Часть первая - Секель старой бабки.

Последние две недели на всех российских каналах только и крутили кино о юных лейтенантах и старых полковниках, первом бое и последней гранате, высоком героизме и низком предательстве.
- Ну и хули тут плохого? - спросит обмотанный георгиевскими ленточками падонок.
Да нормально все, не ссы. Только на две недели такого марафона приличных фильмов не хватит. Взять хучь бы многократно обосранную эпопею Михалкова. Ну, рисанулся мужик, посвятил киношку отцу-фронтовику. Вот выдержки из автобиографии «фронтовика». «В первые дни Великой Отечественной войны я, как командир запаса, в числе многих писателей и поэтов, был мобилизован для работы в армейской печати. Работал на Южном фронте в красноармейской газете "Во славу Родины", затем в газете "Сталинский сокол". Выполняя задания своей редакции в действующей армии, я писал очерки, заметки, политические стихи, подписи под карикатуры, юмористические рассказы». Далее цитата уже из Михалкова-младшего: «Меня просто потрясли личные письма фронтовиков, тот их ужас и безысходность в первые дни войны. Увы, но в те времена любой солдат, посмевший сообщить о своих бедах близким, попадал в СМЕРШ».


Какой СМЕРШ в 1941 году??? Тем не менее, я Михалкову симпатизирую. Богат, знаменит, удачливый бабник – хули ещё??! Вот именно завистью могу объяснить вылитое на режиссера ведро говенца.

Бог с ним, вспомним еще одну киношку. «Мы из будущего-2». Имеем универсальный рецепт на изготовление такого кина:
Взять немножечко укропу,
И ещё кошачью жопу,
Две куриных лапки, секель старой бабки.
Два подпиздника телячьих,
Бычий хуй и три собачьих.
Варить в говне на медленном огне,
Снять пенку и ёбнуть о стенку…



Без хохлосрача не обошлось, а как же? Счас, правда, он несколько не в моде, чтоб не спугнуть, не сорвать продажу Украины. А при съёмках лопухнулись, немцы напали на лагерь УПА. Блядь, как же так? А как же официальная точка зрения? Зато остальное строго в канонах Голливуда и первого канала. И снятая телевиком, на контрсвете хорошенькая девочка.



И плохие хохлы в брутальном и агрессивном байкеровском прикиде. Дальше – хуже. Несчастный особист палит из автомата с закрытыми глазами. И держит его как стакан с водкой, оттопырив палец. Не верите? Посмотрите покадрово.



Финальный совместный выход – негативная калька с «9 роты». Тут почти перековавшийся хохол на лету меняет «мосинку» на ППШ, правда с рожковым магазином. А за СВТ уважаю. Отец поругивал её за капризность, но мог эдак небрежно заметить, мол, «сапогам» СВТ не давали, квалификация не та.





Однако перейдем к фильму, который стОит посмотреть и даже пересмотреть.


Часть вторая. «Свои»

Четвертый раз смотрю этот фильм и должна вам сказать,
что сегодня актеры играли как никогда.
Фаина Раневская.

О, эти неспешные первые кадры! Туман, почти черно-белый мотоциклист на проселочной дороге, и заунывно-тоскливый саунд. Но спокойно не будет, это тоже ясно с первых кадров.



А вот и наши герои. Чекист с еще не вышедшими из моды усиками а-ля фюрер – Гармаш. Снайпер Митька – Евланов. Политрук Лившиц – Хабенский.







События вдруг срываются лавиной. Немецкий прорыв, снятый на рапиде, с приглушенным звуком, словно панические воспоминания очевидца. Отдельные слова уважения за достоверность реквизита. Танк натуральный, немцы в массе своей, с карабинами.



И вот он плен.



И вот они, «свои». «Лившиц, свою пайку отдашь мне. Я из-за тебя, сука жидовская, голодать не буду!»



Чекист, понимающий, что завтра сдадут и его, решает вопрос коротко и радикально. Бритвой по горлу.



В 1941 году у многотысячных колон советских пленных войны охраны почти не было. Наша тройка бежит. Бежит в Митькину родную деревню, где старостой Митькин отец, дядя Ваня. Богдан Сильвестрович Ступка.



И жизнь ограничивается стенами сарая. Можно только подглядеть в щелку за женой старосты.





«Не эротично!» скажет прошедший крым и рым падонок. О да, падонки в массе своей знают толк в бабах. Ну, или хотя бы дрочили на многих. Однако в фильме своя стилистика, и режиссер от неё отходить не собирается.
- Чьи это бабы? – спрашивает чекист у Митьки.
- Наши бабы, - хохотнув, отвечает тот.







Лубок? Ой, нет.
- Боец сраный! – кричит дядя Ваня чекисту. – Ты все просрал! И оружие, и портфеля!



Тут все вроде свои. И вся деревня знает о прячущемся в сарае Митьке, и полицаи тоже знают. И нужно решать старосте – кого убить. Своего Мишу-полицая или чужих, чекиста с политруком. И все тут совсем не простые. Сельский староста, читающий по-французски. Чекист, ловко, по блатному, владеющий бритвой. Митька, имевший, оказывается, орден за финскую войну, и по сей день хранящий обрез в сене.
- Давно это у тебя? – спрашивает чекист.
- Всегда! – отвечает Митька.



А немцы, которых почти и нет в фильме, проплывают в кузове грузовика над чужой жизнью как уэлсовские марсиане на дирижабле над землянами. Они тут точно чужие.



Кто из оставшихся в живых доживет до победы? И доживет хоть кто-нибудь?



Впрочем, нет, никто из них не хотел победы, но все хотели мира. И недаром праздник День Победы был рабочим днем до 1965 года. Поколение, прошедшее войну, не отмечало его так пафосно и истерично как сейчас. Они не желали жить воспоминаниями о войне, они досыта наелись её в окопах. Они хотели мира, счастливого и достойного мира. В том и беда, мы выиграли войну, а немцы выиграли мир.
А фильм посмотрите, он того стоит.