Что есть потустороннее, господа падонки? поправляя выпадающий монокль и сморкаясь в ненавязчиво кружевной платочег, вопрошаю вас осипшим от бухла голосом. Ёпта, потусторонее - это вам не кусок копченой колбасы, застрявший в заднем проходе после внеочередной пьянки, не инаплатене, мерцающие зырками в полумраке на балконе шестого этажа, и не сивая Золушка, раскидавшая небритые чресла на вашей кровате, забыв, что в жабу она должна превратиться после полуночи, а не до.
Поверьте, други, потустороннее - оно ж суко на каждом шагу ебет и плачет бля, Я вот мучаюсь, ощущая евойный духан, приводящий к моему ночному энурезу, но об этом бля после.

Предыстория нах...
Живу я в двестивтарой квартире обычной девятиэтажки в спальном районе Москвы. Живу цивильно бля - муж, борщ, пылесос, никаво не трогаю нах, закон не нарушаю, ну ежель тока хуй у мусоропровода с недоеба нарисую, но и то, не хулиганства ради, а токма украшения для.

В двеститретей квартире друган мой живет, Колька, падонак шапиздец - сука тараканов надрессировал, шоб ко мне бежали в случае химической атаки, но щас не об этом. Дык вот, искомый Колька состоит со мной в отношениях интимно-трогательных, любит аж рыдает и ебет по четвергам.

В двестичетвертой квартире жил Дядямиша. Дядьмиша - эт вам не просто сосед бля, это вуайеризм сука и эксгибиционизм в одном флаконе. Когда я была маленькой, он караулил меня, притаившись у подъезда, чтоб показать мне Хуй. Мой пионерский галстук краснел и рделся бля от такого недоразумения, но что именно хотел сказать этот уебан демонстративной выставкой своего невзрачного аппендикса, я так и не понямши. Однакыж не в этом суть.
Дядьмиша спился на старости лет и спился капитально, наверна с горя, шо не осилил произвести впечатления ни на одну пионерку. Бухал он не в одиночестве, а в компании ему подобных задрипанных барбосов, кои ежедневно бучили трехэтажным матом на нашей лестничной площадке, дрались и ссали, приоткрыв ящик мусоропровода.
Цивильные соседи Дядьмишу не любили, никогда с ним не здоровались, и более того, шарахались как от сибирской язвы, бо на то были глобальные причины - Дядьмиша пах очень плохо, бо мылся наверна тока раз в году на святую Пасху, да и то, порой забывал о празднике. При этом Дядьмиша без обоссаных портков - это было нонсенс, волки сдохли бы во всех лесах резво и скопом, еслиб он появился в опществе без мокрого пятна на мудях. Бухал он опять же некую аптечную гадость с умопомрачительным слащавым запахом, и перегар евойный был достоин рекламных акций а-ля "Рейттт! пендосским человекам-паукам спасу неттт!!!".

Слухайте далее внемательна бля, действующие лица уже указаны автыром...

Ночь, улица, фанарь, аптека... блянах, я не оп том... Вопщем ночь, время часа три, я дрочувамши уже битых полчаса на клипец "три хуя в одной искомой жопе", как раздается настойчивый такой звонок в дверь. Ну нихуяссе бля, кому не спится в ночь глухую???
Подкрамшись к двери и не уведемши в глазке знакомых рыл, я кокетливо спрашиваю "хто там?".
Мне в ответ - "милитсия!".
Я грю - "хуяссе, я не открою, бо боюся! я девушко нежное, а время нонче стремное, маньяки шастают, да и храбители всякие! так вот распахну врата, а вы ворвётеся, пожитки мои до ламбарду запакуете, а мне пизды дадите и изнасилуете!".
Они молчат в ответ и отошли от двери вроде. А мне уж не по себе, думаю вдруг стражи порядка обиделись нах на последнее слово и передумали. Но тока я от дверей отвернулась, как тут же и звонок опять, блянах, проходной двор, а не квартира. Зырю в глазок и вижу радостный ебальник соседа Кольки, кричит - открывай, дело на мульен долларов!
Ну открымши я, выхожу из родимой халупы в пеньюаре бля и папильотках, а там толпа народу у мавойных дверей, больше чем на церемонии вручения Золотой Пизды памелле андерсон. Спрашиваю - чо надо бля?
А они мне с прискорбными ебалами сообщают, мол надобно опознать вашего соседа Дядьмишу, коего замочили несколько дней назад, путем убиения его костылем по черепушке.
Колька стоит в сторонке и сука ржот.
Я представимши тухлый трупешник убиенного, сидящий облокотимшись о стенку и роняющий опарышей на сцаные мудя, чувствую, что мое выпитое пиво передумало ютиться в желудке и требует выхода путем фонтанной рвоты. Двигаю в сторону своих дверей, бормоча находу "идите в жопу, я не осилю", но цепкая рука Кольки не дает мне перешагнуть родимый порог.
Пошли, грит, на секунду зайдем и выйдем, гавно же вапрос, всего-то зазырить его надо, да и интересна бля!
я грю, уебись нах, там вонища - абалдеть, да и стремно убиенцев в три часа ночи наблюдать, вдруг еще васкреснет, ну ево ф пизду, упасибоже нах.
а Колька знай свое твердит, уговаривать умеет сука.
Ну ладна, соглашаюся, но говорю - полотенце надо взять, чтоб замотать ебальник мой нежный во избежание интоксикации.
Взямши я полотенце, обмотамши его вокруг морды лица и храбро двинумши в двестичетвертую квартиру, я ж бля та самая баба, что коня на скаку отъебашит и в доме горящем насрет.

Заходим мы в Дядьмишину берлогу... полумрак сука... вздутый скрипящий паркет и колышущиеся шторки неопределенного цвета... труп Дядьмиши валяецо на полу, раскидамши костлявые конечности... цветастые заскорузлые трусы - единственная одежда на его деревянном организме...
Скупая слеза скатилась по моему перевязанному полотенцем ебальнику, трусы скрывали хуй, коий никогда больше не будет пугать пионерок. Подавив в себе причитания "да пошто ж ты нас, рОдный, покинул, да ебать тебя сука в качель", я уставилась на еблет Дядьмиши, покрытый бурыми пятнами крови и несбывшихся надежд. Одинокая тараканша с раздутым яйцом в сраке неторопливо пробегала от его правого выпученного глаза до ноздри.
Колька тупо, истерично и визгливо заржал, я тоже вздрогнула от подрывающего хохота и ржала до тех пор, пока меня оттуда не вывели под руки.

Проходит месяц, впитайте, бразы... Подъезд вздохнул спокойно, нихто больше не облагораживает наш лифт токсичными лужами, пьяные барбосы перестали пить мутную аптечную гадость на лестнице, и даже соседка с пятого этажа Тётьсвета  благосклонно вздыхает на нарисованный мною около мусоропровода хуй, хотя раньше говнилась шопиздец.
НО...

Возращамшись я как вечерком с поблядушек, платицо белое, ножки в шпильках, вызываю лифт, а он чета мертвый висит хде-та между этажами. Ну я по лесенке пешкарём поцокала, смотрю - все окна на всех этажах распахнуты, лампочки повыбиты, готика суко, абасраца и не жить. Поднимаюсь на свой этаж, прелыми мудями ваняет как в старые добрые времена и вроде бы даже матершина глючится знакомым голосом из зависшего лифта. Дома спать легла, а во сне Дядьмиша... истощамший... изнеможденный как бля бурлак на волге... грустно смотрит на меня выпученным глазом, грустно сдувает с ебла тараканшу и грустно показывает мне свой грустный хуй...
Вот вам и потустороннее, а вы говорили - не верим.