Фото: Доктор и его пациент, 1941 год, Берлин.

Снимок вверху — работа Вальтера Френца (1907–2004), оператора Лени Рифеншталь и талантливого фотографа, оставившего нам визуальную историю Третьего рейха. Про пациента у каждого из нас есть что сказать, поэтому здесь можно и промолчать, для экономии. Я вам лучше про доктора расскажу — он как раз по центру снимка, вот этот лысый-толстый, в очках. Его звали Теодор Морель, он был личным доктором и доверенным лицом Гитлера и волею судеб оказался одной из ключевых фигур Второй мировой войны.

Отступление. Кто сыграет какую историческую роль, зависит и от личности, и от обстоятельств. Есть глубокая и тяжелая мемуарная книга сына сталинского палача, следователя Родоса (один эпизод для примера — это Родос Мейерхольда пытал). Отца он не оправдывает, но очень ясно показывает рельсы, то, что в другой стране, в более здоровой социальной атмосфере такая карьера была бы невозможна. Ведь когда доверенное лицо правителя вдруг оказывается исторической фигурой несопоставимого с личностью масштаба? Когда правитель — неограниченный диктатор. В нынешнем фарсе, повторяющем прошлую трагедию, виолончелист разруливает баснословные финансовые потоки, с понятным успехом, а повар заведует интернет-пропагандой на заграницу, с тем же успехом. В другой обстановке, скажем, Тимоти Лири, пионер ЛСД и прочих психоделиков, оказал влияние на нишевые группы, получил известность, но не повернул курс истории, потому что в то время в том месте некому ему было стать доверенным лицом. С Теодором Морелем, пионером массового применения психотропов, получилось иначе.
Все, что случилось, в данном случае было предрешено историей. Германия была самой передовой страной в области химии и химической промышленности с 19 до середины 20 века, так что неудивительно, что именно там совершился целый ряд поучительных открытий. Пока Гете сочинял “Фауста”, где-то неподалеку Сертюрнер выделял морфин; не успел еще век кончиться, а Хоффман уже его проацетилировал, дав прогрессивному человечеству героин. Бизнесмены тут же не растерялись, и вскорости Байер уже с успехом рекламировал его как средство от кашля (да-да), головной боли и — особенно — для младенцев, чтоб крепче спали. Один раз напомню, а потом примем это по умолчанию. Это все не были Карабасы-Барабасы, нынешние представления о тестировании лекарств и побочных эффектах были выработаны много позже, и на печальном опыте тех лет. Германия контролировала 80% рынка кокаина в начале века — в Петроград, где нюхали “все”, это топливо революции доходило из Германии. Так что не только в финансировании большевиков был немецкий вклад.

Нацисты, придя к власти, немедленно стали исполнять свои предвыборные обещания путем обвинения во всем евреев и принятия законов Яровой… ой, пардон, нет, конечно, там были другие фамилии — в общем, об отрезании яиц наркоманам. Между тем, что такое наркотик, а что витамин, и чем наркотик отличается от психотропа, тогда не вполне понимали, что открывало большие возможности в непонимании, когда понимать не хочется.

Hаш герой сделал себе репутацию, прописывая влиятельным клиентам витамины с тестостероном и анаболиками. Многим нравилось. Он стал модным доктором и партии членом, в качестве которого получил однажды секретное партийное задание — вылечить личного фотографа Гитлера от триппера. В результате, Морель и Гитлер оказались в 1936 году вместе за ужином, и Гитлер пожаловался ему на постоянные боли в животе. Добрый доктор и ему помог, не вдаваясь в детали, и Гитлеру понравился такой доктор, который особо не пристает с расспросами и осмотрами, а только делает небольные уколы, которые помогают. Вот он — настоящий доктор, который нужен настоящемы лидеру. С 1937 года и до конца они были неразлучны, и Гитлер стал ему полностью доверять — он не обманывал с обещаниями. Не, ну еще бы несколько уколов в день смеси глюкозы, кокаина и морфина не помогали от болей. Вообще, самочувствие от этого улучшается, как мы знаем.


Фото: Тео и Ханни Морель с фюрером в Бергхофе.

Все было бы ничего, разве что Гитлер становился все в большей степени придурком, но тут как раз химическая наука Германии одолела новый рубеж — успех американского бензедрина на Олимпиаде 1936 года указал направление, и уже через год Фриц Хаушилд заделал синтетический метамфетамин. Вот оно откуда все пришло. Учитывая многие нужные народу и партии свойства мета, нацисты не стали включать его в списки контролируемых препаратов. Напротив, использование Первитина (фирменное название) рассматривалось как абсолютно нормальное дело, и очень скоро стало ясно, что это же — ба! — секретное оружие, он повышает боеспособность армии. А то, что люди от него дуреют и стреляют неточно, так много ли надо солдату мозгов и не важнее ли храбрость, чем точность? (Руководитель медслужбы Люфтваффе усомнился — так его тут же уволили стараниями доктора Мореля, который легко убедил своего пациента, что все путем.) Вот так и сложилась в Германии к началу всех войн замечательная комбинация — обдолбанное руководство и народ на мете. Морально-политическое и химическое единство.



Поначалу дело шло замечательно, поскольку для блицкрига главное наглость и — тавтологически — именно быстрота; три дня не спать, это сильно помогает. Польшу на первитине захватили, и в Западной Европе оно же помогло. (Когда мы говорим об исторической роли Мореля — она не только в том, что Гитлер ходил обдолбанный, а и в том, что он, пользуясь полным доверием, убедил начальника в пользе стимуляторов — а это реально сказалось в начальном периоде войны.) Знаете, конкретно сколько они мета жрали? Фабрика Теммлера выпускала 833000 таблеток в день; начальный заказ Вермахта был на 35 миллионов таблеток. Это было топливо Второй мировой войны. Не сильно помогло, однако, на Восточном фронте. Там только одна из трех армейских группировок употребила 30 миллионов таблеток первитина за первые месяцы наступления. Но ты не можешь успешно функционировать на мете годами. Провал блицкрига обесценил всю эту химическую стратегию.

Между тем, как при этом чувствовало себя руководство при бдительной поддержке доктора Мореля? О, чудесно. Потому что из восьмидесяти девяти химикатов, которые ему вкалывал Морель, семнадцать бы психотропы (ну, и половые гормоны тоже не вредили самочувствию). После Курской битвы, впрочем, и этого уже было мало для хорошего самочувствия, пришлось добавить опиум. Это, в свою очередь, добавило оптимизма и свежих идей (о которых потом с ужасом вспоминали уцелевшие соратники). К концу 1944 года, однако, последствия замечательного лечения стали проявляться чисто физически, а в 1945 к ним добавилась ломка, поскольку опиум стал недоступен по очевидным причинам. По тем же причинам, к этому времени состояние здоровья великого вождя уже представляло гораздо меньший интерес.





Кстати, когда все кончилось, Теодор Морель заявил, что все вышеописанное он совершал как борец с нацизмом. Вложил свой вклад в победу союзников, да. И что вы думаете? Он не пострадал даже материально.

Источники
Источников полно, разной степени подробности. Я, в основном, базируюсь на книге Нормана Олера, поскольку за его оригинальным историческим исследованием приглядывал главный немецкий историк Третьего pейха, Ганс Моммзен; он это развитие нашего понимания событий полностью одобрил.

Norman Ohler, Shaun Whiteside (Translator); Blitzed: Drugs in the Third Reich, Allen Lane, London et al., 2016