Л.З., на день рождения

Это история случилась на Зеленом море.
Вода в нем так свежа и прозрачна, что солнце, лишь окунув в нее ножки, сразу же отправляется в обратный путь. И нет ночи в этой стране – лишь восходы, да закаты, да безмятежный полдень. Но не крутите глобус – вы не найдете на нем этих мест.
Почему? Узнаете позже.
В Зеленом море жила Рыба. Это было очень красивая рыба – стройная, серебристая, стремительная. Тело ее украшали широкие радужные плавники, а в больших зеленых глазах Рыбы, если всмотреться, можно было прочесть все тайны моря. Каждый камешек, каждую расщелинку на дне Рыба знала наперечет. Порой она могла часами, укутавшись в ленты желтых водорослей, любоваться медлительной жизнью своего царства, открывая в каждом тихом колебании воды его смысл и скрытую гармонию.
Еще Рыба любила, разогнавшись, в облаке брызг взлететь над морем. Тогда ее широкие плавники разворачивались, и несколько восхитительно долгих мгновений Рыба парила, любуясь воздушным миром. Ей нравилось здесь все: и изумрудный берег вдали, и синее небо, и плывущие в нем облака, и даже Солнце. Особенно приятно было, искупавшись в его жгучих лучах, падать обратно в зеленую воду. Иногда Рыба играла так целыми днями.
В один прекрасный день (а других и не было на Зеленом море) Рыба, взлетев, заметила, что маленькое облачко вдруг устремилось к воде. Миг – и чье-то гибкое белое тело, наискось пронзив волну, нырнуло неподалеку. Заинтригованная Рыба тут же сложила плавники и тоже плюхнулась в воду, на ходу подруливая хвостом, чтобы не потерять из виду ныряльщика. Но тот уже всплывал. Рыба бросилась в погоню, вынырнула… и едва не столкнулась носом с красивой белоснежной Птицей.
Как же та была прекрасна! Рыба буквально онемела и, забыв про вежливость, молча любовалась небесной гостьей. Молчала и Птица. Наконец, легонько склонив головку набок, как это делают птицы, она тихо спросила:
- Кто ты, сказочное создание?
- Я – летучая рыба, - еще тише ответила Рыба.
- А я – водоплавающая птица, - улыбнулась Птица. – Мы разные, но у нас с тобой много общего, правда?
- Ну, что ты, - смутилась Рыба, - разве смогу я подняться так высоко, как ты?
- Зато я никогда не нырну так глубоко, как умеешь ты, - ответила Птица. – И еще ты… очень необычная. Я никогда не встречала никого, даже похожего на тебя. Какие у тебя радужные крылья! Можно, я поцелую тебя?
Головка Птицы склонилась еще ниже. И Рыба, высунув мордочку из воды, ответила на поцелуй неумелыми губами.

                                                    * * *

И раз, и два солнце над их головами пробегало к востоку и снова катилось на запад, а Рыба с Птицей все никак не могли расстаться. Не было такого нежного слова, которого бы они не сказали друг другу.
- Я теперь хочу всегда быть рядом с тобой, - говорила Птица.
- Но мы же встретились совершенно случайно, - стесняясь, отвечала Рыба. – Спустись ты на минуту раньше, вынырни я на секунду позже – и…
- И? – смеялась Птица. – Не было никакого «и», а было так, как было! Это судьба, глупенькая! А ты что – ты не хочешь, чтобы мы были вместе?
- Ничего на свете я так сильно не хочу, как этого, - честно отвечала Рыба.
И теперь уже сама целовала Птицу.

Так к двум разным существам пришло счастье – быть вместе.

Минул и еще один восход, и полдень, и закат, и тогда Птица, смеясь, сказала:
- Рыбка моя, у меня все перья на брюхе промокли. И я чувствую, что проголодалась. Ты не обидишься, если я взлечу и поймаю пару мух? Я быстро вернусь, честное слово!
- Конечно, лети, - сказала Рыба. – Я, по правде говоря, и сама не прочь заморить червячка. А потом мы встретимся здесь же, да?
Они поцеловались, и Птица взлетела в небо, а Рыба нырнула в свою зеленую глубину. Говоря по совести, на поверхности у нее сильно пересохли глаза, и стало першить в жабрах. Поэтому Рыба позволила себе несколько минут просто поплескаться, наслаждаясь свежестью воды.
Промыв глаза, она заприметила у самого дня маленького вкусного рачка. Но, как ни быстро она плавала, рачок оказался проворнее – успел спрятаться под камень. Рыба потрогала его носом: при желании камешек можно было раскачать и перевернуть. Она даже начала это делать, но вдруг испугалась: а что, если ее Птица уже вернулась и ищет ее?
Стрелой Рыба выскочила на поверхность и даже подпрыгнула немного в воздух, совсем забыв распустить плавники. И точно – Птица уже кружилась над водой. Смеясь, она закричала:
- Куда ты так торопилась? Ты же наверняка не успела поесть!
- А разве ты успела? – спросила Рыба.
- Неважно, - ответила Птица, садясь рядышком и целуя Рыбу. – Давай лучше поговорим…

О, им было о чем поговорить!
Все тайны подводного мира нашептывала Рыба на ушко Птице. А та, в свою очередь, пела о счастье свободного полета за облаками, откуда Зеленое море кажется не больше старой медной монетки. Новый, удивительный мир открывался каждой из них.
Частенько они играли. Игра, которую придумала Птица, называлась «кто глубже нырнет» - и Рыба, как не поддавалась, всегда выигрывала. Тогда она взяла и выдумала новую забаву, «кто выше взлетит» - и здесь чемпионом выходила Птица. Что же им оставалось? Только поцеловаться!
Целовались они чаще всего. Тот, кто пробовал, знает – обычный поцелуй честнее любой игры. За этими занятиями они и проводили счастливые дни, разлучаясь лишь ненадолго – чтобы поесть.
Правда, иногда Рыба замечала, что Птица, вместо того чтобы охотиться за мошками, просто парит над морем – вместе с остальными птицами. А поскольку они договорились не иметь друг от дружки тайн, однажды Рыба задала Птице вопрос: нет ли у нее в стае другой, близкой Птицы?
- Ну что ты, глупенькая, - засмеялась Птица, приобняв Рыбу белым крылом, - разве тогда я была бы здесь, с тобой? Никто другой мне не нужен. А вот полетать мне иногда хочется – я же все-таки Птица!
И они опять закачались на мелкой волне, тесно прижавшись телами.
Птица могла бы сказать, что иногда, поджидая Рыбу, она сама погружала головку в воду – и тогда ей чудились там, в глубине, две серебристые тени вместо одной… И даже когда Рыба охотилась в мелкой воде, и ее было хорошо видно, Птица все равно чувствовала ревность: почему та не хочет плавать здесь, на поверхности, поближе к ней?
Но Птица промолчала. Ведь она любила Рыбу за ее необычность. А разве стоит требовать от необычного существа обычных поступков?

                                                    * * *

И все же надо было что-то делать.
У Птицы со временем оперение пропиталось водой – волны мало-помалу смыли с перьев всю жировую смазку. Она чувствовала, что летает с каждым днем все хуже, и подниматься в воздух ей становится все трудней. Птице начали сниться кошмары. Во сне ей казалось, что она распухает от воды, как губка, и если сунет голову под крыло, то захлебнется. В конце концов Птица просто стала бояться засыпать, и от этого нервничала еще больше.
У Рыбы нестерпимо болели жабры. Слишком много воздуха приходилось глотать, слишком много она разговаривала и целовалась – для рыб это, вообще говоря, несвойственно. Она не жаловалась, нет. Просто иногда не могла вымолвить ни слова.
- Надо что-то делать, - сказала однажды Птица. – Ну, что ты опять молчишь? Так дальше не может продолжаться, разве не видишь? Может, расстанемся на недельку? Ты – подлечишься у себя на глубине, помолчишь, как ты любишь, а я – полетаю, просушусь… Правда, не знаю, смогу ли я столько обойтись без тебя?
- Я не выдержу без тебя и дня, - еле слышно ответила Рыба.
- Так как же нам быть? – воскликнула Птица.
- Обычно, - сказала Рыба, - в таких случаях пары идут на компромисс…
- Компромисс? А что это? И куда на него идти? – удивилась Птица.
- Я думаю о береге, - ответила Рыба. – Стоя на берегу, ты не будешь мокнуть. А я стану плавать по мелководью и слушать тебя…
Птица даже вскрикнула от восторга.
- Как замечательно ты все придумала! – говорила она, целуя Рыбу. – Ты у меня самая умная! Компромисс! Поплыли к нему немедленно!
И они вместе направились к берегу.

…Увы, от компромисса обеим стало только хуже.
Мелкий песок и мусор, поднятый прибоем, окончательно забил Рыбе жабры. Она вынуждена была уплыть на глубину и долго ныряла там, стараясь отдышаться. А когда вернулась, Птица кричала во весь голос:
- Я не могу стоять здесь неподвижно! Я пока еще птица, а не чучело! Даже качаться на волнах было лучше, но больше я не хочу этого. Я должна двигаться, я хочу летать. А здесь я схожу с ума от тоски! Я умру на этом дурацком песке! Признайся, ты ведь этого хотела?!
И тут Рыба не выдержала.
Одним ударом хвоста она выбросила себя на берег и, задыхаясь, прохрипела:
- Я только стремилась быть с тобой, Птица! Я не хочу, чтобы ты тосковала, и не желаю тебе смерти – я люблю тебя! И вот доказательство – пусть лучше умру я, а ты лети в свое небо. Можешь взять меня в лапы и унести с собой, но только если ты действительно хочешь этого. А мне уже все равно…
- Что за дурацкие жесты? – закричала Птица, сталкивая Рыбу обратно в воду. – Мне не нужна такая любовь! Мне не нужны твои жертвы!
- А что же тебе нужно? – спросила Рыба.
- Почему ты не можешь просто отпустить меня летать? Почему нельзя просто любить меня такой, какая я есть? – крикнула Птица, взмахивая крыльями.
Честно говоря, Рыба хотела задать тот же самый вопрос.
Но Птица уже улетела.

В этот вечер солнце впервые зашло, как это бывает в обычном мире.
И Зеленое море, зашипев от ожога и боли, на мгновение окрасилось кровью, а потом потускнело и стало серым.
Пришла ночь.
И все, что было в волшебной стране, тоже как-то вдруг сделалось обычным.

                                                    * * *

Теперь они часто ссорились.
- Почему бы тебе не попробовать жить со мной в воде? – бывало, спрашивала Рыба. – Есть такие животные, дельфины, они дышат воздухом, как и ты – и при этом отлично плавают. И ты плаваешь хорошо, я же видела… Почему тебе хотя бы не попытаться? Может, ты стала бы неплохим дельфином…
- Я стала бы утопленником, - сердилась Птица. – Я пыталась, и едва не захлебнулась, а теперь и пытаться не хочу. Меня тошнит от твоей воды!
И они отворачивались друг от друга. А когда темнело, отправлялись спать – теперь каждый в свое гнездо.

Иногда Рыба плакала всю ночь. Но рыбьих слез никто никогда не видел – соленая вода мгновенно смывает их. И от этого становилось еще грустнее.
- Я плакала всю ночь, - говорила Рыба Птице поутру.
- Я не верю тебе, - отвечала Птица. – Все рыбы – холоднокровные, так с чего тебе плакать? Веселилась, поди, там, у себя на дне, червячков глотала и ни о чем не думала…
Но это была только часть правды. У рыб, действительно, кровь холоднее и темперамент спокойнее. Зато взамен им дана мудрость и рассудительность. Поэтому Рыба не обижалась на Птицу: она понимала, что такое горячее существо просто не успевает обдумывать свои слова.
- А ты плакала? - спрашивала Рыба.
- Не выдумывай ерунды! – сердилась Птица. – У нас вообще глазные яблоки устроены по-другому, если хочешь знать. Птицы никогда не плачут! А если начинает одолевать дурацкая меланхолия, у меня есть испытанное средство – я летаю и пою. Учись! – и стрелой взмывала в небо.
Но Птица лгала, конечно. Она тоже плакала – но так, чтобы этого никто не видел. Потому что существует расхожее мнение: птицы не плачут. А с тех пор, как в волшебной стране стало заходить солнце, Птице вдруг сделалось небезразлично мнение окружающих – ведь ночевать ей, как не крути, приходилось со своей стаей!
Поэтому они больше не целовались. Ну, где это, в самом деле, видано, чтобы птица целовалась с рыбой?!
И играть им как-то расхотелось. Птица теперь прилетала посидеть с Рыбой только на закате, а кто же играет перед сном?
Говорить им тоже стало не о чем. Какое дело птице до того, что творится на морском дне? И сколько можно рассказывать рыбе – даже летучей! – о радости настоящего полета? Такой разговор больше был бы похож на обмен упреками, а что может быть безнадежнее и бессмысленнее, чем упрекать другое существо? Они это поняли, и тоже оставили в прошлом.
Теперь они все больше молчали и просто плыли рядышком, никуда, изредка касаясь друг друга боками. Так они надеялись сохранить то последнее, что еще связывало их. А ведь Птица по-прежнему была сильна и красива, и Рыба – необычна и мудра, но почему-то это больше ничего не значило. Оставалась лишь эта невидимая ниточка, потерять которую им было… жалко? Или – страшно? Кто знает…
А тем временем надвигалась зима. Последние несколько дней они видели неподалеку от себя лодку, в которой сидел Рыбак с удочкой. Почему-то Рыбак чаще смотрел на Рыбу с Птицей, чем на свой поплавок. Но Рыба не боялась – она была не из тех рыб, которые клюют на приманку. Не боялась и Птица: она знала, что рыбаки не обижают таких птиц, как она.
Не испугались они и в тот день, когда лодка оказалась совсем рядом.
Вдруг Рыбак высоко поднял весло, и страшный удар обрушился на голову Птицы. Рука человека выхватила ее, еще трепещущую, из воды и бросила в лодку. Еще секунда – и онемевшая от ужаса Рыба почувствовала на своем теле сеть. Мгновенный полет, удушье, приближающееся грязное дно лодки, боль… Заскрипели уключины, зашуршала под килем вода – Рыбак направлялся к берегу.
Задыхаясь, Рыба билась на дне лодки, корчилась и подпрыгивала, пока не упала на мертвое тело своей Птицы и прижалась к ней. Рыба знала, что умирает, но ей не было страшно. Ведь можно напоследок позволить себе хоть капельку эгоизма? И Рыба, обнимая порванными плавниками свою Птицу, радовалась: больше та никогда не улетит от нее … Так ли, иначе, но теперь они вместе. До конца, каким бы скорым он не был – вместе.
Заметив на клюве Птицы каплю крови, Рыба нежно поцеловала ее.
И последний вздох ее был счастливым.

                                                    * * *

Жена Рыбака мыла посуду.
Войдя в кухню, Рыбак угрюмо проворчал:
- Сегодня был плохой день. Вот, только это… - и, бросив добычу в раковину, добавил: - Рыбу отдашь кошке, а птицу – собаке.
Жена Рыбака обернулась. В глазах ее блестели слезы.
- Зачем ты убил эти прекрасные создания? – тихо спросила она. – Разве у нас недостаточно еды для кошки с собакой?
И тогда Рыбак, бранясь и морщась, пересказал жене историю Рыбы и Птицы.
Женщина заплакала.
- Но разве не могли бы они… - начала она.
- Не могли бы! – зло перебил жену Рыбак. – Эти глупые твари не хотели понять главного – у них разные среды обитания. Они не могли жить вместе, а вдобавок устроили так, что не смогли жить и порознь. И только напрасно  мучили друг друга. А я… что ж, я просто избавил их от мучений, – и добавил, не глядя на жену: - Если ты так глупа, можешь просто закопать их в саду, вместе. Может, так они обретут свое счастье?
- Но… - сказала женщина и замолчала. Она многое могла бы сказать, но не хотела лишний раз прослыть глупой. Поэтому она просто взяла убитых в руки, как берут детей. Она почувствовала, что в перьях Птицы еще сохранилась частичка живого тепла. Рыба была так же холодна, как и при жизни. Ее зеленые глаза посерели, серыми стали и радужные плавники. Только маленький рот как будто улыбался…
- Я устал и промерз, - хмуро сказал Рыбак. - Мне нужно поспать.
И с этими словами он ушел в свою комнатку.
Но если бы кто-то мог незаметно заглянуть туда, он бы увидел, что Рыбак и не думал ложиться в кровать. Вместо этого он достал из сундука старинную книгу, заложенную – вот странно! – сухим рыбьим плавничком. Рыбак открыл отмеченную страницу, и показалась картинка.
Девочка-русалка была изображена там – юная, наивная, озорная. Долго-долго Рыбак смотрел на картинку, и две слезы о чем-то несбывшемся скатились из его серых глаз. А глаза девочки были – зеленые, смеющиеся. Так некогда смеялось под незаходящим солнцем Зеленое море, которое не смогли сохранить ни Рыба с Птицей, ни Рыбак со своею женой.
И теперь вы знаете, почему нет смысла искать это море на карте.

                                                    * * *

А может, и к лучшему?
Плохо, когда мечта становится судьбой.
Такая мечта не более способна к полету, чем чучело птицы, и смысла в ней не больше, чем в рыбьем засохшем плавнике. Жаль, что это знают наверняка только очень старые люди – те, которые сами разучились мечтать.
И, конечно, не для них я записал эту правдивую историю.
Я надеялся: может, те, кто еще только начал парить над Зеленым морем, плавать в его прозрачной воде, прочтут эти строки и остерегутся – любить существо из другой среды обитания? Но – вряд ли…
Это море каждый должен пересечь сам.
И какого цвета оно будет, зеленым ли, серым – каждый тоже решает сам.
И нет ему советчиков.