П  а р а д о к с

Я долго сидел в этом зале,
В этом душном актовом зале.
Я сидел с краю в конференц-холле,
Я ЧУЯЛ ВОНЬ ИЗ ОРКЕСТРОВОЙ ЯМЫ,
Я ДОЛГО СЛУШАЛ ВСЕ ВАШИ РЕЧЁНКИ,
Я задыхался от ваших почестей,
Я задыхался от ваших глупостей,
От непомерных иллюзий,
И от смрада болтологий.
Но затем я поднялся тихонько,
Не дождавшись антракта глупого,
Не дождавшись новых авторитетных глупостей.
Я тихо встал, чтоб не видели,
Я не хлопал дверью, чтобы слышали.

И я нашел себе тихий, маленький,
          Неприметный темный уголок.
И я в него целиком весь забился, бля,
Уместив всю свою гордость в нем.
И теперь я отсюда смотрю на вас;
Плююсь на спешащих за автографами,
Сморкаюсь под ноги, ведущих своих детишичек
На торжественное открытие золотого теленочка,
На сноску старого вождя белокаменного.
И я громко пукаю на торжественно обвешанных
Елочными  игрушками и огнями бенгальскими
И венцами себялюбия,
                    Что на сальной шевелюре их.
И я бросаюсь в них семечками
                            И огрызками остроты.
Сарказменно швыряюсь шкурками
            От прогнивших плодов минувшего.
И я громко хихикаю, изливая на них всю желчь свою.
Изливаю за ненадобностью,
Ибо нечего больше кушать мне
Ведь я лучше задохнусь, бля, в хлам ваще,
Чем отведаю всех ваших кушаний
Что для массового, блядь, потребления.
Я буду лучше лапу сосать,
Я буду лучше жрать песок непитательный  
Это гораздо приятнее мне,
Чем сочные фрукты мировой поп культуры, бля.

Но пройдет поколение,
Затем незаметно минует еще одно.
А я тихо сгнию в углу,
                      Молча, отвернувшись к стеночке.
Затем случайный безликий прохожий
Не замедлит ругнуться в кулак, чтоб не слышали,
Споткнувшись о безымянное тело мое,
Что изъедено крысами и муравьями прогорклыми.
Затем вглядевшись остро в лицо мое,
      Искаженное лирикой,
      Искаженное паникой
                 И надеждой в светлое будущее,
Он узнает во мне ЕГО,
Он узнает во мне Христа,
А, быть может, скромного вождя,
Или ставленника Ильича.
И тело мое отнесет в мавзолей,
Нежно укутав в плед шелкопрядный.  
И мне поставит светлый памятник.
А мой тихий, засранный угол
Отдраят, отчистють и вымоют.
И оградой обнесут металлической,
И караул поставят сменяемый.
А вокруг него, ранее пустынного
Будут толпы греметь и далекоидущие гимны петь.
Когда мимо пионэры пройдут  
Они мне отдадут салют.
Когда мимо пароходы проплывут  
Они мне тоже отдадут салют.
Когда мимо проедут трактора  
Они мне кинут громогласное  Ура!
И венки поднесут полумертвые бабушки,
И честь отдаст постовой на перекресточке.
И напечатают обо мне во всех учебниках,
И проходить меня будут дети по обязательной программе.
И изложение будут писать только на пятерочки!

А потом мне снимут актовый зал
С не выветрившимся смрадом минувших болтологий.
И к нему добавится новый смрад
И невозможно будет дышать совсем.
И те, кто привыкнул к нему
Уже не смогут быть на свежем воздухе
В погоне за новыми авторитетами.
И будет у меня свой конференц-холл
Со своею оркестровою ямою,
С душными речёнками,
                  С глупыми почестями
                              И непомерной иллюзией+

А затем горьким прахом моим
Скрупулезно удобрят чернозем необъятный
И даст он свои плоды весьма смелые,
Что недозревши попадают
И будут валяться одной грязи
Вместе с протухшими плодами минувшего+
Одноликие капитаны, трактористы, пионэры,
С упоением будут кушать их,
Смаковать их, в ногу чавкая,
Пережевывая весьма тщательно,
Чтобы лучше усвоились
        Заповедные яблочки+

А потом моими гнилыми огрызками,
Добросовестно брошенными в урну, блядь,
Будут Новые швыряться сарказменно
В проходящих мимо людишичек.