За окном пятьдесят этажей до земли. Внизу на побережье океана рвутся на ветру пальмы. Тихий океан не утихнет ещо месяца три. Там рыбы ахуевают в зимний сезон.

- Не прокатицо ли на яхте, не развеяться ли - думает человек. Совсем я что то последнее время захирел в своем пентхаузе.
Скоко можно залезать на крышу и кричать непристойности против ветра, сколько можно сублимировать вхолостую? Я уже тридцоть лет записываю свои мысли. Пора встряхнуть этот убогий мирок. Хуй даже с нею с этой яхтой. Просто выйти и поразить весь мир своей невьебенной крутизной.

Человек забирается на крышу и крепит к плечам крылья старинново дельтаплана отороченного перьями. Последний раз он делал это тридцать лет назад.
- Эгегегей небо - кричит он потрясая худыми кулаками. Эгегей, я ухожу! Я спущусь на землю подобно Прометею! Я раздую огонь в тлеющих сердцах людей!
Небо, я запомню эти дни и ночи проведенные наедине с тобой - я запомню их навсегда, чтобы не случилось, какие бы испытания не выпали на мою долю. Небо мы стобой одной крови ты и я…

Тут налетает порыв ветра и человек кувыркается по всей крыше пентхауза нелепо махая поломанными крыльями. Потом бьется головой и жопой об спутниковую онтенну.
- Пиздец, ебанаврот.
Встает потирая жопу остатками крыла, некоторое время приходит в себя.
- Ну ево нахуй вапще - пойду вновь бдеть над печатными трупами великих. Небо я вернулся!

Чтобы отметить возвращение он заказал в номер бутылочку шампанского. Впервые за тридцать лет. Словно будда перед просветлением он накинулся на шампанское осушив бутылку враз, после чего упал на пол скрючив пальцы на руках и ногах, затем протяжно пернул и ззакатил глаза.
- Пездец мне.

И вправду - ему настал пиздецъ. Небо не прощает измен.