Жили-были два черта, Аркадий и Гавриил, если бы мы назвали их просто Иван да Симон, ничего бы не изменилось, ведь, на самом деле, не все ли равно как их звали - они просто-напросто существовали. И все. Посему будем их звать как угодно автору, тут уж ничего не попишешь.
Так вот, жили-были два черта, Аркадий и Гавриил, да не просто жили, а сосуществовали с неким гражданином по имени Сергей. И всякий раз, когда он возвращался домой несколько не в себе, например, не в положенном настроении, они любили лихо шутить над ним. Бывало, взгрустнется ему, а они тут как тут, ну давай ему нашептывать всякие вещи по поводу того, что не любит его никто, и что жизнь-то не удалась, и вообще ровно двадцать с лишним лет назад мама с папой зря надругались друг над другом воспроизводя его на свет, в общем-то, неприятно, и правда-то она глаза так и колет. Вот Серега возьмет да и напьётся бывало с таких-то нашептываний, дабы не слышать последние. Ан нет, черти-то не будь дураки, спрячут в заначку какой-никакой рупь, ведь если в доме-то ничего не будет, так и жить-то где?, и не дадут Сереге пропасть почем зря, и выпасть в неестественный осадок, такой, что даже на самом дне морском не сыщешь, такой, что не только развлекать друзей-то, Аркадия с Гавриилом, не сможет, но и самому-то до себя дела у него никакого не будет. Собственно, помирать нашему герою не давали, однако, все-таки пошутить любили.
Бывало, подложут гитару под руки, мол, пой, Серега! А он и давай на весь дом песни горлопанить, а еще хуже, возомнит себя великим Битлзом РоллингСтоунзом и давай нотку одну к одной складывать, да мотивы разные сочинять, да под этот мотив всяческие истории придумывать, которые, собственно, те самые черти-то наши и нашептывали: мол, плохо-то все как у тебя, да и все такое в этом духе или еще хуже о других, да и о себе не забывали. В общем, не давали Сереге с тоски помирать наши Аркадий с Гавриилом, а как иной раз взглянут они на человека-то, так им дурно становиться, пропадает ить совсем, и ну давай ему всяческие помощи оказывать, а Серега знай дуреет, мол, во наперло-то, во повезло и давай на радостях те самые песни наяривать, да гонять всю нечисту силу по дому, так, что аж дым коромыслом, аж дух захватывает. А что еще хуже позовет друзей закодычных, (которых, впрочем, днем с огнем не сыщешь коль беда какая случиться) и давай такой нагоняй давать всей дряни дома (и не только) накопившейся, скуку веять через тонкое сито, чтоб и крошечки завалящей не осталось.
А случается черти сами в загул уйдут, да на прощанье подсунут Сереге дело какое непотребное, трудное, да и в большинстве своем, неразрешимое. Тут бы и помочь кому… А вот рядом ни чертей, ни ангелов, ни кого бы то ни было. Подергается Серега в клещах эдакого положения, да потом и успокоиться: мол, да что уж тут поделывать - не-че-го. Сядет он, заставит какую железяку нудным голосом завывать, закурит сигаретку, да и уйдет… Умел Серега выходить из себя. Тихо так мирно, вроде как и умер совсем. Почти не дышит. Лишь сигаретку потягивает, да в пол смотрит. Со стороны, вроде как и живой совсем, настоящий. Ан нету Сереги-то. Редко такое с Серегой на людях-то случается. А кто видел - тот не забудет уж никогда: глаза пустые, уперлись в точку, губа отвиснет - ну нет человека и всё! Вокруг что-то происходит, что-то делается, а Серега Там, никак Аркадия с Гавриилом ищет-поищет, летает над Грешной, на людей смотрит, жаль, себя показать не может.
А не дай Бог, кому рассердить Серегу придется, тут уж на него и вовсе управы не сыщешь. А, казалось бы, тоже из себя выходит. Летал бы себе, искал бы потерянное, да не найденное. Ан нет, глазюки кровью наливаются, шерсть дыбом встает, и пусть лучше рядом никого…, мечется Серега по комнате со страшными воплями, орет почем зря, бьет все что попадется, ну, ровно, как лев в клетке. Разойдется так, что и сам себя не помнит. А потом вдруг, утихнет, сядет в уголке и начинает тихо так плакать… От бессилия… Ведь большой он, сильный, и не глупый вроде совсем. А, как в народе говорят, нет в жизни счастья. Так глядишь и заснет, потный, растрепанный, палец знай посасывает, что тот младенец в люльке. А на утро прилетят Аркадий с Гавриилом, глянут на разгром, да на Серегу, находящегося в таком плачевном состоянии, так потом целый день боятся, не подлетают и слова лишнего молвить страшатся, а ну как Серега прогонит их совсем, что ж им тогда горемыкам поделывать?
А Серега-то он что? Парень добрый, искренний, да не злопамятный. К вечеру, глядишь, отойдет, позабудет тоску-печаль за делами-заботами повседневными и не вспомнит, как Аркадий с Гавриилом пакости ему делали, да бросали его в трудную минуту. Да и вообще Серега мировой парень был. Знал он, толи догадывался про добродетелей своих, Аркадия с Гавриилом, только не трогал он их по доброте душевной, знай огреет веником, да скажет чего нехорошего, на том и успокоиться. А коли совсем на них разозлиться - поймает, бывало одного за хвост, последний оторвет, да рога пообломает. Так и что? Так ведь это он не со зла, так, ради забавы, да чтоб чертям наука была. Только вот редко это им впрок идет, да конечности эти у них отрастают быстро и не помниться, что какое-то время назад их и не было вовсе. А надо бы найти ему самый поганый веник, да выпереть всю нечистую…
А, глядишь и поговорить-то не с кем будет…