Минздрав предупреждает:
автор - ёбнутый!

Ебал камзол и вошь,
Сей стих не для святош...

Предисловие

Вот решил писать эту историю.

1

Будучи уверен, что она будет небесполезной для будущих поколений, я вооружился пером, а также салом, редькой, да и водочкой тоже - старый я, можно и бухнуть. Что ж, а вы, не отвлекаясь ни на секунду, внимайте да слушайте историю меня - человека, прожившего счастливую жизнь и довольного своею годами воспитанной невозмутимостью, которой так поражаются мои сверстники и прочие знакомые.

Я человек мудрый, да и не без достоинства воинствующего, а потому судьба выстелила мне дорогу извилистую, колючую, крутую - в общем, полную препятствий. Многое я претерпевал, бывало даже, что и не мог стерпеть, да, вылезая из шкуры своей грешной, добивался своего. Жизненный опыт - вот моё истинное богатство. Но и бренным я не обделён. Живу в достатке полном, на имущество своё ни молясь, ни ругаясь. Не подумайте ж, однако, что я какой-нибудь там Господь Бог али фокусник какой. Отвечу вам, и неудачи и восторги - всего я познал, да поучаю вас: будьте теми, кем вы, пардон, являетесь. А ещё, значит, используйте, что имеете.
Отец мой, по-старому, купец третьей гильдии, был на первый взгляд и как вам может показаться, фигурой неудачной. Грамоту он, мало что в ней понимая, помощнику-куму всю оставил. Сам был, надо сказать, даже излишне недоверчивым; совсем не любил приглашений, как он зло выговаривал, "в круг товарищей", ясно показывал свою помещицкую породу. Дела у него шли "так себе", если смотреть со стороны; но я-то появился на свет как раз в разгар всего, что "делом" называется, и стало быть знаю, как отче счастлив был, проводя часы (да что там, и дни целые) с семьею своей. В доме, который он на радость бесхитростной матушки обустраивал, не жалея средств.
С детства, я и книги стали неразделимы. Я поглощал одну за другой, не особо вникая в грамматику и енту… как её… семантику! То есть смысл, говоря точнее. Книг у нас было много, потому что maman (ведь приучила!) любила читать бульварные романы, а отец - самолично собирать и вешать полки из лиственницы, что шла на продажу.
Помнится, maman потребовала специй, и я впервые за прожитые четыре года увидел беспокойство на папином лице. Но были доставлены и сладкий перец, и имбирь, и гвоздика, и сельдерей, лавровые листочки и всё остальное. Соус, в котором было, кажется, замешано всё перечисленное и не перечисленное, был подан на стол со всей прочей снедью, как всегда, заранее - так было принято у нас потому, что папа всегда желал чем-нибудь удивить и порадовать maman, и на этот раз ему бы это действительно удалось. Удалось, если бы я, пропустив нашу служанку Парашу, не проник на кухню и не стащил бы миску с пряным яством, чтобы далее скрыться в своей комнате.
Новая книжка, которую привезли maman, была столь свежей на вкус, столь приятно хрустела, что я, возможно, был самым счастливым ребёнком на свете. Я уже доедал четвертую обильно смазанную соусом страницу, когда стали слышны беспокойные возгласы. Меня тогда долго ругали, особенно, отец, который назвал меня негодником и пригрозил сдать отцу Михаилу - полусумасшедшему приходскому священнику.
Я многое помню. Кажется даже, что я могу в подробностях припомнить любой год своей жизни. Но моменты детства мы обычно видим не так, как это было на самом деле, исключая, конечно, эмоциональный аспект.

Что ж, действительно моё будущее было очевидно каждому. Но, поверьте, только не мне. Думаю, что стремлением к обособленной жизни, "отрицательным" характером своим, а также непоколебимой уверенностью в собственной правде я целиком и полностью обязан родителям своим. Конечно, они не одобряли моих взращенных знаниями идеалов, моих неординарных потребностей, что воспринимались за "детские капризы" и эксцентричного поведения, выходящего из невозможности реализовать свои планы в известном "сословном" семейном положении. Я как Франкенштейн, слепленный из материала, коим только и располагали мои дорогие родители, воспротивился своему предназначению. Но ведь я и не добился бы всего, чем могу похвалиться сегодня, кабы не они. Сплошные, скажу я вам, парадоксы окружают нас при жизни.
Со временем, мои отношения с книгами улучшились, и maman позволила мне перечесть все шедевры предшествующей критическому реализму беллетристики. Пожалуй, к тому времени я разделался со всеми известными сказками... Учась в чётвертом классе классической гимназии, я поражал товарищей знанием всевозможных басен. Особо любил я ко всяким казусам остроумно пришпиливать эзоповские мотивчики, причем частью сочиняя на ходу. Тогда же, впервые я попробовал себя на поэтическом поприще.
С Володей - одним из видных гимназистов, который не упускал ни одного случая, чтоб не поспорить со мной на важные научные и философские темы - мы устроили своеобразный поединок. Дело в том, что мы могли бы заделать прекрасную дискуссию, но то ли характерами мы не сошлись, то ли по каким-то иным причинам не понимали друг друга, и всегда благое вроде бы дело доходило до взаимных обвинений, ссор и перепалок. Я предложил ему излагать все мысли и аргументы стихотворно. Он был рад этому предложению, заметив, что конечно так и любой раскалённый до предела спор станет красивым и значительно более возбуждающим. Тут же мы принялись пробовать это необычное средство достижения всевластной Истины. Поскольку как-то надо было начинать, я обвинил Володю в консерватизме, что, надо сказать, всегда действовало безотказно. Помню, он выдал нечто несуразное:

Ебал слона и носорога
А также саранчу ебал
Мои таланты все от Бога
А либералов я - ебал.

Вообще-то никогда я себя либералом не считал и не выдавал себя за оного, так что, поскольку суть игры заключалась не только в меткости, но и в ответной скорости выдаваемых "стихоплетей", мой ответ мог показаться неадекватным. Я изрек:

Конечно, трахнуть осьминога
Полубеззубого крота
Ужасно сложно, но возможно
Коль есть желанье иногда.



Володю понесло:

Зачем всю жизнь трудиться мне
Чтоб разбирать придурков бред
Свободы слова буду вне
Но буду жрать сытной обед!

Вот такой был Володя! Что называется, не иметь чувства юмора! Что ж, как всегда на том дело и кончилось, и я удалился от оппонента, не понимая, зачем Матушка-природа рождает людей разными, не давая им возможности ярко и счастливо жить в полном согласии и доверии друг с другом.
Молодость! Помню я молодость, тогда, кажется, и жил по-настоящему, а сейчас только помогаю жить другим, ещё молодым, надеясь, что за человека будут считать будущие поколения. Так что, мотайте на ус, а если не мотается - брейте! Я таки всё же дураком был; от того-то и мудрость пришла, что множество глупостей нагородил поперек своей судьбы да естества человеческого. Есть мне цена али вовсе нуль полный - вам решать, только вам, коли душа в вас живет да питает разум. Казалось, и вовсе не доживу до старых годков при той неистовости, что была заметнейшей моей чертой…

Вы наверняка поразитесь, когда услышите следующее: не смотря на прилежность и примечательную упорность в трудах своих, к удивительным открытиям я пришел совсем недавно. Сколько нужно было идти избранной дорогой, сколько пота нужно было пролить, чтобы в один прекраснейший из прекраснейших дней обнаружить перед носом Царскую Дорогу Неизведанного! Какое радостное мученье, сколь глубокое удовлетворение доставляет очевидность результатов, ради которых ты готов отдать все отведенное тебе время! Но какой ужас осознавать потустороннюю силу, что перстом своим указывает на тебя как на Избранного, но показывая свою непостижимую волю, не оставляет сомнений в необходимости человеческих границ. С каким трепетом и благодарностью ты смотришь на эту силу. Воистину, если горд человек, то есть чем гордиться! А мне есть, чем.
Я утверждаю: каждый человек суть символ. Символ же суть понятие посредственное. Мы можем видеть людей символами. В этом случае мы понимаем образ каждого человека как направленное на нас зеркало Абсолюта. Но в большинстве своем люди сторонятся Постижения и предпочитают обыкновенные зеркала, что могут, в принципе, как служить, так и вредить владельцу, но получается и то и другое. Люди, которые не видят в каждом человеке зеркало, обрекают себя на участие в суетном круговороте, и не видят истинной природы Человека. Да, в плане сексуальной ориентации я монист-идеалист, но что толку говорить о том, чего нет? Схематически эти два типа людей я представляю так:

<><><><><><><><><><><><> --- первый тип.
>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>> --- второй тип.

Сущность отдельного Человека-для-себя, в независимости от его принадлежности к какому-либо типу, так:


---------- суть --------------




Так вот, субъективно я принадлежал ко второму типу, но как выяснилось, был ориентирован на "самоуничтожение" и переход к первому. Разумеется, никто не рождается предопределенным и никто не имеет врожденных качеств, если не иметь в виду биологическую норму. И вообще, я бисексуал по теории…
Дело в том, что бо??льшую часть своей жизни я провел в ожидании. Но ожидании не обычного характера: в определенном смысле я был весьма плодоносен, но никогда не почивал на лаврах. Я ожидал, что однажды сквозь призму своих существенных свойств я познаю Абсолютную Истину или какую-то её часть, кусок - я не был уверен до конца. Упрощая, можно сказать, что я просто чего-то ожидал и, таким образом, дождался. Но на самом деле, такое упрощение ущербно; потому, что отчуждает вас от действительного диалога с автором, а меня (как высказывающегося) отчуждает от читателей. Получается беллетристика какая-то! Такие упрощения - ложные и это важно понять. А для того, чтобы это понять, нужно с помощью мускулистого скепсиса выявлять истинное положение вещей. Просто, не правда ли? А поскольку высказываюсь я, и тот факт, что я искренне уверен в своих эмпирических опытах, действительно привлекателен (раз уж вы дочитали до четвёртой страницы), то задача вообще упрощается, требуя от вас лишь глотательного рефлекса.
Я не думал никогда, что самые важные мысли могут быть высказаны. Но я познал не только эту возможность, но и то, что существует самая важная мысль. Нам не хватает цельности. Раньше я полагал, что нам не хватает полноты, что каждый день мы обязаны стремиться к ней, и этот путь вечен, то есть, он - человеческая жизнь. Пожалуйста, подумайте над этим. Мне интересно весьма, как вы воспримите это, ведь сам я достиг этой мысли лишь чрез невообразимое. Мне так же интересно как вы вообразите это невообразимое. В угоду вашему интересу я расскажу то, что считаю исключительно существенным для себя, но предупреждаю: вы можете обнаружить себя посреди пустого места.



2

В то, что называют самостоятельной жизнью, я окунулся в тридцать шесть лет. В это время я уже успел разочароваться в возможностях, предложенных мне державой. Моя женушка - Марья Федотовна Зазубрина - тоже происходила из купцов. Родители её и добрым и покладистым нравом отличались, желали ей лишь счастья и старались не вмешиваться в её личную жизнь, не портить ей планы. По натуре она была беспокойной, но добившись своего, старалась сохранить результат. Пожалуй, я покажусь привередливым, но я бы сказал, что в целом она была просто привлекательной, однако было в облике её нечто особенное, что поразило меня на месте. Прежде всего, её глаза… Казалось, они были наполнены лунным светом.
Я не буду рассказывать при каких обстоятельствах мы познакомились, как я опаздывал на назначенные свидания (идея которых принадлежала нам обоим, поскольку она также была начитана), как мы обменивались самодельными талисманчиками и как мы будучи в разъездах переписывались. Это был тот самый переходный период, после которого начинается размеренная жизнь, уже не так обремененная поиском ориентиров, и про это много написано.
Как человек, Марья Федотовна сыграла самую значимую в моей жизни роль. Она взяла на себя ту тяжесть, которая теперь, после её смерти, вновь тянет мое тело к земле. Она была самым настоящим другом; я почувствовал, что никогда не отчаюсь в своих поисках в её присутствии. Никогда не мешая мне в трудах моих, она умела помогать при всех моих несчастьях.

Надо сказать, жили мы в достатке, но умеренном: я часто уезжал к родне на север и не беспокоился за торговые дела, которые по-прежнему висели на Прохоре (сыне крёстного). Однажды, когда я был в выезде, пришло письмо из родного N. Его содержанием я был потрясен и на время лишился дара речи: отписывала не Марья Федотовна, а Прохор, который сообщал о её безвременной кончине. На следующий же день я трясся от холода, сидя в вагоне экспресса, и всю дорогу размышлял, от чего бы это Марья Федотовна, к которой до сих пор не подступалась ни одна болезнь, могла скончаться. В том, что она умерла по причине какой-то страшной болезни, я не сомневался - каждый день она проводила дома за чтением и вязанием, а также в нашем саду и очень редко ездила в гости к подругам, которые как раз предпочитали гостить у нас.
По приезду выяснилось, что незадолго до смерти Марья Федотовна изволила отобедать сомнительными грибочками, потом же вышла из дому и кинулась на грабли, которые (о, ужас!) пронзили её доброе сердце. Я горевал так, что Прохор, глядя на мою с похмелья рожу, осторожно намекнул о завещании. В конце концов, успокаивать меня приехала cousen. С этого-то времени и начали "со мной твориться странные вещи".
Перво-наперво я стал замечать, что сам с собой разговариваю, чего раньше никогда не случалось. Потом я стал замечать себя, без цели разгуливающим по городу. Потом я стал садиться за свои давно заброшенные тетради. Наконец, я почувствовал, что моя голова светлеет, а мой "рассудительный аппарат" цепляется за что-то ну совершенно необычное. Я дал себе клятву выяснить это "что-то" и подарить последующим поколениям. Нужно было хорошо подготовиться.

Я помню этот день в мельчайших подробностях. Ночью мне снились необыкновенные, похожие на знаменитого минотавра, грызуны; между ними шла какая-то война, причем внутри лагерей - тоже. Видно было, что намечается решающая битва, и вот две лавины устремляются друг на друга в свирепом желании уничтожить одна другую. Но что-то останавливает их, они вздымают глаза наверх и - с неба прямо между враждующими войсками падает огромный светящийся проникновенным голубым светом шар. Грызуны - сначала в недоумении, потом с радостью - смотрят на него. Разбросано оружие и амуниция, звери спешат к спасительному шару, принимая его, наверное, за кусок неба. Тут я, кажется, стал осознавать своё присутствие, потому как был отстранён от этой общей эйфории, наблюдая за действием будто бы с высокого холма. В один момент стало темно и рассыпались звезды, а шар оставался прежним, даже стал ярче исходивший из него свет. С разбегу загадочные зверьки прыгают на него, впиваясь своими когтями в гущу материи, задние ряды запрыгивают на прочно устроившихся товарищей, и вскоре весь шар становится покрытым задыхающимися в экстазе волосатыми тушками. Что удивительно, места хватило всем. И вот распластавшиеся на самом верху бывшие воины сцепляют лапы, их примеру следуют остальные. Шар покрывается чудной сеткой. Никто из зверьков не срывается: то ли от всеобщей поддержки, то ли оттого, что их тела присосались к шару. Становится ещё темнее. Вдруг, словно по чьей-то команде сетка начинает странно вибрировать, а из промежутков прямыми лучами во все стороны выбивается ярко-синий свет. Всматриваюсь и вижу: все звери с прежней радостью в такт ебут эту Сферу Мира и из пастей их вырывается какой-то странный хрип, который означает подчинение. Некоторое время я смотрю на это зрелище. Неожиданно, с оглушительным гудением шар трескается и распадается на части. Я не вижу, что произошло с бывшим воинством, потому что в глазах окончательно почернело. Лишь некоторое время спустя по всей земле распространился тусклый красноватый отсвет и я увидел себя, стоящим и вглядывающимся в темноту перед собой. Меня оглушает чудовищной силы грохот, и в этот момент становится ярче. Тот, кто был мной, догадывается и смотрит наверх. О, Господи, что же это! Я вижу темное небо и красные звезды. Никогда, никогда я не видел, чтобы звезды выглядели угрожающе, они смотрели на меня! С прежней силой раздается грохот, я вижу как расходятся по сторонам земляные пласты. Господи, Господи, слишком поздно! Я падаю, всё во мне напрягается, я готов зарыдать, но всё потеряло значение и я был один. Я взываю к Господу, громче и громче, я ору во весь голос, чтобы услышать себя. Наконец, я осознаю: Господь ещё не родился. Сжимается сердце…
Я проснулся в ледяном поту, делал долгие попытки отдышаться - во время сна меня действительно охватило удушье. Вся кровать была сырой от мочи. Оказалось, что я ещё и обосрался. Впрочем, приснившееся оставило меня в покое довольно быстро: завтракать я сел взбодрённый утренним душем и как всегда верил, что сегодня - день особенный. Меня почему-то сразу потянуло на воздух. Пока я глотал скромную, но с душой приготовленную пищу, окно так и игралось, отражая мою физиономию на фоне панорамы дня, освеженного весеннем дождём. Наконец, я вырвался из душных объятий помещения, захватив с собой трость-зонт и тонкий коричневый плащ.
Улица встретила меня не только вновь начавшимся ливнем, которому меня-то только и не хватало, но и спешно несущимися навстречу моему вниманию сторонними мыслями. "Вот Кузьмич-то, ха-ха, попахает сегодня", "Пчелки, хе-хе, где вы?" - начал рассуждать я, но вовремя стукнул себя по голове. Так что, прохожему (который, кстати, не замедлил появиться) могло показаться, будто человек о чём-то подзабыл. Я сыграл эту роль, надев свой плащ поверх промокшей рубашки, но впрочем, меня всё равно приняли за идиота…
Я свернул с дороги и зашагал по зарослям нескошенной травы в направлении леса. К удивлению своему, я обнаружил под ногами тропинку. "Отлично" - подумал я. Через пятнадцать минут я был на месте, то есть, у края нашего ельника. Тут-то меня и поразило на месте. Я встал как вкопанный. Дыхание сбилось и остановилось вообще. Через какое-то время хитрый организм вывел меня из полубессознательного состояния, я подумал: стою вот тут, словно молнией пораженный, а мной и управляет кто-нибудь. Мысль - одна секунда - и я очнулся.
Как бы вам объяснить? Со мной такое произошло впервые, и одно это заставило меня надолго задуматься. После поразившего меня приступа я понял, что забыл что-то очень важное. А может, даже не забыл, а познал. Но в таком случае вопрос: а что я познал? Очевидно, это и предстояло вспомнить.

Далее я привожу те мысли, которые привели меня к искомому результату. Отдельные моменты я счёл нужным прокомментировать.

"Целый список даже!1 Ёбрмать! Бобра мать. Я ебал бобра! То есть… ну, конечно! Эй! Хх. Мм. Та-а-ак… Когда был зол - ебал камзол.2 Когда был полон добра, выеб в кустах бобра. О! Деньги я давно пропил - щас ебу ноотропил. Вошь, камзол, везти, стеречь - трахнул в понедельник печь! И с безмолвною тоской - хуй пришиб большой доской. Хер в очко жирафа - две монеты штрафа! И утюг ебал и блядь - шлюху трахнул (вот опять!) Еба-ать!!!3 Я лежа - ебал ежа! И ужа.4 У-у-у-ж-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а."5

Примечания:
1. Эта фраза подразумевала невозможность вложить в память всё, что могло прийти на ум. Напомню, что каждую новую мысль я воспринимал с исключительным вниманием. Однако одного этого было недостаточно - из кармана рубахи я вытащил свой дневник, который после смерти Марьи Федотовны всегда был при мне.
2. Над рифмовкой я нисколько не трудился - она сама пришла, ведь это был глас Высшего Разума… который напоминал мне о прошлых поступках (они реальны).
3. Это был, понятно, апогей.
4. Вот это "ужа"… На самом деле, никогда я не ебал ужа. Просто я переключил внимание на проползающего ужа. То есть, просто ужа. Который, проскользнув через мои туфли, исчез в высокой траве. Однакось, мне представилось как я ебу ужа, то есть я его выебал… ну, мысленно. То есть, я его выебал мыслью, так-то.
5. А вот на этой ноте я задумался. И надолго.

Улыбка расползлась на моей физиономии. Ещё бы! "Осталось ещё немного подумать и я додумаюсь! Чёрт побери этот ёбанный во все щели мир! Как я раньше не мог до этого доползти своими голодными от недостатка истины мозгами. Хотя нет, постойте-ка…"

Так я открыл ВГП. Не надо, прошу вас! Меня уже тошнит от благодарностей. Планета устала аплодировать…
Ну, конечно! Ужа. Бог ответил мне на мои вопросы. Я ужа ебал ужа. Когда я сказал "и ужа", слова стали излишни. Только одни вопрос мучает нас всех, господа: почему "ужа", а не "уже". Или почему "уже"?

ВЕЛИКИЙ ГРАММАТИЧЕСКИЙ ПАРАДОКС!


Заключение

Свои годки я доживаю в смирении, которое присуще всякому, кто познал Божественное. Недавно заезжал Прохор. Услужливой ухмылкой на роже своей сальной он напомнил мне о своём низком происхождении. Дабы показать силу аристократа я расчеркнул изящно подпись на совершенно белой бумаге, про которую Прохор хвалился не счесть сколько. Импортная, говорит, смотри как делают. Уж я-то эти завозные штучки знаю, говорю ему, а он-то и не обижается. Так и ушёл, улыбаясь во всё рыло.
Каждый день любуюсь природой - сокровищницей нашей. Пишут сейчас в газетах, мол, духовные ценности ничего уже не стоят. А я вот что вам скажу: наоборот, люди чувствительнее становятся. Прохожу мимо них, а за спиной слышится: "он того!" Откуда знают! Ведь чувствуют связь со мной Господа! Так что не читайте вы эти дрянные газетенки. Лучше свои печатайте. Да и мою историю можете приплесть. Буду благодарен вам.

Мой к вам P.S.
А вчера нахалы какие-то из дому выселять хотели. А сами-то оборванцы! Выпроводил я их.… Пусть теперь раны зализывают, черти, прости Господи!