революция! Слава Ленину и Троцкому! Эрнест рулит!
Животные в соседних номерах тоже не могли заснуть, они стучали в стену и просили сделать телевизор потише.

Степан проснулся от стука клавиш: на Гитлера, видимо, накатило вдохновение или он снова вспомнил свою родную Белую Церковь. Козел строчил как гневный пулемет. Степан знал цену вдохновению и не хотел отвлекать Александра. Наконец Гитлер заерзал на стуле и выбежал в туалет. Степан по мягкому ковру прокрался к столу, чтобы ознакомиться с новым шедевром ученика Гинсберга.
«Троцкист Степан Фиркович в ночь с 22 на 23 июня в Санкт-Петербурге призывал российских оленей к участию в Мировой Революции, — писал Гитлер. — Объект особо опасен: он позволял себе негативные высказывания в адрес США, осуждал нашу демократию, призывал к насильственным действиям в отношении президента Бидона и оправданию терроризма. Также Фиркович, не имея рабочей визы, участвовал в массовом мероприятии с аудиторией не менее тысячи копытных, и получил за это материальное вознаграждение, хотя не имел на это права! Считаю, что Фирковича нужно немедлено лишить всех пособий и льгот, а его делом должно заняться ФБР. Наилучшим решением я считаю лишение этого бессовестного козла гражданства и наложение запрета на въезд в США.
                                                              Искренне ваш
                                                            Александр Гитлер»
Гитлер громко пернул и спустил воду, Степан поспешил вернуться в постель.
Александр отправил сообщение и засел за новое письмо:
«Дражайший Семен Спиридонович!
Как работа, как здоровье? Давно не виделись, дорогой вы наш песель. Я здесь до конца месяца, надеюсь, успеем съездить на рыбалку, выпить пива где-нибудь на природе, пожарить шашлыки. И о главном: мой спутник, Степан Фиркович, оказался крайне неблагонадежным козлом. Я привез его в Россию, так как считал безобидным русским патриотом, но он проявляет себя как праворадикальный террорист-черносотенец с анархическим уклоном: призывает к свержению президента Медведя, разжигает ненависть к медведям и львам. Вчера на Дворцовой он публично призывал тысячу российских оленей к вооруженному восстанию и участию в Мировой Революции! Также, поскольку Фиркович, не имея рабочей визы, участвовал в массовом мероприятии с аудиторией не менее тысячи копытных и получил за это материальное вознаграждение, он фактически является нелегальным мигрантом и гастарбайтером. Этот козел особо опасен, так что прошу сотрудников центра «О» установить за ним круглосуточное наблюдение.
                                                                            Неизменно ваш
                                                            Саша Гитлер»

    «Ну и сволочь!» — думал Степан, стоя за его спиной.
    Гитлер нажал на кнопку «отправить» и нервно обернулся:
    — А, ты уже встал? Позавтракаем у Волчка? Я нашел одну пекарню на углу канала Грибоедова.
    Горничная принесла вещи Степана, и козлы отправились на прогулку. В кондитерской Волчка было тесно, Гитлер и Степан дождались, когда уйдут хихикающие студентки с пончиками, и заняли единственный столик.
    — Мне жюльен с курицей и грибами, наполеон, бриошь, яблочный тарт и американо, — сказал Гитлер распаренной кассирше.
    — А мне русские графские развалины, русский пирог с капустой и русский чай! — с вызовом сказал Степан.
    — У нас все продукты от российских производителей, зря вы так волнуетесь, — мяукала кассирша. — В меню были карельские калитки с картошкой от «Фазера», но мы их уже ушли из России.
    — И что же, русские не могут сделать какой-то паршивый пирожок с картошкой? — фыркнул Гитлер. — Может, начались перебои с картофелем? Ах да, его привозили из Украины…
    — Из Краснодара, — гавкнул черный пес, который стоял в очереди за Гитлером.
    — Но всем известно, что украинская картошка лучшая в мире, — Гитлер незаметно скрестил копыта.
     — Мне тоже русский пирог с капустой и русский чай, — гавкнул черный пес.
    — Зря стараетесь, дражайший Семен Спиридонович, — расхохотался Степан. — Я многое мог бы рассказать о Саше, но я не такой стукач, как он. Знаю, сейчас бы вы со мной случайно познакомились, завели беседу о русском мире и написали бы в консульство США, что я российский шпион. Или сдали бы меня в лапы ФСБ. Я угадал?
    — Что вы, и в мыслях не было, — гавкнул Семен. — Я вас даже не знаю.
    — Зато я прекрасно знаю вас. Вы вели слежку за одним котом, чья единственная вина в том, что он служил инженером на «Азовстали».
    — Не вел я никакую слежку, — заворчал пес. — Я давно пенсионер, работаю учителем истории на полставки. Вот, решил помочь Саше, провести небольшую экскурсию.
    — Я думал, Россия большая страна. А натыкаюсь везде на одни и те же гнусные морды! — козел гордо выпрямился и застрял рогами в абажуре. — Иван много о вас рассказывал. Он даже не вынул скрытую камеру из монитора, потому что ему нечего скрывать.
    — Попрошу не бодаться! — крикнула кассирша. — Я вызову полицию!
    — Полиция уже здесь, — усмехнулся Степан. — Спросите эту ищейку.
    — Ну знаете, это просто позорные домыслы, — ворчал Семен. — Тоже мне, опасный террорист! Да кому вы нужны с вашими дурацкими стишками?!
    — Да много кому. Например, целой армии оленей, — скромно заметил Степан.
    — К черту оленей! — рыкнул пес.
    — Вы просто ксенофоб и во всех своих бедах обвиняете копытных, — горячился Степан. — Жизни копытных важны!
    — Вам с собой? — прошипела кассирша.
    Козлы с пакетами брели по набережной и жевали пирожные, за ними вилял пес. Семен пытался поговорить с козлами о поэзии Блока и еврейской общине в Петербурге, что-то рассказывал про историю Коломны и привел козлов к синагоге, спросив, не хотят ли они ее посетить.
    — Благодарю вас, но я православный! — Степан презрительно оглядел здание с большим куполом и затейливым восточным орнаментом. — Не хочу вас обидеть, но вы ведете себя как расист. Я не обязан соответствовать каким-то ветхозаветным стереотипам.
    — Разумеется, вы не обязаны, — проворчал Семен. — Хотя отрицание собственной нации и ее многовековой культуры это и есть самый настоящий расизм.
    — Сейчас мы все трое зайдем в синагогу! — Гитлер топнул копытом. — Степан, не позорь нас перед русскими.
    — Русским на нас плевать, — уперся Степан.
    — Извините, что вмешиваюсь, но я вас не пущу, — сказал охранник у турникета. — Вы странно себя ведете, я не могу нарушать инструкцию.
    — Не больно-то и хотелось! — Гитлер поскакал в сторону Садовой, черный пес последовал за ним.
    Степан, повинуясь внутреннему голосу, вернулся в гостиницу и открыл чемодан Гитлера. Надев обычные джинсы и куртку, он надеялся слиться с толпой, стать обычным современным российским козлом. В чемодане нашлась только веревка для шибари, остальное Гитлер куда-то унес.
    Зазвонил проводной телефон. Степан запутался в веревке, уронил трубку себе на ногу и услышал длинный гудок.
    — Вам меня не запугать, — твердо сказал козел. — Я не Есенин, и вы не заставите меня сойти с ума.
Под телефоном Степан обнаружил записку:
«Срочно улетаю в Аргентину по делам нелегальных мигрантов. Приятного отдыха. Александр».
В дверь постучали:
— Сэр, подошло расчетное время. Я дико извиняюсь, но у нас внизу китайская делегация. Вы будете бронировать номер на завтра или выезжаете?
Все козлиные наличные хранились в чемодане Гитлера. Степан вспомнил об этом только сейчас, когда в бумажнике осталось 500 рублей.
— У меня нет капусты, — сказал Степан.
— Так что вы намерены делать? — спросил администратор.
— Я намерен повеситься, — ответил козел.

Еще полчаса Степан в полной тишине собирал вещи и гадал, сразу Гитлер заплатил за номер или за него сейчас выкатят огромный счет. Очень хотелось пить. В холодильнике козел нашел пиво, водку, коньяк и маленькую бутылочку шампанского. Он знал, что мини-бар платный, но сделал себе «ерш», а потом смешал коньяк с шампанским. Все вокруг было мрачным: золотой купол собора, злое солнце, громоздкая мебель с претензией на старину. Степан распахнул стеклянную дверь и вышел на балкон с веревкой для шибари.
В дверь снова постучали.
— Степан Аркадьевич! — кричал администратор. — Тут к вам посетители! Можно автограф?
— Оставьте меня, я вешаюсь! — сказал Степан, привязывая петлю к изысканной решетке.
Внизу ждала толпа оленей. Все уговаривали капризного поэта не брать грех на душу.
— Вешайся в другом месте! Плагиат это мерзко! — мяукнул знакомый голос.
— Сударь, подите на хуй! — Степан надел петлю на шею. — Друзья, я хочу вам прочесть свою поэму «Есенин — ангел», о любви великого поэта и талантливой американки!
Олени загремели копытами, послышалась полицейская сирена, на площадь один за другим въехали пять автозаков.
— Мистер Фиркович, покиньте балкон! — требовали сотрудники полиции. — Товарищи, разойдитесь, ваше патриотическое мероприятие не согласовано! Сначала в мэрию, потом на митинг!
— Давай, Адольф! — ревели олени. — Покажи им Кузькину мать!
В номер ворвались бойцы Медвежьей гвардии, они утащили Степана с балкона и вывели на площадь.
— Мы не хотим вас арестовывать, — объяснил здоровенный медведь, отобрав у козла веревку. — Вы иностранный гражданин, а у нас свободная страна. Только давайте… Ну, без этого…
Администратор привез собранный чемодан:
— Удачи, мистер Фиркович! Надеюсь, у вас не сложилось негативное впечатление о нашем сервисе?
— Ваше вмешательство в мою жизнь было слишком назоооойливым, — проблеял Степан. — Ну ничего, я вас прощаю.
— Приезжайте еще, — администратор вручил ему рекламный буклет, бутылочку шампанского и целых три шоколадки.
Медвежья гвардия провожала оленей в разные стороны, в целом все было тихо и культурно, только однорогий начал брыкаться и оскорблять сотрудников при исполнении. Степан краем глаза заметил, как его волокут в автозак, и довольно хмыкнул. Козла нагнали два вчерашних Z-кота и предложили бесплатную публикацию в поэтическом сборнике, он согласился и оставил им свой имейл. Медведи погрозили котам дубинкой, и те удалились с независимым видом.
Невысокие деревья шелестели стрижеными ветками, с набережной доносились голоса экскурсоводов, машины ехали по площади, соблюдая непонятную разметку, больше похожую на карту морских течений. Солнце припекало, козел решил, что ночью тоже будет тепло, и он сможет пару дней пожить на улице. Степан снял поддевку и расположился на одной из массивных белых скамеек. Обратные билеты тоже унес Гитлер, к тому же, Степан не был уверен, что его не арестуют прямо в аэропорту Кеннеди. Козел уже понял, что Гитлер заманил его в ловушку, из которой не так легко выбраться. Степан не мог поверить, как Саша, обычно такой ленивый и беспечный, приложил столько сил, чтобы нагадить другу за сочувствие Донбассу.
На гравий упала визитка — она вывалилась из кармана. Там было написано «Рудольф и Жан, парфюмерия на распив». Козел спросил пару туристов, где найти интернет. Те ответили, что бесплатный вайфай есть в любом ресторане, в метро и на Невском, а российская сим-карта стоит копейки. Но позвонить или зайти на сайт Степан не мог, теперь он проклинал себя за жадность и глупые старорежимные замашки.
Степан долго глядел на собор, на манеж, на гостиницу, на памятник невезучему императору. Надо было двигаться вперед: ему уже хотелось в туалет и он был голоден.
Хлынул дождь. Становилось все холоднее и холоднее. Бабушка-коза рассказывала Степе о непредсказуемости российской погоды, но он и представить не мог, как быстро лето здесь становится зимой. Степан надел на рога пакет, чтобы не промочить голову, и побежал с чемоданами сквозь пелену дождя, которая скрыла памятник, деревья, дома и фонари.
Пакет сорвало порывом ветра. Степан уткнулся в двери детской библиотеки. Он звал на помощь и стучал копытом по стеклу. Гималайские медведи в спецовках не пускали поэта.
— У нас ремонт, — объяснила толстая серая кошка в больших очках и льняной хламиде. — Вы хотели взять книги для своего козленка? Приходите через месяц.
— Сударыня, мне нужен интернет, — признался Степан. — Это дело государственной важности, я должен помешать плану Гитлера.
— План у Гитлера? — переспросила кошка. — А что в таком случае у вас? Соли для ванн?
— Вы правы, сударыня, я сильно замерз и охотно бы принял сейчас горячую ванну, — проблеял козел. — Но сначала я должен связаться с ФСБ и центром «О». Рассказать, что среди агентов завелся предатель. Мне всего на пять минут! У вас есть компьютер, подключенный к интернету?
— Конечно, есть: мы держим его специально для фюрера, федеральных агентов и инопланетян, — потешалась серая кошка.
— Когда я вернусь в Нью-Йорк, я всем расскажу, как русского патриота не пустили в библиотеку имени Пушкина и выгнали под дождь, — обещал Степан. — Сразу видно, в России не ценят поэтов!
— Мы не дали выступать поэтам, которые были намного лучше вас, — фырчала кошка. — У нас госучреждение, а не богадельня для ватных графоманов. К нам дети ходят! Не суйтесь со своей политотой!
— А Маяковского вы бы тоже выгнали? — блеял Степан, цепляясь за большую деревянную ручку. — А Пушкина? К чему стадам дары свободы?! Их должно резать или стричь!
Козел брел по набережной Невы, таща чемодан. Он весь промок от дождя и обиды, его русский картуз потерял форму и стал похож на гриб. Вконец обессилев, Фиркович сел на ступени большого мрачного здания на Литейном и заревел в голос.
Чья-то мягкая лапа опустилась ему на плечо.
— Зачем вы преследуете меня? — спросил козел.
— Своих не бросаем, — мяукнул Иван. — Если собираетесь зайти внутрь и с кем-то поговорить, я не советую.
— Но я должен всем рассказать о плане Гитлера! — всхлипнул козел. — Вы не поверите, какая это сволочь!
— Я верю! — Иван взял его за копыто и повел к метро.