*    *    *
Не помню сколько прошло. Много или очень много. Не считал. Да и не смог бы.
В последнее время часто приходит моя сестра. Пытается со мной говорить.
Раньше она что-то мне писала на бумажках. Но я тогда , не то что букв – я даже её толком не видел.
Потом жестами что-то пыталась – но не достучалась. Никак сообразить не может – понимаю я, что она мне показывает или нет.
С фотографиями тот же результат.
Бросила она это дело.
Жаль, мне всё веселее было.
Одному-то здесь удушающе колко. Неуютно. И ахуительно страшно.
В скорлупе этой, в самом себе.
А должно быть иначе.
Мы же привыкли сами себя внутри всегда развлекать. Телевизор смотрим, общаемся с кем-нибудь – а на самом деле изнутри на всё это смотрим и развлекаемся.
А тут кроме этого «внутри» ничего и нет.
И впустить никого не получается.
И вопрос вертится постоянно один и тот же:
«Хоть какая-нибудь блядь сможет ко мне сюда достучаться? Зайти, хоть на секунду?»
Обидно, что ни убежать, ни виноватого найти – здесь только я.
Эй, достаньте меня, я же здесь сдохну!
*    *  *
Все это время, оказывается, работал телевизор.
Неверное его уже давно не выключают.
Не помню, когда я стал его замечать?
Но я все равно вижу только цветные пятна. Поэтому происходящее на экране додумываю себе сам.
Потом сбиваюсь и снова дергаюсь: «почему именно так всё?»
И, поскольку ничто не отвлекает, я отчетливо осознаю, что там, впереди, за определенной такой точкой, поджидает что-то офигенно непонятное. И места уже ни для чего другого не остается. От этого нереально непонятного.
Неуютно, и от слова «которого я боюсь» спрятаться внутри себя уже нельзя.
Но я все равно пытаюсь убежать – пытаюсь вспомнить, как во втором классе учительница почему-то не разрешила Синицыну выйти из класса и он напрудил в штаны. ПМС или с мужем поругалась, а мальчик был скромный, воспитанный и терпел, насколько смог. И семья у него такая тихая - родители не устраивали учительнице скандала с криками и дракой. Пришли и интеллигентно так отчитали училку, с лекцией про мочевые пузыри. Мы всем классом под дверью подслушивали. Больше всего мне было жаль – она-то думала, что в школе её пацана никто не обидит. Верила в Макаренко.
Я потом часто представлял себя на месте Синицына. Или сестру свою – вот чтобы было с девочкой, если бы такое произошло?
Мне становилось жалко и Синицына, и себя, и сестру, но я всё равно обижал его вместе со всеми остальными учениками.
Блять, а сейчас я даже не знаю, испражняюсь я или нет. Когда это происходит?
Только наблюдая за действиями сиделки, я понимаю, что она меня подмывает. Но когда я испражнился и каким именно образом – загадка.
Возможно, я пукаю, и возможно ей прямо в лицо.
Уверен – Синицыну было проще.
*      *      *
Я бы сейчас всё отдал, чтобы пальцами почувствовать хоть что-то.
Я уже молчу про женщину. Про клитор.
Хоть ерунду какую-то. Как в школе, например, сидишь в окно смотришь, училку не слушаешь и машинально в носу ковыряешься. Потом вытираешь рукой козюли об парту снизу, и натыкаешься на сотни сталактитов из таких же козюль.
Мгновенно понимаешь, что не все они твои и одергиваешь руку.
Миллион ощущений от одного прикосновения.
Я уже молчу про женщин. Про клитор.
А ведь было время - и этого не ценил. Жалко. Все эти поебки без ощущений. Жалко.
Но и они мне не светят.
Я даже голода не чувствую – думаю, меня кормят через трубочку. По часам.
*  *  *
Мне снилось, что я занимаюсь сексом со своей сестрой.
Что она приходит, гладит меня по лицу и говорит, что ей меня жалко.
Потом прислоняет свою грудь к моим губам. По очереди, то левую, то правую.
Затем снимает трусы и садится на меня сверху. На лицо.
Удивительно – но во сне я был таким же, как и на самом деле.
Поэтому «сестра» это всё учитывала – потерлась клитором о неподвижные губы и умело подставила его под мои ресницы.
Я часто заморгал – помню, читал о таких ласках. Ресницами по клитору.
«Сестра» кричала от оргазма.
Обидно вот что – я так и не знаю: стоял ли у меня во время сна, было ли семяизвержение, действительно ли я СЛЫШАЛ стон и вообще – штозанах!?
Пришла потом сиделка и долго меня обмывала.
Была ли там сперма?
Догадывается ли о чем-то сиделка?
Два дня не мог смотреть на сестру.
Пытался что-то простонать им – не вышло.
*  *  *
Сегодня меня куда-то везут.
Оказалось, что к экстрасенсу.
Я здесь внутри изметался весь, как только понял куда попал. Ясное дело – шарлатанство и обман. Только денег зря заплатим.
И сделать ничего нельзя. Я же тут, внутри сижу.
Я уже и моргал, и кричать силился – чуть с ума не сошел. Думал – сердце не выдержит.
А сестра с сиделкой только пот мне со лба вытирают и поглаживают, мол, все будет хорошо.
Если там, «за чертой» хоть на половину так же, то нам всем - пиздец.
Вот мое мнение.
Видать меня чем-то отпаивали, потому что я у экстрасенса неожиданно успокоился.
Плюнул тут, внутри себя, и начал смотреть по сторонам. Насколько мог.
Вокруг такие же, как и я. Общество Анонимных Неудачников. Принесли денежки шарлатанам – и кланяются: у меня первого возьмите, от души, мол.
Блять, как я лохов ненавижу. И себя. Потому, что сам – лох. Но тех, кто помогает мне им быть, тех, кто оправдывает мое лоховство, ненавижу страстно.  По-настоящему, как себя.
Я всегда этой ненавистью упивался. Пока бедным был – богатых ненавидел, мол: «Вы все лохи! Я бы с вашими деньгами – был бы счастливее вас всех вместе взятых!» Стал прилично зарабатывать, смотрю, а все так же: лох – лохом.
И уже совсем перед тем как отключиться – простил я их всех.
Увидел дядьку какого-то с парализованной девочкой на руках. Мне через его очки очень отчетливо глаза видно стало.
Всё этот дядька понимал. Что наёбывают его. Но иначе он свою любовь к дочке выразить не мог – только через деньги, отданные шарлатанам.
И надежда где-то в уголке его взгляда билась.
Как бы дать сестре понять, что я бы через очки всё видел?
*  *  *
Как я тут заебался – лежу все время и боюсь.
Представьте себе, что вы идете по темному коридору, в котором вы точно знаете - есть опасный предмет. Но идти нужно. И вы идете крайне осторожно. Медленно. Вдруг чувствуете, что опасный предмет уже разрезал вашу кожу и мышцы, раздвинул ребра. Вы замираете. Вы хоть и знали, что вас ждёт, но, оказывается, готовы не были.
А теперь представьте, что это чувство у вас все время. Даже когда спишь.
*  *  *
Я придумываю сам себе шутки, чтобы отвлечься.
Например: в такой дождь птицы сразу превращаются в рыб.
Тут все равно никого нет, поэтому, как получается, так и шучу.
Открываю глаза. В комнате уже светло. Пришла сиделка.
Как я сейчас понимаю, это какая-то знакомая моей сестры.
Девушка молодая – может они на бывшей работе познакомились.
Сиделка меня обмывает.
Я лежу в нагом естестве перед ней, и внутри себя подмигиваю ей. И ебу её. Ебу во всех позах,  как полагается, как в порно-фильмах. Хотя я порнуху не очень люблю – мне все время потом кажется, что у меня хуй маленький.
К концу процедуры сиделка вдруг останавливается и смотрит на меня. Я автоматически ей подмигиваю.
Она указывает рукой на мой пах и делает какой-то жест.
Я не понимаю – стояк что ли?
Она смеется, долго гладит меня по лицу. Потом целует.
Долго.
Потом покрывает поцелуями всё лицо.
Мне трудно дышать, я закрываю глаза и задерживаю дыхание.
Вдруг замечаю, что она уже раздета.
Когда она успела?
Девушка, прямо как во сне, садится мне на лицо. Я ничего не вижу. Но через несколько мгновений она ловко приподнимается и я отчетливо понимаю, что касаюсь её клитора ресницами.
Она что? Не в первый раз это делает?
Блять, не отвлекайся! Моргай, пусть она дернется и застонет!
Я стараюсь не отвлекаться, даже на мысль – ласкает ли она сейчас мой член? Хоть бы он и не стоИт.
Стараюсь сосредоточиться на касании.

Когда я прихожу в себя я вижу сестру – она стоит возле меня, слева. На стуле у ног сидит сиделка.
Сестра улыбается и гладит меня по руке (я это вижу).
Я закрываю глаза – неужели она всё это видела?
В любом случае – я рад, что сестра нашла способ со мной общаться.
За деньги или без – мне здесь, внутри, абсолютно похуй.