Однажды Эйнштейну пришло письмо от немецкого математика Калуцы, в коем автор пространно намекал на четырёхмерность вселенной. Причём, имел он в виду пространственное измерение, а не время, как все привыкли считать. Как-то он там хитрО покурил уравнения Максвелла, попытавшись скрестить их с ОТО, и вот такой вот щележаберный дикобраз у него получился.

Эйнштейн с депешей ознакомился, поцокал языком, брезгливо посмотрел на конверт, как на мерзкое насекомое и велел жене нести обед. Так о Калуце, с его умопомрачительной идей, никто и не узнал. Вспомнили уже в восьмидесятые годы ХХ столетия, когда для Теории струн понадобились дополнительные измерения, коих теперь уже наштамповали числом одиннадцать.

А ещё такой случай был, прибегает к Великому и Ужасному Эйнштейну его бывший преподаватель, Герман Минковский, и показывает свой… конус. Выдумал он такую замечательную штучку, псевдоевклидово пространство с сигнатурой (3,1). Ну, это только звучит сложно, на самом деле, а по сути означает, что время нельзя от пространства отделять. Наверняка же вы слышали о пространственно-временном континууме? Ну, вот это он и есть!

Эйнштейн выслушал старого друга, почесал макушку, взглянул на Минковского, как на равного, и велел жене доставать из серванта бабушкин сервиз. Следовало обмыть такую замечательную мозголомную хреновину, которую вновь способны понять только двадцать человек на всей планете. Эйнштейну такое всякое нравилось, что никто понять не может. Правда квантовую механику он сам не понимал, и она ему нравилась ещё меньше чем четвёртое пространственное измерение Калуцы.

Нильс Бор, кстати, от Эйнштейнов вообще не вылезал, как Ленин из ссылки. Бывалоча, объявится пьяный, заплаканный, шевелюра взъерошена, галстук набекрень, в глазах огонь безумный. Сядет на лавку и давай про свой квантовый скачок причёсывать. Слюной брызжет, руками размахивает, лопочет сбивчиво по-датски, пот и слёзы бессилия с него градом текут. Но мужик упёртый – от своего не отступается. Доказывает чего-то там, за рукав Эйнштейна дёргает, чтобы, значит, внимание обратил.

А тот глядит в пустоту с отрешённым видом, очи долу потупив. Ну, знаете, бывает, приятель напьётся в ресторане и чудить начинает, а вам вроде как неловко, но ничего сделать не можете. Вот и тут так же. Сидит Альбертушка, трубочкой пыхает скромненько, и думает себе: «Откуда же ты, такой шлемазл, на мою голову взялся? За что мне вот это вот всё вообще?» Но потом велит жене доставать из серванта бабушкин сервиз, чтобы выпить уже с закадычным другом за принцип неопределённости Гейзенберга. Тут у Бора падет постоянная Планка и его несут в уберфолксваген, чтобы домой отвезти.

Однажды ещё такой анекдот приключился, гуляет Эйнштейн по парку в задумчивости необыкновенной. Маракует, как ему от лямбда-члена избавиться, чтобы всё мироздание обратно в точку не скукожилось. Потому что костыль это искусственный, а на нём целая Вселенная держится! Тут из кустов перед великим скрипачом выскакивает Жорж Леметр и макинтош свой молниеносно распахивает. Гений наш опешил, мягко говоря, но виду не подал.

У Жоржа под плащиком из одежды только колоратка. Альбертушка удивлённо бровь вскинул, мол, чего вам, кюре? Тут Леметра и прорвало – начал тараторить по-лягушачьи, и что вселенная не статична, и что лямбда-хуямбда не нужна вовсе, ибо всё расширяется. И это правильно, так и задумано. А Эйнштейн-де своими выкрутасами заумными пытается расширение нивелировать и насильничает над природой. То есть по сути занимается ерундой и отрицает очевидное, пытаясь среди горящего шапито выдумать одноколёсный велосипед без седла, когда нужен противогаз или огнетушитель.

Эйнштейн выслушал горемыку, покачал кудрявой своей головой, взглянул на оппонента как на юродивого, и пошёл своей дорогой. Отдалившись на безопасное расстояние, обернулся и выкрикнул по-французски: «Tu as compris ma théorie comme un cochon sur les oranges. Carte et voler!»**
Леметр обиду проглотил и затаился в ожидании реванша.
Затем появился Эдвин Хаббл – человек и телескоп. Он умел себя подать и продать, имел живой ум, богатое воображение и острый глаз. Несколько месяцев покурив трубку в самой крутой на тот момент обсерватории, он всем чётко распедалил, что далёкие звёзды, похожие на облачка, это иные галактики и на Млечном Пути свет клином не сошёлся. Это был фантастический научный прорыв и подрыв большинства догм. Спустя пару лет, контрольным выстрелом Хаббл доказал, что Вселенная таки расширяется, поставив жирную точку в данном вопросе.

Эйнштейн недоумённо посмотрел на это оголтелое блядство и с лёгкой душой вымарал лямбда-член из своих формул.
______________

** Ты разобрался в моей теории как свинья в апельсинах. Иди, воруй! (фр.)