Наденька была женщиной эфемерной, к поцелуям зовущей. Именно так определяли ее подруги. Вся утонченная, от лодыжек до запястий, Наденька любила все красивое и милое. Золотые колечки на своих тонких пальчиках, витые рамы эстампов на стенах своего будуара, длинные резные мундштуки, дымящиеся в ее кружевных перчатках. Все вокруг нее было таким же возвышенным и прекрасным, вплоть до той-терьера Чарли, маленького, пучеглазого и дрожащего. Но даже в этой осиновой дрожи было что-то воздушное и легкое.
Тем более никому было не понятно, что связывало Наденьку с Шаповаловым. Мужчиной грубоватым, происхождения пролетарского, с большими ковшевидными ладонями, торчащими из рукавов мундира майора особого отдела.
-Валерочка, котик, налей мне шампанского- улыбалась Наденька.
Шаповалов болезненно морщился, его коробило от этого "котика", но шампанское безропотно наливал.
-Валерочка, зайчик, твоя киса хочет в ресторан!- капризничала Наденька.
Шаповалова выворачивало наизнанку от всех этих зоологических эпитетов, но он вел ее в лучшие рестораны города.
Несколько раз он просил Наденьку не называть его котиком, зайчиком и прочими солнышками. Но Наденька пожимала плечами и мурлыкала:
-Малыш, ну что ты такое говоришь? Хочу цветочков! Купи мне розочки!
Шаповалов терпел. Но самое ужасное, что Наденька не унималась и тогда, когда рядом были сослуживцы по особому отделу.
Те, конечно, ничего не говорили, а только посмеивались в кулак и недоуменно переглядывались. Их жены были не такими. По большей части это были крепкие русские женщины, которые называли их по фамилии. В лучше случае по имени. Но не Петя там какой-то и не Коля, а непременно Петр или Николай.
Шаповалов никак не мог привыкнуть к уменьшительно-ласкательным эпитетам, которыми его щедро одаривала Наденька. И очень страдал.
Был сентябрь. Осень уже подернула листву деревьев рыжиной, но еще было довольно тепло. Шаповалов пил пиво с майором Афиногеновым в городском парке. Плыли облака, где-то играл духовой оркестр, продавщица Зина разливала в бокалы пенистый напиток.
-Шаповалов, я тебе давно сказать хотел, как друг...-заговорил Афиногенов.
-Чего?- очнулся от раздумий Шаповалов и сдул с кружки пену.
-Сказать тебе хотел давно, говорю. Ты бы бабу свою научил нормально обращаться, а то весь отдел смеется, ей-богу! Мы особый отдел! Бойцы, так сказать. невидимого фронта! Вся страна у нас вот где!-Афиногенов сжал кулак- А тут котик! Солнышко! Тьфу! Научил бы ее!
-Это как научил?- сощурился Шаповалов.
-А так! По русски! Выпорол бы один раз, она бы этих зайчиков навсегда забыла!
Шаповалов молча поставил кружку на стол и двинул Афиногенова в глаз.
Тот охнул и упал со стула прямо на заплеванный пол.
-Ты это...чего?!- заорал тот, держась за подбитый глаз.
-Того! Не твое дело! Пусть зовет как хочет. Я люблю ее, понял?
Шаповалов не спеша встал и вышел из пивной.
По дороге он купил розы. Он шел домой, туда. где ждала его Наденька. Эфемерная, к поцелуям зовущая женщина. Которую не понятно что объединяло с этим грубоватым человеком пролетарского происхождения.