Завел я значится собачонку. Думаю, надо же животину призреть, а то как без хозяина мыкается, без службы да голодная. Да и мне прок – зальется лаем, знать буду, что незваный гость на пороге. На том и в дом привел.

Кормил на убой, пусть растет. Все туда было - как на дрожжах, холка, клыки, лапы, все чин - чинарем, выходи, гордись, что скотинка под твоим началом в такую красоту превращается. Джихой назвал - гордой собаке гордое имя.

И все бы нечего, но понять не мог, почему кобель, где жрет, там и срет. Злющий, погладить в руки не дается, всем руки кусает. Поводка не признает, людей все погрызть пытается. Думал Джихе внимания не хватает, жратвы, да и вообще собаку надо воспитывать как человека, с тем различием, что у человека совесть есть. Ошибся.

А Джиха все жрет, растет, и наглеет. Ссать и срать в коридоре начал демонстративно, на стол лезть мордой своей бородатой, лаять по поводу и без поводу, а поконцовке и на жену с детем кидаться. Пару раз еле-еле отбил, слава Богу, что поспел.

Вышел я как-то по утру за реку с Джихой прогуляться. Дошел до березки, коей, старожилы говорят, лет 112, накинул петельку. Джиха масть почуял, начал службу служить, руки лизать. Жалко стало, видит Бог, как жалко было. Глянул я в его глаза собачьи и сказал -  Что же ты  раньше думал, что волк, а на самом деле, жить-то хочешь с человеком? И вздернул…

Иду домой и смотрю – березы возле реки качаются.