Навеяна прачтением креосов некоторых падонкав, написавших пра сваих братьев.
(«многобуквие иногда-есть ни что иное,как способ донести полноту мысли» отморозок)

Мне с братом ахуена павезло. Он на 9 лет меня старше, равно как и ево печень старше моей ровно на столько же, а это дохуя ибо посажена впизду. Изза этой ебучей разницы в возрасте мы с ним ахуена долго не апщались па душам, не пили вместе пива, не ибали баб и ты ды. Ну а как толька я невзъебенна павзраслел, он женился и уебал к теще на север за ахуена длинным ( в несколька сотен киламетрав ат меня) рублем. Только там он наконец асазнал, што самый невзъебеный камрад  для нево усегда был и, надеюсь, астаюсь йа, равно как и он для меня всегда им будед. Но до этава все было не так заибись..
Наиболее яркие маменты моево относительна благополучного, но б\п щасливово  децтва связаны именно с Максом. Патаму что ему нихуя не интересна со мной сопляком была вадится и он пастаяна уебывал куда-нить, лишь бы миня жизни не учить и в те, пездец какие редкие маменты нашева апщения, после каторых йа, как щас щетиной, абрастал шрамами и сотрясениями, въебались мне в башку навсегда. Помню, как летом (а лето у нас в Мурманске епать какое заебатое, пахую что в кофте, зато снега нету), мы с братомпошли кататься на велике ва двор, точнее катался йа ибо учился ездить, а он типа наставник  ниибический. Ну я хули, от природы способный и одаренный до ахуения, быстра асвоив эту незамысловатую науку с падонкаффским нвзванием- ЕЗДА на велик, паехал вокруг нашево дома весь щасливый патамушта децтво, лето, велик и хули еще нада. Макс тем временем нашол банку изпод пиваса (а банки в начале лихих девяностых не те были, што щас. Раньше они были из дюральки, крепкие сука и тяжелее сейчашних жестяных), ну и короче поставил он эту банку на середину дороги с целью уебать ее навстречу маему щасливому децтву. Я туту как раз выезжаю прямо к нему, вижу банку, прасекаю ево блядский план и до ахуения начинаю дрочить педали чтобы апередить мудака и раздавить банку своим красным великом «кама», дабы он не успел по ней уебать. Дебил хуле. Он то успел по ней хуйнйть, причем со всей своей дури, коей у нево дохуища, и ебанная банка, описав нихуевую дугу с такой силой въебошилась мне прямо в мой, стремительно мчащийся навстречу, правый мозг, что я до сих пор ненавижу велики, не пью пиво в банках, и свой шрам изза которого блядская залысина получилась. Но это хуйня по большому щету, пиво есть и в бутылках, волосы можна и отрастить и нихуя видно не будет, только вот на велик хуй меня посадишь, зато тогда мне было так ахуена смешно от таково четкого попадания, что я даже не ревел по моему, сидел на тротуаре, истекал кровью и ржал.
После лета в Мурманске наступала не осень, а сразу хуячила зима со своей палярной ночью, когда светает в полдень, а темнеет часа в 2-3 дня, паэтому я с соплей привык гулять па начам. Зима ебать какая долгая и холодная, с брателой мы пересекались редко, ибо он на первую сваю зарплату сварщега купил себе черную таку, китайскую приставку с пиздатым черным же джойстиком, типа страпона на присосках, и драчил он этот джойстик все время, даже телик не смотрел. Патом он ее или сломал или заибал, хуй иво знает чо, короче скучна ему стало, а тут я как раз на улицу одеваюсь на санках кататься, ну он до меня и даебался, типа вместе пайдем, а я весь бесспесды щасливый (швы то хули с башки сняли уже, да и не на велике кататся же идем), пайдем гаварю, канешна. Нада сказать, что Мурманск, родной мой город, строился на сопках и болотах, патамушта кроме них нихуя там больше нету. Сопки- это такие скалы, высокие и не очень, изза ветров нихуя не острые уже, а наоборот круглые такие и пиздатые. Короче горок для катания на лыжах, санках и прочих зимнее- весенних ништяках больше чем волос на жопе. Дело было ранней весной, днем снег подтаял, а вечером ево апять прехватило марозом и голимый лед получился.
Мы значет на улицу выходим, пиздуем к такой ледяной горке, Макс, шоб веселее было идти пару раз меня уебал ледышкой, ну да похуй сам виноват, что не увернулся. И опять: децтво, весна (зима), санки и хуле еще нада. Подошли к горке (санки кстате абычные падонкавские, саветскава образца, алюминиевые, с зелено- красными деревянными рейками) и думаем, как же бля значет ехать, шоб вдвоем уместится и не пизданутся. Макс говорит, давай мол ты мелкий (тогда был мелким еще, патом малым стал, для меня это важно) ляжешь вдоль санок на пузо, а я на тебя сяду, штоб если че тормозить удобно было. Ну я хуле, давай говорю, у нево ж ботинки а у меня валенки, ложусь на санки, причем лег, выставив ебальник вперед, ну а братан значет сел на меня в районе 14 позвонка, оттолкнулся, мы так и паехали. Алюминиевые полозья и лед- это самый дешевый бобслей, скорость та же, но вот ни руля ни тормозов, за исключением моево брата, нету нихуя. Сыкотно стало сразу же, ибо скорость реально ахуенная, а когда я понял, что затормозить хуй палучится, потому что ботинки у Макса тупо по льду скользят, стало еще и сракотно. А у меня еще и ебало впереди санок, ощущение как будто супермен, лечу бля над землей, тока че то низко больно, как будта пагода нелетная. Как мы налетели на кочку я не помню, помню тока, что подкинуло нас нихуево, я вперед вылетел, а Макс ебнулся мне на спину, придавив меня к санкам в то время как я стал старательно помогать ему тармазить, но уже своим ебальником, который очень больно страдал от такого холодново трения, ибо не приучен был. Особено страдал нос, как самая выдающаяся часть лица, он сильнее всево расхуячился ап лед, и кровя из нево оставляла нихуевый, ровный такой непрерывный следвплоть до нашей, полной остановки. На этот раз я, хоть и сидел опять с расхуяченым ибалом, но уже нихуя не смеялся, патаму что было больно и обидно, обидно, што опять мне аднаму больна. Тут же пошли домой, макс даже санки потащил, вид у меня был такой страшный, что наша матушка, как дверь открыла стала так заразительно смиятся, что я стал реветь еще громче, ибо обидно стало ебать как сильно. Смеялась она потому, что мы гуляли ровно семь минут.
Прошло несколько лет пиздатово децтва в пиздатом городе, кои я описывать не вижу смысла. У каждово падонкапри любом раскладе всехда в пацанчистве были заебатые моменты, которые через клаву не передаш, поэтому нахуй их все описывать, пусть в башке остаются. Все было ахуительноровно до тово момента, как я узнал что мы переезжаем в несамый для меня пиздатый город на урале, из самово, для меня опять же, пиздатово города на севере. В последние недели я отчаянно старался склонить своих 12-летних одноклассниц хотя бы к оральному сексу, брателло тем временем тоже не хотел упускать возможности пофтыкать напоследок. За сими важными делами и пролетело оставшееся время и мы благополучно переехали. Навсегда.