Борис Ефимович Коложралов состоит в Губернаторах второй срок. Недавно ему недавно стукнуло пятьдесят пять, но выглядит Ефимович очень даже ничего. Несмотря на некоторую пузатость, на здоровье не жалуется. К тому же, есть у Бориса Ефимовича кое-какие секреты молодости. Сегодня у него выходной день, воскресенье. Коложралов любит проводить выходные здесь, на даче в лесу: четыре гектара леса вокруг скромного трёхэтажного особняка в голландском фахверковом стиле, аккуратные асфальтированные дорожки, река опять же внизу под горой. Красота! Живи и радуйся. Кроме губернатора на даче проживают его мамаша, Настасья Григорьевна, старушка семидесяти восьми лет, а также рябая кухарка Лариса, которая занимает небольшой домик для прислуги. Жена, впрочем, как и дети, давно живёт отдельно. Она вся такая активная общественница, прямо-таки мать Тереза. Просто не дай бог. Впрочем, Коложралов совершенно не скучает по семье - дела не дают. Вот и сейчас он ждет областного премьера с докладом.
Часы на стене кабинета пробили без четверти два. Зазвенел телефон, и дежурный на воротах сообщил, что приехал Желваков.
- Здравствуйте, Борис Ефимович!
- Здорово, Максим Федотыч! Как жив, здоров?
- Спасибо, вот, приехал отчитаться, как Вы поручили.
- Да ты погодь, первым делом изволь отобедать со мной.
- Увольте, Борис Ефимович, сытый я, только что из дому, жена в дорогу накормила.
- Что значит – сытый? Постой, ты что же, не знал, куда едешь? От меня, брат, так просто не отделаешься! Давай-ка, садись без разговоров!
Коложралов позвонил в колокольчик, и в кабинет вошла Настасья Григорьевна, сухая сморщенная старушонка с острым мышиным рыльцем.
- Мамаша, а не пора ли на стол накрывать?
- А то, как же, всё уже стынет, вас ждёт, проходите!
Они спустились в столовую: на шикарном, покрытом слоновой костью столе, был накрыт губернаторский обед. Стол ломился от всяческой снеди. Ну, просто книга о вкусной и здоровой пище!
- Давай, брат, садись, не стесняйся. Бери, что глазу приглянётся, всего отведай, да не робей!
Деваться некуда. Желваков положил в тарелку ложку салата, и стал гонять его по тарелке.
- Да ты что, - возмутился Коложралов, - мышь гадит больше, чем ты салату поклал! А ну ложь давай, как следует! – не взирая на протесты гостя, Коложралов схватил салатницу и принялся валить салат в тарелку, – вот так надо класть, вот как правильно, а не так, как ты тут выдумал! – на тарелке образовалась большая бесформенная куча.
Вслед за салатом последовали щи суточные с грибами. За щами на столе появилось мясо барашка, запечённое со специями. Поверх барашка подали жареную свиную корейку. Завершился обед чаем и пирожками с черникой. И так как всё это изобилие Желвакову приходилось прокладывать водкой, то к концу обеда Максим Федотович был изрядно пьян.
- Ик! – от обжорства у Желвакова разразилась икота.
- Ну, это мы сейчас поправим! На-ко, хлебни пивка, - Коложралов по-компанейски потрепал гостя за загривок.
Тот попытался уклониться от предложения, но губернатор не унимался, - пей, пей, полегчает!
- Ик! – Желваков глотнул и поперхнулся; пиво пошло обратно, залив ковёр.
- Из… Ик! Извините, Борис… Ик! Борис Ефимович!
- Ну, полно тебе, глотни-ка лучше ещё.
Желваков сделал несколько глотков. Икота не отступила, а, кроме того, в голове послышался глухой гул: ёрш вышел забористый.
- Ну вот, а теперь давай, к делу.
- Я вот тут цифры подобрал. Я. Вот. Ик!
- Да ты успокойся, продышись.
- Вот если посмотреть на три главных показателя, то по сравнению с первым кварталом мы имеем… Ик! …прирост на нуль целых две десятых процента. Вот. И потом. А если же сравнивать с аналогичным периодом… Ик! …прошлого году, то нет росту-то. Вот. Так. Падение, Ик! Борис Ефимович.
- Стало быть, падение, говоришь?
- Оно Ик! Борис Ефимович.
- Та-ак! Нуль целых, хер десятых! И кто виноват? Кто мне скажет, кто виноват? Ты мне скажешь?!
- Борис Ефимович, Борис Ефимович, тут вот ведь дело-то какое, тут ведь целое стечение… Ик! …обстоятельств, понимаете?
- Каких, бля, ещё обстоятельств? Что это за обстоятельства, ебанарод?
- Борис Ефимович, так ведь предвыборная! Сколько оргресурсов отвлекли, ведь сказалось же! – под напором разъярённого Коложралова, икота быстро пошла на убыль.
- Оргресурсы отвлекли! А вы заранее не могли спланировать? Оно что, заранее не было известно, что отвлечём?
- Борис Ефимович, Борис…
- Да что ты заладил, Борис Ефимович, да Борис Ефимович! Ты мне лучше вот что скажи. Ты мне лучше скажи, дорогой товарищ, как поднимать будем! Каким домкратом? А? Что? Не знаешь? Что, язык в жопе?
- Борис Ефимович, я тут думал… мы тут с товарищами посовещались… мы думаем, что сможем…
Часы на стене пробили четыре часа пополудни. Коложралов нетерпеливо заёрзал, и что-то забормотал.
- Ну, всё брат, давай, пора мне.
- Борис Ефимович, мы постараемся…
- Давай-давай, нет у меня больше времени. Ей богу. Потом, после обсудим.
- Борис Ефимович, да я, да мы, да мы в доску, бля, расшибёмся, - на глазах Желвакова навернулись честные собачьи слёзы.
- Да уж будь любезен, - Коложралов натужно улыбнулся, - давай, Максим Федотыч, прощевай, до завтрего!
Виновато кланяясь и шаркая, Желваков попятился и скрылся в прихожей.
- Уф-ф! - губернатор поднялся в кабинет, набрал на телефоне двухзначный внутренний номер, - Алло, маменька? Да, да, ушёл, да. Хорошо. Хорошо, я буду у себя.
* * *
Настасья Григорьевна занавесила окна на втором этаже. Затем спустилась в кухню, достала из шкафчика свечу, зажгла её и пошла наверх. Старуха медленно поднималась по лестнице, тихо напевая какую-то протяжную, нежную песню.
- Спи моя радость, усни…, - она поднялась на второй этаж, прошла через гостиную, вошла в маленький коридор, - Рыбки уснули в пруду…, - на секунду остановилась перед дверью, - Глазки скорее сомкни…
Отворив дверь, она оказалась в маленькой уютной комнатке, похожей на детскую. На полу были разбросаны игрушки, мишки и хлопушки. В углу стоял старенький детский манеж. На ковре посреди комнаты сидел Борис Ефимович Коложралов. На нём были огромные розовые фланелевые ползунки в мелкий цветочек. Коложралов невнятно гулил и сосал пустышку. Настасья Григорьевна подошла, потрогала ползунки.
- Ну вот, опять промочился, - сказала она с укоризной и улыбнулась, - давай-ка, поменяем.
- Я-я-я-я, - весело залюлякал губернатор.
- Глазки скорее сомкни, спи, моя радость, усни. – Старуха подошла к Борису Ефимовичу, с трудом перевернула его на бок.
- Я-я-я-я, - Коложралов пустил слюни и запротестовал, размахивая руками.
Настасья Григорьевна засуетилась, заспешила снимать лямочки ползунков, стягивать штанишки. От раздражения губернатор пошёл пунцовыми пятнами и громко заревел. Минут десять по дому разносились странные звуки, сильно пугавшие кухарку Ларису в те дни, когда она задерживалась в хозяйском доме дольше обычного. Потом наступила тишина. Взяв грудь, Борис Ефимович сытно срыгнул и уснул, убаюканный колыбельной песенкой.